Череп мира - Форсит Кейт. Страница 51
— Слава Эйя! — выдохнула она. Потом, не церемонясь, высыпала содержимое маленькой сумки на кровать, слегка улыбаясь, пока странная коллекция разрозненных предметов не покрыла всю огромную кровать Хранительницы. Мегэн хранила многие свои сокровища в бездонной сумке на тот случай, если ей вдруг придется быстро уходить. Но Изабо не могла позволить себе таскать такой груз, в особенности потому, что вещи приходилось вытаскивать именно в том порядке, в каком они были туда сложены, что могло затянуться очень надолго, если в бездонной сумке находилось слишком много вещей. Поэтому Изабо выбрала из этой кучи лишь то, что могло ей понадобиться, покидала эти предметы обратно в сумку и выбралась из комнаты Мегэн.
Потом она превратилась обратно в черную крысу и просунула голову в шнурок, затягивавший мешок. Потащив его за собой, она побежала по людной лестнице. Двери ее спальни были раскрыты нараспашку, а внутри Сьюки с двумя стражниками перерывали ее вещи, в попытках, как они объяснили, найти какие-нибудь улики. Обиженное недоумение в сердце Изабо начало уступать место гневу. Она юркнула под кровать и своими ловкими крысиными лапками раскрыла спрятанный под ней сундук. Там была ее сумка с лекарствами и травами, необходимыми для заклинаний, и она с большим трудом вытащила ее, затаив дыхание, когда пряжки звякнули об пол. Но пронзительный голос Сьюки, раздававшей приказы, надежно заглушал все остальное, и Изабо удалось медленно затолкать сумку в мешок из волос никс. Потом она отыскала свой ведьмин кинжал и старую флягу для воды, кошелек и набор из трех оловянных мисок, помещавшихся одна в другую. Она как раз заталкивала их в бездонную сумку, когда ее вдруг отшвырнуло, и сундук вытащили из-под кровати. Изабо прижалась к земле, и солдаты, начавшие обыскивать ее сундук, не заметили ее.
Снова просунув шею в завязки черной сумки, Изабо сквозь дырку в задней стенке шкафа пробралась внутрь, чтобы захватить ту одежду, которую ей удастся стащить с крючков. Должно быть, ее возня все-таки привлекла чье-то внимание, потому что внезапно наступила тишина и дверь шкафа распахнулась. Из-под сваленной в кучу одежды Изабо смотрела, как стражник оглядывает ее шкаф. Она увидела, как Сьюки, стоявшая у ее стола, почти уже собралась незаметно надеть на палец кольцо, сиявшее золотистым огнем. В груди у Изабо вспыхнула ярость. Это было ее кольцо колдуньи, то самое, которое сделали для Изабо драконы! С возмущенным писком Изабо выскочила из шкафа прямо в лицо служанке.
Сьюки завизжала и выронила кольцо. Изабо бросилась к нему и схватила его в зубы, потом снова метнулась под кровать, вжавшись в стену, чтобы спастись от острых копий, которыми стражники тут же принялись шарить под кроватью. Один наконечник прошел всего лишь в дюйме от нее, и она, оскалив зубы, зарычала. Слепая ярость подогревала ее, когда она пробиралась между топочущими ногами и уклонялась от нацеленных в нее копий, стремглав выскочив из двери и благополучно скрывшись в темноте.
Мчась во всю силу своих проворных крысиных лапок, Изабо пробралась обратно к Магическому Пруду. Засунув в сумку из волос никс свои кольца и совиную лапу, она попыталась накинуть сумку на посох силы. В конце концов это ей удалось, и посох просто исчез в небольшом мешочке, хотя высотой был почти в рост самой Изабо. Она поспешила в темный парк, пробралась по канаве и юркнула в водосток, а оттуда перепрыгнув на дерево. Черную сумку она тащила за собой.
Оказавшись в укрытии залитого лунным светом парка, Изабо превратилась в буранную сову, решив, что это наиболее подходящий облик для ночного полета. Она впервые превращалась прямо из одного животного в другое, и на миг все вокруг нее закачалось, а ее крысиные чувства померкли, сменившись совиным зрением и совиным разумом. Ощущение было ужасным, как будто она падала с огромной высоты, а потом ее снова взметнуло вверх, а ее желудок остался где-то посередине. Изабо пришлось несколько минут посидеть неподвижно, пока она смогла взмахнуть огромными белыми крыльями и взлететь в воздух.
