Проклятые башни - Форсит Кейт. Страница 52

Самым уважаемым и почитаемым лицом в прайде была Зажигающая Пламя. Ей доставались лучшие куски мяса; она занимала самое удобное место у костра, и все – даже Первый из Шрамолицых Воинов – приближались к ней со склоненной головой. Это был тот самый воин, который носил плащ из меха саблезубого леопарда, и каждую его щеку рассекали три тонких шрама, а еще один прорезал лоб, оканчиваясь на переносице. Скоро Изабо узнала, что он был вторым по могуществу лицом в прайде, и была жестоко избита за то, что выказала неуважение, встретившись с ним взглядом.

Никто никогда раньше не бил Изабо, и жестокость Хан’кобанов стала самым тяжелым моментом в ее новой жизни. Они не знали ни жалости, ни доброты, ни прощения, ни снисхождения. Нарушителей хан’кобанского кодекса чести оставляли на высокой скале Белым Богам, и если они не погибали от голода и холода, то становились добычей диких зверей или хищных птиц. Даже самые незначительные нарушения карались оплеухами, побоями или лишением тепла и еды.

В следующие несколько недель Изабо сопровождала Хан’калил повсюду, безмолвно наблюдая и слушая, и первым делом она научилась держать глаза опущенными, а руки неподвижными. Поскольку каждый жест имел определенное значение, случайная жестикуляция могла ввести в заблуждение, и Изабо наделала немало глупых ошибок, прежде чем привыкла постоянно держать руки сложенными на коленях.

Ее задачу усвоить хорошие манеры очень затрудняла невозможность задавать вопросы и смотреть слишком пристально. Любой намек на любопытство считался в высшей степени оскорбительным. После нескольких оплеух Изабо научилась не просить объяснений и не интересоваться причинами, не смотреть ни на кого прямо и не спрашивать об их имени, не приближаться к чужому костру без приглашения, не прикасаться к другим, не начинать есть прежде чем поели старшие, и ни с кем не заговаривать, если к ней не обратились. В условиях такой скученной жизни эти правила обеспечивали неприкосновенность личного пространства членов прайда, но Изабо, общительная и любопытная, постоянно невольно кого-то оскорбляла.

Она не осознавала, насколько строгой была социальная иерархия прайда. Поскольку Изабо не прошла испытания и инициации, она считалась ребенком и поэтому имела более низкий статус, чем все остальные взрослые в группе, даже младше ее по возрасту. То, что она была правнучкой Зажигающей Пламя и дочерью почитаемого Хан’гарада, который когда-то был Первым Воином и летал на спине дракона, ничего не меняло. Она была им чужой и, следовательно, изгоем, к тому же неинициированной, и поэтому не имела ни имени, ни положения в прайде.

Как и всех остальных детей, ее звали просто «Хан». Ей приходилось спать совсем далеко от костра и позволялось есть лишь тогда, когда все остальные насытились. После этого общий горшок и ее собственную миску и ложку ритуально очищали, чтобы избавиться от скверны ее прикосновения. Единственными людьми, к которым Изабо дозволялось обращаться по собственной воле, были другие ребятишки, которые еще не совершили путешествие к Черепу Мира. Поскольку большинство проходило испытание и инициацию в свою тринадцатую долгую тьму, это означало, что большую часть времени она проводила с более младшими детьми. Большинство взрослых Хан’кобанов игнорировало ее, лишь время от времени бросая ей те или иные короткие приказы, но несколько человек из недавно инициированных взяли за обыкновение унижать ее при каждом удобном случае.

Хотя Изабо старательно пыталась изучить обычаи прайда и уже понимала почти все из того, что ей говорили, с ней до сих пор обращались как с отверженной. Очень часто она чувствовала себя как будто невидимой, чем-то вроде призрака, реющего на краю прайда. Иногда ей хотелось завизжать, запрыгать и замахать руками, крича: «Посмотрите на меня! Я здесь, я существую!» Вместо этого она прикусывала язык, опускала глаза и привыкала к тому, что ее называли ребенком.

Изабо была отчаянно одинока и несчастлива, и ее часто душили слезы, которые она изо всех сил старалась скрывать. Несмотря на изоляцию, ей приходилось выполнять тяжелую работу наравне с остальными членами прайда. Она помогала им в повседневных заботах: откапывала из-под снега съедобные коренья, пряла с помощью примитивной прялки, ухаживала за лохматыми ульцами, молола зерно и прибирала за взрослыми.

