Весеннее обострение - Добрынина Марина Владимировна "и Астральная Сказочница". Страница 59

Фрейлина действительно приобрела нездоровую бледность, лицо ее выражало такой ужас, что на нее даже смотреть страшно было.

— Я не виновата! — пролепетала она и попыталась упасть в обморок.

Саффа в одно мгновение оказалась рядом с ней, подхватила и сунула под нос какой-то пузырек. Тайя шумно вздохнула и попятилась от волшебницы, заверещав:

— Она мне какой-то яд понюхать дала! О, боги, за что? Я не виновата! Не виновата я, что он за каждой юбкой гоняется! Теперь я умру! Ааааа….

Заунывный вой был прерван звонкой оплеухой.

— Считай, что это было противоядие, — посоветовала Саффа, потирая ушибленную ладонь.

Получив по физиономии от волшебницы, девица начала говорить. В ходе краткого, но выразительного рассказа, выяснилось: мазь ей дала ее мать с наказом применить в нужный момент. Маменька этой юной нахалки, мол, таким образом замуж вышла, и отбоя от кавалеров у нее просто не было. Маменька не стала бы возражать и против того, чтобы ее дочка стала возлюбленной какого-нибудь высокопоставленного мужчины. А куда уж выше короля! Я, однако, унюхав снадобье, повел себя странно — бросился не на обезьянку, а на стоящую с ней рядом Селину, которая такому повышенному вниманию рада не была.

— Кстати, Валь, а почему? — спрашивает Дуся.

— А я откуда знаю?

— Вероятно, Ваше величество, Тайя просто не соответствовала Вашему идеалу красоты, — тихо произносит Саффа.

— Красоты? — переспрашиваю я, — да эта Тайя ваша вылитая обезьянка! Мелкая, тощая, глазки выпученные… А в Селине хоть есть, за что подержаться.

— Не скажи! — вмешивается Терин, после чего Дуся начинает злобно шипеть:

— Мне кого из Вас водой облить?

— А я здесь при чем? — удивляюсь я, и княгиня уточняет:

— Я имела ввиду Терина и обезьянку твою. Может, на ней снадобье еще осталось? А?

— Не нужно никого здесь поливать! Саффа, я правильно тебя понимаю, что под воздействием этого зелья мужчины себя перестают контролировать?

— Ну, не то, чтобы полностью…

Волшебница видит мой предостерегающий взгляд и продолжает:

— Перестают, Ваше величество.

Я поворачиваюсь к Аннет и молча смотрю на нее. А она — на меня. Я первым не выдерживаю.

— Дорогая, теперь ты понимаешь, что была не права по отношению ко мне?

Аннет опускает взгляд и секунд через пятнадцать отвечает:

— Да, Вальдор, я была не права. Прости меня!

— Но, Валь! — восклицает Дуся, но ее собственный супруг нетерпеливым жестом велит ей замолчать. Интересно, а что она сказать-то хотела?

— Прости меня, дорогой! — восклицает королева, — я не знала!

— Да как ты вообще осмелилась? — ворчу я, и тут же понимаю, что, в общем-то, и не зол. И вообще, такое я чувствую облегчение, что хочется простить буквально всех, в том числе и обезьянку, и даже мамашу ее. Кстати, с последними пусть Каро разбирается.

— Ладно, — говорю, — с тобой, Аннет, мы еще побеседуем. А ты, Каро, распорядись, чтобы обвиняемую увели. Я потом решу, что с ней делать. И да, пусть ей принесут что-нибудь переодеться. Она же мокрая!

Я удовлетворен. Но, видимо, витает в воздухе что-то такое, остатки этого пятилепесткового, потому что мое удовлетворение кажется несколько неполным. Иными словами, я время от времени кошусь на очаровательно помолодевшую Аннет, и мысли мне в голову приходят вовсе не об управлении государством.

Разные мысли в голове бродят. С одной стороны, часть меня надрывается в вопле, что нельзя ей спускать то, что она со мной сделала, а другая… другая говорит о том, что я столько лет с ней прожил, и так и не удосужился изучить жену, как следует. Курица… Это курица обставила меня. Жестоко. Пожалуй, стоит называть ее как-то иначе. Какой-то другой птицей. Хм, ястребом… Как-то пафосно. Индюшкой? Неуважительно.

