Ларец Душ - Флевелинг Линн. Страница 11

Усевшись на землю, он поставил перед собой плошку и принялся тихонько раскачиваться взад-вперед, затянув на мотив попрошайки:

- Милостью божией, люди добрые, подайте пенни нищему калеке, — жалобно скулил Алек, стараясь не наткнуться на взгляд какого-нибудь остроглазого знакомца.

Основная масса народу вовсе не обращала на него внимания, но были и такие, кто останавливался, чтобы кинуть монетку в его плошку. Он был не единственным попрошайкой в этом богатом квартале, а нынче летом таких было больше, чем когда-либо. Ещё с полдюжины таких же, как он, одетых в рубище бродяг, пристроились рядом, другие — шныряли в толпе, держа в вытянутых руках свои плошки. Какой-то безглазый человек с таким же безглазым ребенком, сидящим у него на плечах, проходя мимо Алека, кивнул ему. Некоторые из зажиточных граждан были весьма щедры с такими несчастными. Другие — попросту отводили взгляд, либо смотрели на нищих, как на пустое место. Как Алек вскоре уяснил, подобные ему тут в любом случае не поощрялись.

Прежде чем ему удалось набрать денег на скудный обед, его вдруг схватили чьи-то грубые руки, заставив подняться на ноги, и Алек очутился в окружении пятерых городских жандармов в голубых мундирах. Один из них быстро пробежался ладонями по его бокам и ехидно ухмыльнулся, нащупав под грязной крестьянской рубахой совершенно здоровую руку Алека.

- Пламенем клянусь, только гляньте, кто тут у нас! — воскликнул он так громко, что его услыхали и несколько прилично одетых прохожих. Кое-кто остановился посмотреть. Среди них оказалась и их с Серегилом хорошая знакомая — Леди Маллия, шедшая под руку с незнакомым господином. Алек боялся поднять голову, сердце его было готово выскочить из груди.

Жандарм рванул рубаху на плече Алека и вытащил наружу его руку.

- Знаешь, какое наказание полагается фальшивому попрошайке, мальчишка? — спросил он, как следует тряхнув Алека.

- Смилуйтесь, ваша честь! — проскулил Алек.

- Двадцать плетей в Башне, — сообщил другой жандарм. Как будто Алек этого не знал!

- И позорный столб. Ну-ка, а тут что у нас такое?

Он потянулся к повязке Алека, скрывавшей наполовину его лицо.

Маллия наблюдала за всем этим с явным сочувствием и что-то шептала на ухо своему кавалеру. Один из жандармов по-прежнему удерживал Алека за руку. Остальные четверо окружили его довольно плотной стеной, причём почти все они были и выше, и гораздо массивней Алека. Однако прежде чем тот, что потянулся к его лицу, сумел сдёрнуть с него повязку, Алек вдруг вывернулся, высвободив свою руку, затем резко нырнул вниз, упав на четвереньки и, воспользовавшись всеобщим замешательством, проскользнул между ног у жандармов. Одному из них всё же удалось схватить его за развевающийся подол рубахи, однако уже надорванный шов разошёлся до конца, и Алек, оставшись по пояс голым, быстро юркнул в толпу. Он побежал, уворачиваясь от цепких рук доброхотов, пытавшихся схватить его в ответ на крики жандармов, кинувшихся за ним в погоню. Если только его поймают, ему конец! Однако Алек был очень быстрым и ловким, к тому же он знал все эти улочки и переулки нижнего города как свои пять пальцев.

Спасаясь от криков, он свернул в Переулок Жадин и на всём скаку чуть не налетел на парочку юных дев с кавалерами. Вопли и проклятия летели за ним по пятам, и он ринулся дальше, в круговерть переулков и дворов, лихорадочно вспоминая то, что знал сам и что усвоил из уроков Серегила. Он обогнул очередной угол, затем ещё один и очутился на узенькой улочке. Фешенебельный район остался позади. Здешние улицы были также полны народу: тут и там гуляли зажиточные торговцы, вышедшие насладиться вечерней прохладой. И прежде чем Алек, с липкой от пота кожей, позволил себе остановиться и перевести дух, он поймал на себе не один недовольный взгляд. Его головная повязка и платок пока ещё были на месте, однако полуобнажённый торс бросался в глаза на любой из улиц. В чём он тут же и удостоверился, услыхав чей-то вопль:

- Вон он! Сюда!

Выходит, жандармы не отказались от мысли догнать его.

