Череп мира - Форсит Кейт. Страница 16

Лицо мальчика слегка смягчилось. Он сделал приветственный жест, спросив:

— Но как ты можешь быть одной из Детей Белых Богов? Твои волосы…

— Ты задаешь мне вопрос. Готов ли ты предложить мне свою историю в ответ? — отозвалась Изабо.

Последовала короткая борьба между любопытством и естественной нелюбовью Хан'кобанов рассказывать о себе, потом мальчик кивнул.

— Я задаю тебе вопрос, — сказал он нехотя. — Ответишь ли ты на него полно и правдиво?

— Я отвечу на него полно и правдиво, — ответила Изабо, принимая позу сказителя. Она еще раз рассказала ему историю своего появления на свет, постаравшись объяснить, что она не собирается претендовать на место Зажигающей Пламя. Хотя территория Прайда Серого Волка находилась далеко от земель Огненного Дракона, мальчик знал о Зажигающей Пламя все и выслушал историю Изабо с таким интересом, какой только правила вежливости позволяли ему выказать.

Она закончила нападением ледяного великана, вопреки своему обещанию рассказать всю правду не став объяснять, как ей удалось спастись от лавины, сказав себе, что он не спрашивал ее об этом.

Когда она закончила, он поколебался, потом сказал хрипло:

— Какой вопрос ты хочешь задать мне?

— Я охотно отказалась бы от вопроса в обмен на какую-нибудь еду и одежду, — отозвалась Изабо, тщетно пытаясь унять дрожь.

Он почти улыбнулся и подошел к ней, прислонив украшенный серыми кисточками посох к скале и развязывая свою сумку.

Он дал ей лепешку и сушеных фруктов, потом бросил на снег связку убитых кроликов, которую нес на плече. Изабо развернулась так, чтобы не смотреть на трупики бедных зверюшек, хотя с жадностью набросилась на хлеб и фрукты. Потом он снова зажег ее костер от угля, который нес на поясе и принялся варить кашу из трав и зерна и поджарил одного кролика, насадив его на сделанный из прутика вертел. Изабо удивилась, откуда у него столько припасов, потом вспомнила, что его Прайд владел самой близкой к Черепу Мира территорией. Ему не нужно было далеко идти. Почему-то это показалось ей несправедливым.

Дожидаясь, пока каша сварится, Изабо развесила шубу сушиться, а сама голышом побежала по камням, чтобы окунуться в теплую реку. Из своего целительского прошлого она знала, что единственный способ вылечить обморожение — это как можно скорее восстановить кровообращение в пораженной области. Как ни странно, вода в окаймленной снежными сугробами реке была горячей и могла обогреть ее скорее, чем что-либо еще в этой горной глуши.

Изабо осторожно выбрала место для входа, поскольку река была быстрой и полноводной, а камни острыми. Она отыскала местечко, где вода была чуть спокойней, и блажено опустилась в воду. На лице у нее выступил пот, а вода была почти нестерпимо горячей. Она откинула голову, и ее волосы поплыли по воде, точно красные водоросли, а онемевшие мочки ушей оказались полностью погруженными. Она лежала в воде, постоянно двигая руками и ногами, чтобы восстановить подвижность суставов и не дать воде отнести себя далеко от берега. Глядя в голубое небо, она чувствовала, как в ее отмороженных членах пульсирует боль, и радовалась. Потеряв два пальца в пыточных камерах Лиги по Борьбе с Колдовством, она совершенно не хотела остаться еще без каких-нибудь.

Она перекатилась и лежала, погрузив лицо в воду, сколько могла выдержать, потом тихонько поплыла, чувствуя себя много лучше, чем уже долгие месяцы. Рогатый мальчик смотрел на нее, грызя кроличью ножку, изо всех сил стараясь не позволить страху и изумлению отразиться у него на лице. Хан'кобаны никогда не плавали, вспомнила Изабо. Она должна была показаться ему очень странной, раз не выказывала никакого страха перед водой и плавала проворнее любой выдры.

Наконец Изабо подплыла к берегу и выбралась из воды, с трудом преодолев стремительное течение. Морозный воздух в тот же миг обжег ее, но она побежала по камням к костру, стряхнув воду и насухо вытершись запасной рубахой своего маленького товарища. Ее шуба уже просохла и согрелась, и она блаженно закуталась в нее, потом натянула свои шерстяные чулки и штаны, севшие после сушки на огне. Там, где кожа была отморожена, ее руки и ноги пошли пузырями, и она аккуратно забинтовала их обрывками рубахи.

