Икона - Форсайт Фредерик. Страница 88
— Бог мой! — Сэр Найджел Ирвин был искренне потрясён. Спать с прислугой — на это ещё можно закрыть глаза, но мошенничать в карточной игре… — Где он живёт?
— В Нормандии, на ферме. Выращивает яблоки и делает кальвадос.
Сэр Найджел на некоторое время погрузился в размышления. Доктор Проубин с сочувствием смотрел на него.
— Если Семён публично заявит, что отказывается принимать какое-либо участие в реставрации, то это будет считаться законным отречением?
Доктор Проубин с важностью надул щёки.
— Я бы считал так. Если только реставрация не произойдёт на самом деле. Тогда он может передумать. Сами понимаете, сколько у него в этом случае будет гоночных машин и доступных служанок.
— Но какова картина без Семена? Как говорят наши друзья-американцы, что мы имеем в итоге?
— Мой дорогой друг, в итоге, если русские захотят царя, они могут выбрать любого человека и сделать его своим монархом. Все очень просто.
— Были ли прецеденты, когда выбирали иностранца?
— О, сплошь и рядом. Случается время от времени. Посмотрите, мы, англичане, делали это три раза. Когда Елизавета Первая умерла незамужней, если и не девственницей, мы позвали Якова Шестого Шотландского и сделали его Яковом Первым Английским. Пережив четырёх королей, мы выгнали Якова Второго и пригласили на трон голландца Вильгельма Оранского. Когда умерла королева Анна, не оставив наследника, мы попросили Георга Ганноверского стать Георгом Первым. А он почти и слова не знал по-английски.
— А где-нибудь в Европе так поступали?
— Конечно. Греки — дважды. В 1833 году, освободившись от турецкого ига, они пригласили Оттона Баварского стать королём Греции. Он не оправдал ожиданий, и поэтому они его сместили и посадили на трон принца Вильгельма из Дании. Он стал королём Георгом Первым. Затем, в 1924 году, они провозгласили республику, в 1935-м восстановили монархию и опять отказались от неё в 1973 году. Никак не могли принять окончательное решение. Шведы лет двести назад оказались в затруднительном положении; тогда они посмотрели по сторонам и пригласили наполеоновского генерала Бернадотта на королевский трон. Получилось очень удачно: его потомки до сих пор сидят на нём. И наконец, в 1905 году принца Карла из Дании попросили быть Хоконом Седьмым Норвежским, и его потомки тоже до сих пор там правят. Если у вас пустует трон и вам нужен монарх, то не всегда плохо выбрать хорошего человека со стороны, чем бесполезного местного парня.
Глубоко задумавшись, сэр Найджел молчал. Теперь доктор Проубин уже заподозрил, что расспросы гостя носят не только научный характер.
— Могу я кое о чём спросить? — нарушил молчание герольд.
— Конечно.
— Если в России когда-нибудь встанет вопрос о реставрации, какова будет реакция американцев? Я имею в виду, что деньги в их руках, они единственная оставшаяся супердержава.
— Традиционно американцы — антимонархисты, — ответил Ирвин, — но они и не дураки. В 1918 году Америка послужила орудием для изгнания германского кайзера. Что привело к хаосу и вакууму Веймарской республики, и этот вакуум заполнил Адольф Гитлер. Результат нам всем известен. В 1945 году дядя Сэм специально сохранил императорский дом Японии. А результат? В течение пятидесяти лет Япония оставалась самой стабильней демократией в Азии, антикоммунистической и дружественной к Америке. Я думаю, Вашингтон будет придерживаться точки зрения, что, если русские хотят идти по такому пути, это их дело.
— Но это должен быть весь русский народ. Значит, плебисцит?
Сэр Найджел кивнул:
— Да, полагаю, что плебисцит. Одной Думы недостаточно. Слишком много поводов для коррупции. Это должно быть решением всей нации.
— Так кого же вы имеете в виду?
— В том-то и проблема, доктор Проубин. Никого. Из того, что вы мне рассказали, повеса или странствующий жулик не годятся. Послушайте, давайте подумаем, какими качествами должен обладать вернувшийся царь. Не возражаете?
Глаза герольда загорелись.
— Намного интереснее, чем моя обычная работа. Как насчёт возраста?
