Череп мира - Форсит Кейт. Страница 20
Они дошли до огненной ямы, в которой бурлил расплавленный камень. Черный на поверхности, он вздымался и булькал, точно пригоревшая каша, покрытая там и сям красными пузырями, взрывавшимися брызгами белого огня. По краям этого адского котла шел лишь узкий каменный выступ, по которому им пришлось пробираться, цепляясь за гладкую скалу негнущимися от страха пальцами. Им как-то удалось благополучно обогнуть это озеро лавы, и они с лихорадочно колотящимися сердцами поспешили прочь по туннелю. За спиной у них раздалось оглушительное шипение, и они, оглянувшись, увидели, как позади расцвела гигантская огненная арка. Если бы они в этот миг все еще находились на краю огненного котла, обоих неминуемо настигла бы страшная смерть.
Путь становился все более гладким и прохладным, пылающие трещины в скале попадались все реже и были все меньше. Изабо и рогатый мальчик быстро шагали, несмотря на усталость, а Буба летела перед ними, точно подхваченная ветром горстка серого пепла. Впереди блеснул свет, и они бросились бежать несмотря на притягивавшие их к земле тяжелые меха, салазки и усталость. Туннель вывел их в пещеру, все стены и пол которой были волнистыми, точно черный лед, где сквозь трещины пробивался слабый солнечный свет. Им пришлось ползти на четвереньках, вытаскивая то и дело застревающие салазки. Когда они выбрались наружу, жадно глотая свежий воздух, пьянящий, точно сливовое вино, в глаза им ударил ослепительный свет.
Они стояли на заснеженном склоне, уходившим вниз мягкими белыми складками, прекрасными, точно подвенечное платье банри. Солнце било им в глаза, поднимаясь по небу, ясному и голубому наверху и с мягкими кучами облаков, облепивших горизонт и походивших на еще одну горную гряду. Было очень тихо.
— Боги поглотили нас, — с благоговением в голосе сказал рогатый мальчик. — А теперь что нам делать?
Впервые за многие дни Изабо вспомнила странную загадку, которую Мать Мудрости сказала ей на прощание.
— процитировала она.
Они переглянулись, потом мальчик очень медленно проговорил:
— Думаю, нам лучше разделиться, чтобы мы услышали то, что Белые Боги должны нам сказать, в одиночестве.
Изабо кивнула. Они пожали друг другу предплечья по обычаю Шрамолицых Воинов, потом сделали жесты пожелания удачи и прощания.
— Я не забуду тебя, — сказал он.
— И я тебя тоже, — ответила Изабо. — Жаль, что я не знаю своего имен, а то обязательно сказала бы его тебе.
— Возможно, скоро мы их узнаем, — отозвался он с тревогой и недоумением в голосе. Оба понимали, что прошли посвящение. И где же тогда был голос Белых Богов, называющий им их имена и тотемы?
Изабо смотрела, как он медленно брел по снегу, потом последовала его примеру, слишком усталая, чтобы пристегнуть к ногам свои салазки. Добравшись до небольшой рощицы, она уселась, прислонившись спиной к одному из деревьев и оглядывая долину. По ней, извиваясь, бежал Плач Богов, но она находилась слишком далеко от него и не слышала его рыдания. Все было тихо.
Изабо произнесла эти слова вслух, хотя и совсем негромко. Буба устроилась у нее на колене, сонно моргая. Изабо повторила загадку. Что за имя, которое можно сказать, не говоря?
Здесь так уютно и тихо, подумала она дремотно. В этой снежной пустыне не было слышно ни птичьих песен, ни стрекота насекомых. Вокруг царило одно лишь снежное безмолвие. «Будь как снег», — не раз повторял ей ее учитель. — «Снег нежен, снег молчалив, снег безжалостен». Как Белые Боги, подумалось Изабо. Жестокие, холодные и безмолвные. Почему они не говорят со мной?
