Тени возвращаются - Флевелинг Линн. Страница 35

Кенир хихикнул:

— Смотри, чтобы илбан не услышал этого. Их привезли издалека, откуда-то из-за Гейтвейдского океана. Одна такая рыбка дороже любого из нас.

— Господин Ихакобин, должно быть, очень богат.

— И к тому же он очень влиятельный человек. Он один из главных алхимиков Пленимара. Сам Владыка часто советуется с ним по поводу своего сына.

— А что с ним не так?

— Мальчик ещё очень мал и слаб зоровьем, он страдает недугом, с которым не могут справиться ни врачи, ни священники. Лекарства господина Ихакобина — вот все, на чём он держится, насколько я слышал. Раз в неделю приезжает посланец за новой порцией лекарства, иногда чаще, если мальчику становится хуже. И бывает даже сам наместник, как ты видел сегодня.

Так вот зачем им понадобилась моя кровь! Если бы Ихакобину удалось вылечить сына Владыки, то он, вероятно, он стал бы самым влиятельным человеком в Пленимаре.

— Почему же илбан до сих пор не при дворе в Беншале?

— Я думаю, что это скорее показатель его значимости: то, что Владыка разрешает ему жить там, где хочется. Они в очень хороших отношениях. Его Величество тоже приезжает сюда иногда.

— Ты видел Владыку?

— Да. Это очень властный и честолюбивый человек.

Алек жадно впитывал информацию.

— Ты не считаешь, что алхимия это то же, что некромантия, ведь и она использует кровь для своих целей?

— Ни в коем случае! Хозяин презирает некромантов даже больше, чем магов.

Кенир оглянулся, удостоверяясь, что охранники все еще за воротами в дальнем конце сада:

— Его также беспокоит то влияние, которое они имеют на Владыку. На большей части страны они не могут заниматься своими делами открыто, но самых сильных из них он держит при дворе, и илбан считает, что он чересчур доверился им. Ползут слухи, что он использует их против собственного народа, также, как делал раньше его отец. И что бы там ни думали вы, скаланцы, пленимарский народ не испытывает никакой симпатии к некромантам. Они ведут страну к упадку, и есть те, кто считает болезнь молодого наследника наказанием, ниспосланным Бессмертными.

Алек обдумывал всё это, наблюдая за рыбами, толкавшимися среди стеблей в поисках больших крошек. Его единственным опытом общения с пленимарцами до настоящего момента был плен, когда он оказался в руках солдат и некромантов, но если сами люди были другими…, если они ненавидели своего правителя и его грязных фаворитов, то возможно он мог бы найти у них поддержку, когда убежит.

— Он сказал, что для его целей очень важно именно то, что у меня была такая мать.

— О! А из какого ты клана?

— Хазадриелфейе.

Кенир оторопело посмотрел на него:

— Те, что бежали на север? Я никогда не слышал, чтобы они смешивали кровь с чужаками. Некоторые даже говорят, что они давным-давно вымерли.

— Я никогда не видел родственников моей матери, и не знаю, как она познакомилась с моим отцом. Он никогда ничего не рассказывал мне, кроме того, что она умерла. Позже мне стало известно, что едва я родился, он забрал меня, чтобы её родня не смогла убить меня, как они делают со всеми яшелами. И всё же они убили её, до того, как отцу удалось спасти ее.

— Это очень грустно. Мне жаль.

— Ну не то чтобы я помнил её. Я не так уж много знал о ней, кроме того что…, - он поколебался, но черт побери, почему он должен так опасаться единственного человека, кто был по-настоящему добр с ним здесь?

— Ирейя. Её звали Ирейя-и-Шаар. Оракул показал ее мне. И это на самом деле то немногое, что мне известно.

За исключением того, что она умерла, спасая жизнь моего отца. И мою.

— Значит, ты даже не знаешь, где обитает её народ?

— Точно не знаю. Хазадриелфейе убивают любого чужака, попавшегося им на глаза, так что все стараются избегать тех мест. Те же, кто рискнул, никогда не возвращались.

— Должно быть, тяжело не знать родных фейе, когда ты сам так похож на них.

Алек пожал плечами:

— Мне без разницы. Я же сказал, что долго и не подозревал об их существовании.