От этой мысли у меня на физиономии появляется улыбка. Видимо, недобрая, потому что Аннет косится на меня несколько испуганно. Да это мне пугаться надо, а не ей! Как бы ей так помягче намекнуть на то, что я мог бы подумать о ее прощении, если бы она подумала о моем удовольствии?

— Вальдор, — вдруг мягко произносит Аннет, — мне кажется, наши гости хотят отдохнуть. Ты не устал?

Я? Ну не так, чтобы очень, хотя…

— День был напряженным, пожалуй, — говорю я, а сам на жену кошусь. Настолько ли напряженным он был, чтобы, действительно, пойти спать?

Ладно, гости торжественно удаляются. Для тех, кто еще не определился, где им отдыхать, я вызываю Гарлана. Он лучше в этом разбирается. А сам иду… Иду… К себе в покои. А Аннет — к себе. Я уже практически подхожу к своим, и слуга уже открывает дверь, а охранник берет на караул, но… Но я резко разворачиваюсь и топаю к Аннет.

Вхожу без предупреждения. В конце концов, я — хозяин дома. Нетерпеливым жестом отсылаю прочь служанок, помогающих госпоже раздеться и распустить волосы.

— Вы сегодня не понадобитесь, — говорю я, делая шаг к Аннет.

Она выглядит забавно с наполовину разобранной прической и в этом ставшем ей большим платье. Смотрит на меня… без испуга. Скорее, с любопытством.

— Разрешишь помочь? — спрашиваю я, протягиваю руку к ее волосам.

Кивает. Какая она сейчас молчаливая. Загадочная. Желанная. А она гораздо интереснее этой, как ее там, Селины. У Аннет такие ямочки на щечках… О, боги! Да кто придумывает эти дурацкие прически?! В этих гребнях и заколках не разберешься! Но я упрямый, я смогу. Моя молчаливая супруга тихо попискивает, но терпит, пока я вытаскиваю из ее волос шпильки. Одну за другой, килограмм шпилек. Потянуло же меня на романтику! Нет, чтобы сразу, а с прической потом пусть горничные разбираются.

Так, аккуратненько. Ага, кажется, все. Во всяком случае, в волосах Аннет эти ужасные штуки больше не прощупываются. Правда, после моей деятельности у жены не шелковый водопад на голове, а скорее, стог сена, в котором кто-то уже повалялся, но это неважно. Можно, конечно, попытаться это причесать. Взгляд мой падает на щетку, лежащую на столике неподалеку, но у Аннет сразу делается такое несчастное и испуганное лицо, что я отказываюсь от своей идеи. Ну что, будем считать, что за Сурика я ей отомстил. Цель была несколько иная, но сойдет и так.

Ага, еще платье осталось.

Снимаю с пояса нож, и Аннет пятится. Она что, думает, я ее убить собираюсь? Ну, допустим, сегодня эта идея приходила мне в голову, но я ее прогнал. Толковые, проверенные временем жены на дороге не валяются.

— Иди сюда, — произношу я ласковым голосом, — а то хуже будет.

— Вальдор, не надо! — шепчет супруга.

Ох, дура все-таки.

— Иди, — говорю.

Она, опустив голову, покорно приближается. И вид у нее, как у телки, которую ведут на убой. Вот, захотелось королю романтики, весь народ перепугал. Досадно. Но отступать некуда — вокруг Зулкибар. Поворачиваю Аннет к себе спиной и начинаю методично обрезать на ее платье все ленточки, пуговички и еще какую-то ерунду, названия которой я даже не знаю, но которая, как мне кажется, позволяет платью этому держаться на фигуре жены. Аннет переносит все достаточно терпеливо, лишь иногда вздыхает и произносит:

— Вальдор.

На пятый этот «Вальдор» я, наконец, интересуюсь:

— Что?

— Вальдор, это платье мне велико. Оно на мне почти не держится. А ты сейчас срезаешь с него украшения. Можно, я сама его сниму?

Да? Царственно киваю головой. Аннет делает какое-то легкое движение и ее наряд, действительно, оказывается на полу. Элегантно так падает на горку ленточек и пуговичек. Ну что же, нож можно убрать. И пояс отстегнуть. И…

А дальше я не буду рассказывать. В общем, мы помирились.