Однажды в лютый мороз Изабо сидела в пещере, кутаясь в плед. Снаружи завывал ветер, швыряя в отверстие пещеры колючий снег и пронизывающими сквозняками гуляя по всем углам пещеры. Костер Хан’калил был ближе всех к выходу, что указывало на ее низкий статус. Сидя на ледяном ветру, Изабо пыталась прясть белую шерсть ульца такими окоченевшими руками, что они казались каменными.

Огонь постепенно проигрывал битву с ветром, а Хан’калил пыталась поймать своего шалунишку сына, который утащил один из ножей и изображал из себя Шрамолицего Воина. Не подумав, Изабо подпитала затухающий огонь собственной энергией. Золотистые языки теплого пламени взметнулись вверх, и она блаженно протянула к огню замерзшие руки.

В Гавани обычно было тихо, поскольку Хан’кобаны не отличались разговорчивостью, но Изабо мгновенно почувствовала, как изменилась эта тишина. Она подняла глаза, и ее охватил страх, когда она увидела гнев в глазах Хранительницы Огня и ужас на лице Хан’калил. Даже Зажигающая Пламя поднялась со своих шкур, и ее голубые глаза были полны холодного неодобрения. Все Хан’кобаны в пещере смотрели на Изабо, а их руки в кои-то веки замерли.

Поспешные оправдания и объяснения завертелись у Изабо на языке, но она проглотила их и склонила голову в мольбе.

Хранительница Огня была высокой женщиной, которая сторожила главный костер и носила тлеющие угли в маленькой сумочке на поясе, когда прайд покидал Гавань и отправлялся кочевать, так что, разбивая лагерь, они всегда могли рассчитывать на то, что огонь обогреет их и отпугнет диких зверей. Ее титул был одним из немногих в прайде, столетиями передававшихся по наследству, от матери к дочери, как и титул Старой Матери.

Вскочив на ноги, Хранительница Огня указала длинным многосуставчатым пальцем на Изабо и завопила полным возмущения голосом:

– Хан зажгла огонь! А как же закон Хранительницы Огня? Она попрала мой закон и нанесла мне оскорбление.

Повернувшись к Хан’калил, она сказала презрительно:

– Этот глупый крольчонок не уберегла свой костер и бесстыдно обошла род Зажигающей Пламя, сама разведя огонь, вместо того, чтобы обратиться ко мне, как велит обычай и закон. Я требую наказания и возмещения, ибо меня принизили и обошли.

Хан’калил упала на колени, разбросав руки и прижавшись лицом к полу. Она не сделала никакой попытки защититься. Ее маленький сын бросился ниц рядом с ней, выронив из рук воображаемый меч. Зажигающая Пламя тяжело спустилась со своего помоста и встала над ними, и Изабо торопливо приняла точно такую же позу.

Зажигающая Пламя отдала несколько коротких отрывистых приказов, и Изабо услышала свист и стук ударов – один из Шрамолицых Воинов бил Хан’калил. Женщина не закричала и не издала ни единого слова протеста, но Изабо с каждым новым ударом все сильнее и сильнее вжималась в пол. Потом шаги приблизились к ней. Девушка сжалась, но ни единого удара не упало на ее плечи. Вместо этого на нее обрушился котел ледяной воды, заставив ее взвизгнуть. Еще один котел воды вылили в костер Хан’калил, погасив разожженное Изабо яркое пламя.

Изабо лежала неподвижно, дрожа от страха и холода. Хранительница Огня подошла и ткнула ее башмаком.

– Бесстыжая Хан, нахалка и гордячка. Три дня никакого огня для тебя и три дня никакого огня для крольчонка и ее семьи. Через три дня, если вы не умрете, придете ко мне с дарами и извинениями, и я дам вам уголь, из которого вы можете разжечь пламя.

Когда Хранительница Огня удалилась, Изабо села, глотая слезы и пытаясь растиранием согреть свои ледяные и мокрые руки. Хан’калил подползла к ней вместе с жавшимся к ней маленьким сыном, и все трое безутешно уставились на мокрые черные угли.