Потом она обмотала ступни влажной рубахой, поскольку ничего другого у нее просто не было. Рогатый мальчик покачал головой и осторожно размотал рубаху, закутав ее ноги в свою мохнатую шубу. Она удивленно взглянула на него, и он сказал:

— На солнце вполне тепло. Пусть рубаха высохнет у огня, а когда ты отдохнешь, тогда сможешь вернуть мне шубу.

— Спасибо, — сказала она и жадно накинулась на миску с кашей, которую он передал ей. Закончив, она поколебалась, потом сказала нерешительно, — Ты очень добр. Я в долгу перед тобой, ибо несомненно погибла бы без твоей еды и одежды. Я буду помнить.

Он кивнул, польщенный. Она привалилась к валуну, усталая и объевшаяся. Опустив голову между колен, она начала сушить волосы, перебирая их руками. Влажная масса быстро превратилась в копну кудрей, рыжих и блестящих, и она откинула их за спину, благодарная за хитрость, которой ее научила Зажигающая Пламя. На то, чтобы высушить волосы естественным путем, у нее обычно уходили часы, даже в теплом климате юга. Таким же образом это занимало считанные секунды, хотя первые несколько попыток заканчивались тем, что она опаляла свою шевелюру, не умея равномерно контролировать жар.

Почувствовав на себе взгляд мальчика, она подняла глаза, и он немедленно отвел взгляд, смущенный, что его поймали за столь невежливым действием.

— В том, чтобы быть из рода Зажигающей Пламя, есть и свои преимущества, — сказала Изабо.

— С такими волосами ты никогда не станешь хорошим воином, — сказал он неодобрительно. — Они выделяются на снегу как пламя. Говорят, что Шрамолицый Воин движется стремительно и бесшумно, как ветер, появляется и исчезает так же непостижимо, как облака, и обрушивается на свою жертву так же внезапно и смертоносно, как молния.

— Я знаю, — с деланным смирением отозвалась Изабо. — Моя сестра обстригала свои волосы короче некуда и носила белую шапку, чтобы скрыть их, но я не хочу стричься. Мне нравится, когда они длинные. Раньше они доставали до колен, но думаю, что они больше никогда не вырастут такими длинными.

— Тогда они мешали бы ездить на салазках, — ответил он строго, и она с улыбкой кивнула.

— Они и так довольно сильно мешают, даже заплетенные. Но я не хочу быть воином, так что на самом деле это не важно.

Он был ошеломлен. Стать воином было главным стремлением для любого хан'кобанского ребенка. Место в совете воинов прайда было единственным высоким положением, не передававшимся от родителя к ребенку.

— Кем же ты хочешь быть, если так презираешь искусство воина? — спросил он холодно.

— Я хочу быть колдуньей, — сказала Изабо. Ответом ей был его непонимающий взгляд, и она показала на свой шрам между бровями. — Матерью Мудрости. — Она понимала, что между определением колдуньи в ее языке и матери мудрости в языке Хан'кобанов существует большая разница, но это было самое близкое, что она могла придумать, чтобы он понял.

На лице у него мелькнуло невольное уважение. Она видела, что ему хочется задать ей еще какой-то вопрос, но глубоко укоренившиеся правила вежливости удержали его. Она направила палец на костер, и языки пламени взметнулись вверх, теплые и золотистые. Он поднес к ним руки, с завистью глядя на нее.

— Теперь понятно, почему Хранители Огня были недовольны, когда прайдам была впервые дарована Зажигающая Пламя, — сказал он. — Было бы очень здорово, если бы мне не нужно было так бережно хранить мой уголь.

— Только для того, чтобы вызвать огонь, нужно очень много сил, — отозвалась Изабо, чувствуя, как усталость гигантским кулаком прижимает ее к скалам. — Если я очень устала или больна, то не могу вызвать его и мне приходится сидеть в холоде, если у меня тоже нет тлеющего угля. А если для огня нет топлива, то приходится подкармливать его собственной энергией, а у меня ее хватает очень ненадолго.