— От сорока до шестидесяти, согласны? Работа не для подростка и не для старика. Зрелый, но не старый. Что дальше?
— Должен быть урождённым принцем правящего дома, выглядеть и вести себя соответственно, — ответил Проубин.
— Европейский дом?
— О да, конечно. Не думаю, что русские захотят африканца, араба или азиата.
— Прибавьте кавказца, доктор.
— Он должен иметь живого законнорождённого сына, и они оба должны быть православной веры.
— Это преодолимое препятствие.
— Но есть ещё кое-что, — сказал Проубин. — Его мать должна быть православной христианкой в момент его рождения.
— Ох! Что-нибудь ещё?
— Королевская кровь у обоих родителей, предпочтительно русская хотя бы у одного из них.
— И старший или по крайней мере бывший армейский офицер. Поддержка со стороны российского офицерского корпуса сыграла бы решающую роль. Не знаю, как бы они отнеслись к бухгалтеру.
— Вы забыли об одном, — заметил Проубин. — Он должен бегло говорить по-русски. Георг Первый прибыл в Англию, владея только немецким, а Бернадотт говорил только по-французски. Но те дни давно миновали. В наше время монарх должен уметь обращаться к своему народу. Русским не понравится, скажем, выступление на итальянском.
Сэр Найджел встал и достал из нагрудного кармана листочек бумаги. Это был чек, и весьма щедрый.
— Послушайте, это страшно мило с вашей стороны, — сказал герольд.
— Я уверен, у палаты есть свои расходы, дорогой мой доктор. А не окажете ли вы мне услугу?
— Если смогу.
— Оглянитесь по сторонам. Посмотрите все правящие дома Европы. Посмотрите, не найдётся ли там человека, отвечающего всем этим требованиям…
К северу от Кремля, милях в пяти, находится Кашенкин Луг, где расположен комплекс телевизионных станций, передающих все телевизионные программы на всю Россию.
На одной стороне улицы Академика Королева расположен центр Российского телевидения, а на другой — так называемым Международный телецентр. В трёхстах метрах от них уходит и небо шпиль Останкинской телевизионной башни, самого высокого сооружения столицы. Отсюда ведутся передачи государственного ТВ, находящегося под ощутимым контролем правительства, а также двух независимых, или коммерческих, телекомпаний, передающих в целях своей окупаемости рекламу. Они делят между собой здание, занимая разные этажи.
Борис Кузнецов вышел из принадлежащего СПС «мерседеса» перед Телецентром. Он привёз видеокассету с записью потрясающего митинга во Владимире, проведённого накануне Игорем Комаровым.
Смонтированный и отредактированный молодым талантливым режиссёром Литвиновым, видеофильм демонстрировал полный триумф. Под крики бурно приветствовавшей его толпы Комаров разгромил бродячего проповедника, призывающего вернуться к Богу и царю, и с плохо скрытым сарказмом высказал сожаление по поводу пустой болтовни старого генерала.
— Люди вчерашнего дня питают вчерашние надежды, — гремел его голос над толпой сторонников, — но мы, мои друзья, вы и я, должны думать о завтрашнем дне, потому что завтра принадлежит нам.
На митинг собралось пять тысяч человек, но искусная камера Литвинова запечатлела их так, что казалось, будто их втрое больше. Несмотря на огромную стоимость эфирного времени, митинг собирались показать по коммерческому телеканалу, и его должны были увидеть пятьдесят миллионов российских граждан, то есть треть всего населения.
Кузнецова сразу же провели в кабинет продюсера, ответственного за составление программ крупной коммерческой телестудии, которого он считал личным другом и который, как ему было известно, являлся сторонником Игоря Комарова и СПС. Он положил кассету на стол перед Антоном Гуровым.
— Это было удивительно! — с восхищением произнёс Кузнецов. — Я присутствовал. Тебе понравится. — Гуров крутил в руках авторучку. — А лично для тебя у меня есть новости и получше. Большой контракт, деньги сразу на бочку. Президент Комаров желает обращаться к народу каждый вечер, начиная с сегодняшнего дня до дня выборов. Подумай, Антон, такого выгодного коммерческого контракта у твоей станции никогда не было. И кредит тебе, а?