Мысли у нее начали путаться. Она сердито подумала, почему Хан'кобаны вечно говорили загадками. Как Бран, маленький клюрикон, который помог спасти ей жизнь, когда она, искалеченная, скрывалась от Оула. Он тоже любил говорить загадками. Изабо со странным смешком задумалась, не были ли клюриконы в родстве с Хан'кобанами — одни такие высокие, белые и угрюмые, а другие маленькие, мохнатые и искрящиеся озорством.
Буба заползла Изабо в рукав, готовясь уснуть и что-то бормоча на своем совином языке. Изабо положила голову на руки и закрыла глаза. Она очень устала. Почему Белые Боги не говорят? — подумала она, ощутив приступ паники. Я не могу вернуться в прайд без имени…
Что было самое странное с клюриконами, так это то, что многие их загадки на поверку оказывались очень меткими и попадали не в бровь, а в глаз. Сначала они казались полной бессмыслицей, но потом оказывалось, что в них скрыта редкостная точность и прозорливость. Может, хан'кобанские загадки тоже обладали этим свойством?
Первый Сказитель напутствовал ее словами «Пока ищешь, не найдешь». Тогда Изабо чуть не рассмеялась ему в лицо, настолько по-хан'кобански бессмысленной ей показалась эта поговорка. И все же сейчас она именно тем и занималась, что искала смысл этой загадки, искала свое имя и тотем, отчаянно искала какой-то лик или голос, который скажет ей то, что она хотела знать. Искала, но ничего не находила. Ничего, кроме тишины.
В мозгу у нее что-то щелкнуло. Изабо открыла глаза и взглянула на ясное и пустое небо. Что за имя можно сказать, не говоря? Что за имя, которое можно сказать безмолвно? Само безмолвие, разумеется.
Значит, Белые Боги действительно были безмолвны, раз их слова были тишиной. И как Изабо должна была узнать свое имя?
Она вспомнила, как ее опекунша и наставница Мегэн как-то давно сказала, отправляя ее в ее первый поиск: «Само путешествие будет твоим первым уроком». Это оказалось действительно так. Изабо узнала очень многое о себе самой и о мире в том первом трудном путешествии к морю. И в этом путешествии она тоже постигла очень многое. Она открыла в себе силы, об обладании которыми даже не подозревала. Обнаружила свой истинный Талант.
Внезапно ее охватило волнение. Она вскочила на ноги, не обращая внимания на сонный протестующий писк из рукава. Усталость слетела с нее, точно плащ. Теперь она знала, как ее имя. Хан'тинка, Многоликая. Изабо Оборотень.
В тот день, спускаясь к реке, Изабо заметила огромную когтистую лапу, высовывающуюся из-под снега точно так же, как высовывалась из-под лавины рука ледяного великана, чуть не убившего ее. Она встала рядом с ней на колени и увидела, что лапа принадлежит мертвой буранной сове. Полузасыпанная снегом, ее круглая голова была выгнута под странным углом, глаза закрыты. Она сняла с пояса свой сломанный нож и осторожно отрезала лапу. Размером с ее собственную руку, с четырьмя черными крючковатыми когтями, лапу обрамляли белые перья. Кость без труда сломалась под ножом, и Изабо повесила лапу на шею на плетеном шнурке.
Уже поднявшись, она заметила, что совиная лапа лежала на большом куске белого кристалла кварца. Изумленная, она подняла его и почувствовала, что ладонь у нее начало слегка покалывать, как будто она вошла с камнем в контакт. Изабо долго стояла, поворачивая камень в ладонях. Он был абсолютно симметричным, с двенадцатью гранями, от которых, вспыхивая, отражался солнечный свет. Она лишь однажды до того видела неограненный кристалл такой совершенной формы. Он стоял на ножках, сделанных в форме когтей, и был одной из самых бережно хранимых принадлежностей Мегэн. Очень осторожно, чувствуя благоговейный трепет, Изабо завернула камень в обрывки старой рубахи и положила его в сумку. Белые Боги воистину сказали свое слово.