Скоро город остался далеко позади, и она бесшумно парила над лесом, различая каждый трепещущий листик, каждую мышку. Очень скоро она нагнала Бубу, которая все еще отважно преследовала запряженные лебедями салазки. Маленькая сова дрожала от усталости, поскольку совы обычно не летали на большие расстояния. Совсем крошечная рядом с огромной Изабо, карликовая сова смогла сказать ей лишь то, что лебеди направлялись на юг. Изабо потерлась своей огромной белой головой о головку Бубы и поблагодарила ее, признательно ухнув.
Большая сова полетит-ух дальше-ух, сказала она. Ты-ух спи-ух, оставайся-ух. Большая сова вернется-ух.
Маленькая сова полетит-ух с тобой-ух, возразила Буба.
Слишком-ух далеко-ух. Большая сова вернется-ух.
Буба кивнула и скорбно ухнула, прощаясь. Изабо расправила белоснежные крылья и взмыла к небу. Она летела всю ночь, останавливаясь лишь для того, чтобы расспросить лесных сов, не видели ли они салазки с лебедями. Они каждый раз отправляли ее на юг, и их негромкое уханье было единственным звуком в безмолвной безбрежной ночи.
Прямо перед рассветом она превратилась в саму себя, чтобы поспать. Даже ее сильное тело буранной совы не могло больше выдерживать эту стремительную гонку. Когда она проснулась, утро было в самом разгаре. Напряженная, как стрела, она торопливо поела, потом превратилась в орла, чтобы лететь дальше. Ее острые глаза вскоре заметили темный след костра, и она слетела вниз, чтобы осмотреть его. Было совершенно ясно, что лебеди останавливались здесь, и она снова пришла в ярость, заметив в пыли отпечаток маленькой босой ножки.
Ох, ребятишки, должно быть, так испуганы, подумала она, и эта мысль точно зарядила ее новой энергией. Она полетела дальше.
Изабо осознавала опасность слишком долгого пребывания в чужом облике. Она обязательно принимала свой собственный вид, чтобы поесть и отдохнуть, хотя ей становилось все труднее и труднее помнить, кто она такая и куда летит. Так прошло четыре дня, прежде чем она наконец добралась до моря: сова, женщина, орел, сова, женщина, орел.
Проследить путь лебедей над водой не было совершенно никакой возможности. Изабо вернулась в уют своего собственного тела и заснула сном полного изнеможения. Когда она проснулась, ее тошнило, голова у нее кружилась и болела. Ей пришлось выпить свое же собственное лекарство, прежде чем она почувствовала себя достаточно хорошо, чтобы ей удалось хотя бы сесть и проглотить немного еды. Ей отчаянно хотелось продолжить погоню, но она хорошо помнила предупреждения Мегэн о колдовской болезни. Все только осложнится, если она впадет в бессознательность или свихнется, поэтому Изабо посвятила восстановлению сил целый день.
После обеда она почувствовала себя достаточно хорошо, чтобы пройти небольшое расстояние до скал и посмотреть на море, бьющееся о камни. Свежий соленый ветер унес остатки головной боли, и она подняла руку к морским птицам, вьющимся в воздухе. Изабо никогда не учила их диалект, поскольку всю жизнь прожила вдали от моря, но заговорила с ними на общем языке всех птиц, и ее поняли. Они видели клин лебедей, летевший над волнами, и показали ей, куда они направлялись, хотя все это время насмешливо кричали и попытались забрызгать ее своим жидким пометом.
Изабо с упавшим сердцем смотрела на пустынное море. Птицы показывали прямо на юг. Изабо хорошо учила географию и помнила, что в том направлении находились Прекрасные Острова. Группка покрытых бурной растительностью островков, Прекрасные Острова когда-то находились под властью ри Эйлианана, но в правление Джаспера Околдованного их захватили пираты. Попыток отбить их у пиратов не делалось, сначала из-за угасающих сил и воли Джаспера, потом из-за занятости Лахлана делами страны, постоянно раздираемой то внутренними, то внешними войнами. С тех самых пор пираты стали безраздельно властвовать на море, совершая набеги на приморские города и села и грабя торговые корабли, и лишь Фэйрги могли вступить с ними в противоборство. Учитывая, насколько мало торговых кораблей в последние несколько лет покидало гавань, добыча пиратов не была богатой, и они стали очень дерзкими и жадными в своих набегах на материк. Изабо слышала множество историй о том, как они опустошали рыбацкие деревушки и приморские города от Клахана до Рураха, забирая молодых мужчин и женщин вместе с зерном, деньгами и скотом и оставляя за собой выжженную пустыню. Поток беженцев с побережья в глубь страны был вызван страхом перед пиратами настолько же, насколько и страхом перед Фэйргами, которые, по крайней мере, не жгли и не воровали, а только убивали.