Грифон торжествует (ЛП) - Нортон Андрэ. Страница 18
Ни один из моих спутников даже не взглянул на этого смутно вырисовавшегося стража. Не обратили они внимания также и на второго. Вместо клюва и рыла рептилии второго увенчивала голова мертвеца, напоминавшая череп людей моей расы. Существо это внушало даже большее отвращение, выглядя так, словно подверглось длительному разрушению: полоски сгнившей кожи прочертили скулы и подбородок, от носа осталась только половина. Но глаза желтого цвета сохранились.
Я не издал ни звука, когда мы проходили мимо этих стражей, потому что решил, что не выкажу своим спутникам ни намека на то, что нахожу странным в этом лесу. И чтобы сохранить чувство собственного достоинства, я должен был под внешней невозмутимостью и выдержкой скрывать внутреннее беспокойство.
Миновав стража с черепом, мы сделали по крайней мере пять поворотов, когда Херрел наклонился вперед и взмахнул рукой таким жестом, как будто хотел расчистить проем двери от скрывающих его перевитых побегов растений, чтобы вновь выпустить нас на божий свет.
И дальше лес разбежался в стороны, словно войска, совершающие маневр на окружение, сходясь вдалеке, у самого горизонта, в новую непроходимую преграду. А прямо перед нами открылась полоска свободной земли шириной не больше любого виденною мною поместья в Долинах. Низкие каменные стены отделяли ухоженные поля от пастбищ, где паслись лошади той же породы, что и те, на которых скакали Херрел и его товарищ. Чуть дальше к западу что-то голубело — небольшой пруд или озеро. Рядом с водой стояло странного пила строение — первое за все время моего пребывания в Пустыне, которое не производило впечатления развалившегося и заброшенного.
Стены первого этажа были выложены из кирпича, а верхние составляли хорошо подогнанные бревна. И, что самое странное, было очевидно, что бревна эти не представляли собой мертвую или прокаленную древесину — на самом верху из них вырастали ветки с живыми листочками так, что казалось, что они образовывают крышу.
Прямо к этому строению и подходила дорога, по которой мы выехали из леса. Однако на открытой земле эта дорога стала намного шире. Теперь и четверо всадников могли бы скакать на ней в один ряд.
Следовавший за мной по тропе человек не понукал свою лошадь, и мы двигались вперед точно в том же порядке, как и прежде, под ветвями деревьев, однако Херрел чуть снизил скорость, чтобы позволить мне идти рядом с ним. И именно теперь, впервые после того, как мы покинули лагерь, он заговорил:
— Охотничий домик, — и указал на строение. Над любым домом в Долинах, который какой-нибудь лорд выбирал для проживания, в самой высшей его точке всегда развевалось знамя. Но здесь оно отсутствовало. По обе стороны от этого полужилого здания расходились вбитые в землю колья, примерно раза в два выше меня. И у каждого сверху колыхалась разноцветная ленточка. Чем ближе мы подходили, тем больше этих эмблем я узнавал. Там, где лорды Верхнего Халлака использовали в качестве геральдического знака либо каких-то поражающих воображение чудовищ либо предметы, указывающие на доблестные дела одного из предков, здесь пестрели весьма тщательно изображенные рисунки хорошо известных животных или птиц.
Боров, вставший на дыбы жеребец, орел, горная кошка — всего было знамен двадцать, и ни одно из них не повторяло другое. Однако, если забыть о моих сопровождающих, здесь не было видно никого, кроме четырех человек, одетых в полосатые штаны и сапоги и работавших на полях. И ни один из них не оторвался от своей работы, чтобы показать, что заметил наше продвижение.
Херрел повернулся в седле и бросил поводья. Его конь остановился, как вкопанный.
— Ожидай! — бросил он в мою сторону одно только слово, затем прошел под ветвями с листьями, укрывавшими это здание, и толкнул тяжелую дверь. И тут второй мой проводник — или же стражник — развернул своего коня и ускакал прочь. Даже не обернувшись назад.
Я принялся рассматривать этот странный замок, желая получше понять, кто же в нем может жить. С обеих сторон двери у самого пола имелись оконные рамы, и каждая из них была покрыта решетчатой конструкцией из веток, толщиной где-то в большой палец. Однако эту древесину предварительно обработали — она не имела ни листьев, ни сучьев.