Это было, конечно, неправдой. С тех пор, как ему тогда дали посмотреть на мать, ему часто снилось её лицо и взгляд, полный муки, когда она передавала новорожденного сына в руки отца. Он много раз размышлял о тайных тропинках у подножья Железных гор, которые хорошо были известны его отцу и которых тот тщательно избегал. Каждый в Керри знал легенду о фейе, живших где-то за перевалом Дохлого Ворона, хотя многие считали это всего лишь легендой. Но в старинных преданиях, которые рассказывают у огонька в таверне, говорится о темном и опасном народе, убивающем неосторожных охотников, осмелившихся нарушить их границы.

— Тебе известно, что собирается сделать со мной Ихакобин? — спросил он, кидая крошки рыбам.

— Как я уже говорил, Алек, я делаю лишь то, что мне говорят. Он не доверяет мне никаких секретов.

Кенир стоял, вновь подставив лицо солнечным лучам, прикрыв глаза и улыбаясь, словно обрел покой в своих мыслях. Видя его таким, Алек вдруг подумал: "Клянусь Четвёркой, да он красавец!"

От этой предательской мысли он даже оторопел и тут же устыдился её. Откуда, чёрт подери, такое лезет в голову?

К счастью, Кенир ничего не заметил.

Алек сосредоточился на рыбах, снова чувствуя себя виноватым и с досадой вспоминая, какую свару затеяли они с Серегилом, когда тот предложил, чтобы он нашел себе подружку, которая согласилась бы родить ему детей. И вот теперь он был здесь, и заглядывался на другого мужчину. Прости меня, тали!

После почти двухнедельного отдыха и хорошей еды, Серегил сказал себе, что чувствует сегодня прилив сил, однако несколько кругов по комнате заставили его изменить мнение. Обессиленный и мрачный, он даже не стал сопротивляться, когда Зориель поставила его стул к окну и усадила его там с миской утренней каши, подоткнув одеяла ему под колени, словно какому-нибудь старику. Какой бы магией ни воспользовались работорговцы, она повлияла на него гораздо сильнее, чем всё, с чем он когда-либо сталкивался. Кроме, пожалуй, того амулета, который они с Алеком так неосторожно украли у пленимарского герцога вскоре после своего знакомства. От той неприятной истории у него навсегда остался шрам на груди.

Он пристально вгляделся в сад внизу, словно ещё раз прокручивая в голове возможные пути бегства: высокое дерево, каменная кладка, за которую можно неплохо ухватиться, плети роз. Из того немногого, что ему было видно, он сделал вывод, что это загородный дом, а это создавало определенные неудобства. В городе было бы легче затеряться: открытые же поля, скорее всего голые в это время года, были наихудшим вариантом.

Что проку волноваться об этом пока я не стал достаточно силен, чтобы попытаться бежать! Чувствуя себя более разбитым, чем когда-либо, он уперся подбородком в кулак и стал смотреть на искрящийся фонтан. В бассейне, который он не заметил прежде, плавало много больших рыб. Это было верным признаком богатства, хотя об этом он уже и раньше догадался.

Ещё там пили и купались голуби, но их вспугнули люди, появившиеся в закрытом портике. Он ожидал увидеть детей с их нянькой, но это были двое более высоких человека, чьи лица были скрыты вуалями. Они на время исчезли из виду, но затем вновь появились на одной из дорожек, ведущих к фонтану.

— Алек! — У Серегила захватило дух, и он вскочил на непослушных ногах, впившись пальцами в прутья решетки. Не могло быть никаких сомнений: даже с вуалью и в бесформенной одежде он узнал своего возлюбленного по его осанке и походке, по косичке, спадавшей на спину поверх его плаща.

Он жив! Он жив, и он здесь, в этом доме!

— Алек! — закричал он.

Когда стало ясно, что Алек его не слышит, Серегил начал колотить в толстое стекло между прутьев. Стекло не поддавалось и, кажется, даже звук его ударов не достигал ушей тех людей в саду. Но это не останавливало его, он кричал до хрипоты. Колеблясь между облегчением и разочарованием, он осел возле прутьев решетки, не замечая слез, катившихся по его щекам, и упиваясь видом своего тали, живого и очевидно благополучного.