Икона - Форсайт Фредерик. Страница 42

Кузнецов быстро перевёл и выслушал Комарова, отвечавшего на звучном русском языке.

— Понятно, что я и Союз патриотических сил были разочарованы таким решением, но как демократы мы принимаем его. Для вас не будет секретом, мистер Джефферсон, что дела в стране, к которой я питаю глубокую любовь, идут плохо. Слишком долго некомпетентное правительство мирилось с бесхозяйственностью, коррупцией и преступностью. Наш народ страдает. Чем дольше это продолжается, тем становится хуже. Таким образом, можно лишь сожалеть об отсрочке. Я уверен, что мы бы выиграли президентские выборы в октябре этого года, но если их перенесут на январь — мы выиграем в январе.

Марк Джефферсон уже брал не одно интервью и по опыту знал, что ответ заготовлен заранее, хорошо отрепетирован, словно высказан политиком, которому много раз задают один и тот же вопрос и который без запинки отвечает выученное наизусть. В Великобритании и Америке установился обычай более свободного общения политических деятелей с представителями прессы, многих из которых они звали просто по имени. Джефферсон гордился своей способностью рисовать в газетной статье точный портрет, используя как высказывания интервьюируемого, так и свои впечатления, а не давать скучный перечень политических клише. Но сейчас перед ним был не человек, а автомат.

Репортёрский опыт уже показал Джефферсону, что западноевропейские политики привыкли к значительно большему уважению прессы, чем английские или американские, но здесь было другое. Русский держался замкнуто и официально, словно портновский манекен.

Задавая свой третий вопрос, Джефферсон понял почему: Комаров явно ненавидел средства массовой информации и сам процесс интервьюирования. Англичанин попробовал менее серьёзный подход, но у русского не промелькнуло и тени улыбки. В том, что политик воспринимал себя очень серьёзно, не было ничего нового, но этот человек фанатично упивался своей значимостью. Ответы продолжали звучать как заученные наизусть.

Он удивлённо посмотрел на Кузнецова. Молодой переводчик, получивший образование в Америке, владеющий двумя языками в совершенстве, светский и развитой, относился к Игорю Комарову с собачьей преданностью. Джефферсон сделал новую попытку:

— Вам хорошо известно, сэр, что в России реальная власть находится в руках президента, а это значительно больше, чем у президента Соединённых Штатов или премьер-министра Великобритании. Если бы эта власть была в ваших руках, то что бы вы сделали за первые шесть месяцев, какие бы изменения заметил объективный наблюдатель? Другими словами, каковы приоритеты?

И по-прежнему ответ прозвучал как политический трактат. Обычное упоминание о необходимости уничтожить организованную преступность, реформировать обременительную бюрократию, восстановить сельскохозяйственное производство и провести денежную реформу. На дальнейшие вопросы, каким именно образом можно достигнуть этого, следовали ничего не значащие клише. Ни один политический деятель на Западе не смог бы отделаться такими ответами, но здесь стало ясно: Комаров ожидает, что Джефферсон будет полностью удовлетворён.

Вспомнив инструкции, полученные от своего редактора, Джефферсон спросил Комарова, как он намерен осуществить возрождение былой славы русского народа. И впервые увидел реакцию на свой вопрос.

Что-то в его словах, казалось, ударило Комарова, словно электрический ток. Русский застыл, глядя на него своими немигающими светло-карими глазами. Джефферсон, не выдержав этого взгляда, отвёл глаза и посмотрел на магнитофон. Ни он, ни Кузнецов не обратили внимания на то, что лицо президента СП С покрылось смертельной бледностью и на скулах вспыхнули небольшие ярко-красные пятна. Не говоря ни слова, Комаров неожиданно поднялся, прошёл в свой кабинет и закрыл за собой дверь. Вопросительно подняв бровь, Джефферсон взглянул на Кузнецова. Молодой человек тоже казался удивлённым, но свойственная ему любезность взяла верх.

— Я уверен, господин Комаров скоро вернётся. Очевидно, он только что вспомнил о чём-то очень срочном, чего нельзя отложить. Он вернётся, как только освободится.