Но вскоре мое внимание перешло на какое-то смутное движение среди располагавшихся наверху листьев, тем более странное, что отсутствовало даже малейшее дуновение ветерка. В листве то тут, то там промелькнули небольшие головки — два или три раза, и лишь на короткое мгновение — а затем они снова исчезали, прежде чем я успевал присмотреться к ним. Однако они не казались мне знакомыми животными или рептилиями, не были эти существа и птицами.
В памяти отложилось длинное, резко выдававшееся вперед рыло, с длинными клыками. А выше располагались глаза, блестящие, пытливые, понимающие… да, ПОНИМАЮЩИЕ.
Теперь почти вся покрытая зеленью стена передо мною буквально сотрясалась. Множество этих маленьких созданий, должно быть, собралось прямо над крышей. Все это мне напоминало сборы перед вторжением какого-нибудь непрошенного гостя после тревожного распоряжения, отданного этим стражам, часовым или кем они там являются.
С той же внезапностью, как и покинув меня, возвратился Херрел, оставив, правда, дверь открытой, и жестом пригласил меня войти. Он даже не взглянул наверх, где скрипели сучья под невидимым грузом. Наблюдатели остались на своих постах, а я, стараясь внешне оставаться безразличным, миновал выступ крыши и вошел в зал этих всадников Пустыни.
Я ожидал что там будет сумрачно — из-за затемняющих свет решеток на окнах. Но вместо этого обнаружил зеленое сияние: через равные промежутки вдоль каменной стены стояли металлические корзины, а вовсе не те кольца для факелов которые широко использовались в Долинах. В каждой покоилось несколько шариков, размером с яйцо, и все они сияли, создавая таким образом вполне приличное освещение.
Сам же зал был мне привычен, и это указывало, что жизнь этих всадников не слишком отличается от жизни других людей.
Прямо передо мной стоял высокий стол. Однако без обязательных трех-четырех стульев для уважаемых гостей. Вместо них стол окружали двадцать кресел с высокими спинками. И не было второго стола для слуг, только один этот обеденный стол.
Возле третьей, дальней стены располагался большой камин, такой огромный, что в нем вполне можно было бы разжечь те огромные бревна, мимо которых мы только что прошли. Вдоль второй стены, с дверью, выстроились койки, на которые были свалены плащи и покрывала из высушенных шкур животных. Под каждой стоял сундук.
На стенах не было ни гобеленов, ни инкрустированных панелей, ни щитов. Однако дальше на камне, напротив которого располагался высокий стол, вырисовывались очертания коричнево-красной звезды, и цвет ее неприятно ассоциировался со цветом высохшей крови. В центре был выведен ряд рун и символов, при виде которых я поспешно отвел взгляд в сторону. Потому что мне вдруг показалось, что если смотреть прямо на них, то они оживут, свиваясь в кольца, словно обезглавленная змея, корчащаяся в смертельных судорогах. Я бросил взгляд на браслет на запястье. Голубизна его ни блекла, ни усиливалась. Быть может, это означало для меня {по крайней мере в тот момент), что я в безопасности: здесь нет Сил Тьмы. Мне не дали времени как следует осмотреться, потому что человек, сидевший на кресле прямо напротив меня перед центром той звезды на стене, нетерпеливо пошевелился. А до того он сидел с такой неподвижностью, что теперь, когда он наклонился вперед, я даже вздрогнул. Обе его руки покоились на столе. Ему не нужно было пытаться производить впечатление на посетителя, и так было ясно, кем он был.
На нем не было ни кольчуги, ни даже кожаной куртки, грудь и плечи были так же обнажены, как и у работавших на полях. Даже сидя, он производил впечатление мощи и силы — человека, знающего толк в сражениях на мечах. Тут же на столе лежал во всю длину и сам меч, а обе руки мужчины покоились на его ножнах.
Ножны эти были из лошадиной кожи, в то время как головка эфеса имела форму вставшего на дыбы жеребца, изображение которого я видел на одном из знамен. Справа лежал шлем, и гребень у него был того же исполнения, только больших размеров и с более проработанными деталями.