Не дожидаясь, пока кто-либо из добропорядочных граждан решит схватить его, Алек нырнул в узкий проулок, находившийся сразу за соседней улицей, настолько тесный, что приходилось протискиваться там чуть ли не боком. В конце его была запертая калитка, которая вела вниз, в канализацию. Вскинув руки к головной повязке, Алек вытыщил одну из отмычек, припрятанных в косу как раз на подобный случай, и поскорее вставил её в тяжелый замок. Устройство было из хорошо знакомых ему, так что он расправился с ним в два счёта. Скользнув в зловонную темноту за дверью, он запер дверь за собой и наощупь двинулся вниз по крутым каменным ступеням, ориентируясь на едва слышные звуки бегущей воды и попискивания крыс.

Эти сводчатые каналы были проложены ещё Тамир Великой, задолго до того, как здесь было возведено первое здание. Она сделала свою новую столицу самым чистым и свободным от чумы городом во всех Трёх Землях. Вдоль канализационных стоков шли выложенные булыжником дорожки, а высокие сводчатые потолки отводили стоки над головой, так что мусорщики могли передвигаться тут по своим делам совершенно безопасно. Местами туннели были перегорожены решетками из металлических прутьев, в каждой была дверца, открывать которую имели право только представители артелей Мусорщиков. Но это не останавливало грабителей, которых так и прозвали «калиточниками», и которые пользовались ими в качестве и личных убежищ, и удобных путей сообщения.

Алек отлично это знал, как осознавал и тот факт, что нынешняя маскировка заставила его выйти на дело безоружным. Снова запустив руку в головной платок, он достал мизерный светящийся камешек и при его слабом свете смог слегка оглядеться и отправиться вдоль зловонных каналов обратно, к Изумрудной Улице. По счастью, путешествие прошло без происшествий. Он наткнулся лишь на одну женщину с двумя маленькими детьми — семью какого-нибудь «калиточника» или просто бродяжку с детьми, искавшую прибежища. Она зашипела на него и замахнулась ржавым ножом, однако он перепрыгнул через канал, освободив ей дорогу.

Неподалёку от Изумрудной улицы была ещё одна лестница, ведущая наверх. Он взломал калитку и поднялся к верхней двери, припав глазом к огромной замочной скважине. На улицу уже опустилась ночь. И было похоже, что снаружи никого не было. Он выбрался из канализаций и очутился в переулке, на который выходили задние сады особняков. Здесь было тоже не совсем безопасно расхаживать полуголым, если только ты хотел оставаться незамеченным. Улица была пустынной и ему удалось, вскарабкавшись на несколько стен, найти оставленное без присмотра бельё и раздобыть себе рубаху. Конечно, для нищего она оказалась слишком нарядной и чистой, так что ему пришлось предварительно извалять её в грязи, чтобы придать нужный вид. Снова приодевшись, он поправил платок и повязку и двинулся обратно к усадьбе Маркиза Кирина.

Снова заявиться на Изумрудную было слишком опасно. Держась на почтительном расстоянии от часовых у ворот маркиза, он отыскал тропинку, которая шла позади дома. Стена, окружавшая задний двор не была такой уж высокой, однако она оказались слишком гладкой, чтобы взобраться на неё без посторонней помощи. Ещё там была калитка, через которую могла проехать повозка. Но она была надежно заперта. И конечно, никто не позаботился о том, чтобы оставить ему снаружи что-нибудь, вроде лестницы или веревки. Немного порыскав по улочке, он нашёл пустую бочку и подкатил её к задней стене. Поставив её на попа, Алек влез на неё и вытянул вверх руки, пытаясь достать до верхушки стены. Не хватило всего лишь какого-нибудь фута. Подпрыгнув, он сумел уцепиться за самый край стены. Бочка опрокинулась и покатилась по улице, а он остался висеть.

В подобных обстоятельствах меньший упрямец, чем Алек, конечно, оставил бы эту затею, однако ему уже осточертело каждый день возвращаться домой с пустыми руками. Несмотря на впившийся в ладони край кирпичной кладки, он сумел подтянуться и взглянуть на дом внизу с его огромным садом. Света блеклой луны хватало только-только чтобы рассмотреть равномерно расположенные по краю стены проёмы, а также — в меньшем порядке — места развороченной кладки на ней. Изначально тут, должно быть, были железные пики, теперь выломанные и пожертвованные на военные нужды. Такое было теперь обычным делом, да к тому же значительно упрощало работу ночного скитальца.