Джефферсон наклонился и выключил магнитофон. Через три минуты, коротко поговорив по телефону, Комаров вернулся, сел и сдержанно ответил на вопрос. Когда он заговорил, Джефферсон опять включил магнитофон.

Час спустя Комаров сделал знак, что интервью окончено. Он встал, с усилием кивнул Джефферсону и направился в свой кабинет. На пороге он подал знак Кузнецову следовать за ним.

Через две минуты советник вышел с явно смущённым видом.

— Боюсь, у нас проблема с транспортом, — сказал он, провожая Джефферсона вниз по лестнице в холл. — Машина, на которой вы приехали, срочно потребовалась, а другие принадлежат сотрудникам, но они работают до позднего времени. Не могли бы вы доехать до «Националя» на такси?

— О да, полагаю, что смогу, — произнёс Джефферсон, который теперь жалел, что не взял для себя машину в отеле и не приказал ожидать его. — Может быть, вы закажете для меня такси?

— По телефону больше не принимают заказов, — сказал Кузнецов, — но я покажу вам, как это делается.

Он провёл заинтригованного обозревателя от дверей к стальным воротам, которые, раздвинувшись, пропустили их. В переулке Кузнецов указал на находившийся в сотне метров Кисельный бульвар.

— Сразу же на бульваре вы за считанные секунды остановите проезжающее такси и доберётесь до отеля за пятнадцать минут. Надеюсь, вы понимаете? Было приятно, действительно приятно познакомиться с вами.

С этими словами он исчез. Крайне расстроенный, Марк Джефферсон направился по узкой улочке к главной дороге. На ходу он вертел в руках свой магнитофон. Дойдя наконец до Кисельного бульвара, он положил его обратно во внутренний карман блейзера. Он посмотрел по сторонам в поисках такси. Как и следовало ожидать, не было видно ни одного. Раздражённо хмурясь, он повернул налево к центру Москвы, время от времени оглядываясь назад.

Два человека в чёрных кожаных куртках наблюдали, как он вышел из переулка и направился в их сторону. Один из них открыл заднюю дверцу машины и выскользнул из неё. Когда англичанин оказался в десяти метрах от них, оба сунули руки в карманы и вытащили автоматические пистолеты с глушителями. Никто не произнёс ни слова, только раздалось два выстрела. Обе пули ударили журналисту в грудь.

Сила удара остановила идущего, ноги у него подломились, и он опустился на землю. Тело начало опрокидываться, но убийцы подбежали к нему. Один поддерживал его, а второй, сунув руку под пиджак, быстро вытащил магнитофон из одного кармана и бумажник из другого.

К ним подъехала машина, и они быстро забрались в неё. Когда машина с рёвом унеслась прочь, проходившая женщина посмотрела на тело, думая, что это пьяный, но, увидев струйку крови, громко закричала. Никто не записал номер машины. Впрочем, он наверняка был фальшивый.

Глава 8

В ресторане, находившемся недалеко от места убийства, кто-то из посетителей услышал крики женщины, выглянул на улицу и, воспользовавшись телефоном администратора, вызвал «Скорую помощь».

Поначалу медики думали, что имеют дело с остановкой сердца, пока не увидели отверстия от пуль на двубортном синем блейзере и не заметили кровь. По дороге в ближайшую больницу они вызвали милицию.

Час спустя инспектор Василий Лопатин из отдела убийств стоял в травматологическом отделении Боткинской больницы и мрачно смотрел на труп, лежавший перед ним на каталке, в то время как дежуривший этой ночью хирург снимал резиновые перчатки.

— У него не было ни единого шанса, — сказал хирург. — Единственная пуля, прямо сквозь сердце, с близкого расстояния. Она ещё там, внутри. При вскрытии её достанут для вас.

Лопатин кивнул. Большое спасибо. В Москве столько оружия, что хватило бы перевооружить целую армию, и его шансы найти пистолет, из которого выпущена эта пуля, не говоря уж о владельце оружия, почти равны нулю, и он знал это. Отправившись на Кисельный бульвар, он установил, что женщина, которая, по всей видимости, оказалась свидетельницей убийства, исчезла. Кажется, она видела двух убийц и машину. Никаких примет.