Пилигримы - Эллиот Уилл. Страница 31

Эрик насчитал четверых женщин и шестерых мужчин, каждый из которых наверняка не отказался бы от горячей ванны. Один из воинов был раза в два крупнее любого нормального человека. Его лицо показалось Эрику знакомым, и он наконец выцепил из памяти образ: огромные, глупые, удивленные глаза, лысая голова… здоровяк у двери! Это был тот самый тип, который отчаянно пытался пролезть внутрь, но так и не сумел, и Киоуну пришлось отпихивать его ботинком, чтобы закрыть проход.

Женщина, выпустившая стрелу в поезд, держала маленькую бритву и подравнивала усы гиганта, осторожно и бережно подбривая их по краям и у самых кончиков в уголках губ. У нее были большие миндалевидные глаза и черные волосы, заплетенные в две толстые косы, которые спускались до самых бедер. Она словно сошла с экрана — ей самое место в каком-нибудь фильме об индейцах, решил Эрик; даже бронзовая загорелая кожа и туника, которая была на ней, идеально вписались бы в подобную картину. Женщина тихо напевала, приглаживая щеткой курчавые волосы на обнаженной груди гиганта, а затем произнесла:

— Готово.

Гигант уставился на нее, надув щеки, и шумно выдохнул. Увидев направившегося вниз к лагерю Эрика, женщина проводила его пристальным взглядом, и выражение ее лица мгновенно изменилось: оно не было уже ни беззаботным, ни веселым, в ее чертах появилось напряжение, причины которого иномирец не сумел расшифровать. Однако, если бы ему предложили попытаться угадать, он сказал бы, что разбойница жаждет его крови.

Эрик заметил Шарфи и Киоуна, сидящих рядом с тропой и погруженных в весьма жаркий спор; при этом оба старались говорить как можно тише. Все остальные, казалось, получали огромное удовольствие от перебранки, однако вежливо пытались это скрыть. Киоун прижимал к щеке и весьма впечатляющему фингалу компресс. Его лицо исказилось от ярости, не осталось ни следа от беззаботного шутника, которым он показался Эрику сначала, а голос превратился в гневное шипение.

— А что насчет твоей роли во всем этом? О нейты тоже поспешил доложить? Ты же прыгал по той повозке, что блоха по яйцам! И карманы набил до отказа!

Шарфи безмятежно откинулся на спину, наблюдая за тем, как на шее рыжего набухают вены, и провожая взглядом брызги слюны, вылетающие изо рта собеседника.

— Ты уже закончил? — поинтересовался он.

— Нет, поганый предатель! И это после того, как я принес вам маски и все остальное! В твоем изложении это прозвучало так, словно я хочу, чтобы нас всех переловили и перерезали!

— Думаю, это мое лицо он должен был изуродовать, раз я тебя подвел, — мерзко рассмеялся Шарфи и сплюнул на землю.

Эрик еще ни разу за всю свою жизнь не видел более отвратительного лица, чем изуродованная шрамами и вмятинами осклабившаяся физиономия Шарфи.

— Ага, вот теперь правда понемногу всплывает на поверхность! — заявил Киоун.

На его лице торжество причудливо смешалось с вновь вспыхнувшим гневом. Рыжие волосы, собранные в конус, закачались на макушке. Он встал и двинулся прочь; длинные члены его стройного тела сотрясались от гнева, делая его похожим на марионетку, которую кто-то шаловливый дергает за ниточки сверху. Эрик сел на освободившееся место у костра, искренне порадовавшись исходящему от пламени теплу.

На земле перед Шарфи лежала груда той самой неприглядной породы, комья которой они нахватали из вагонетки. Рядом с ней обнаружилась добрая дюжина плоских мерцающих чешуек, которые Шарфи вместе с Киоуном отчистил.

— Ты проснулся, — произнес воин. — Анфен не позволяет нам столько спать. По крайней мере, в Выровненном королевстве. Все ты и твоя удача. Принес породу, которую я тебе бросил?

Эрик ощупал карманы.

— Да, но ее не так много.

— Сам виноват. У тебя был шанс схватить побольше.

Осторожно нащупывая, чтобы не захватить пальцами обоймы, Эрик вытащил две пригоршни засохшей породы из карманов. Шарфи внимательно изучил их.

— И впрямь немного, — произнес он. — Большая удача, если тут окажется чешуйка или даже две. А может, вообще ничего не найдем. Ты точно спятил. Сейчас нечасто доводится грабить вагоны с породой.

Шарфи расковыривал комки ножом. Киоун, сердито бродивший туда-сюда по тропе, вернулся, не в силах устоять перед любопытством — ему очень хотелось узнать, какова будет доля Эрика. Шарфи выковырял нечто, весьма смахивавшее на створки ракушек, похороненные в породе.

— Одна, две… четыре, в этом крошечном комке?! Ха! Все ты и твоя удача… — Он плюнул на тряпку и отполировал их по очереди. Три из них ярко сияли — две красные, одна синяя. Одна же осталась тусклой.

Киоун издал придушенный писк:

— Ему досталась черная чешуйка!

— Да нет, эта просто еще грязная, — отмахнулся Шарфи, с удвоенной энергией протирая упрямую находку тряпкой. Однако чешуйка ярче не стала. — Постойте-ка, она и впрямь черная! Жаль, что твоя удача не распространяется на других…

Киоун издал странный звук, словно его сейчас вырвет. Он посмотрел на Эрика обвиняющим взглядом, с трудом веря собственным глазам.

— Ты знаешь, сколько черных чешуек я видел в своей жизни? — заорал он. — Одну! Вот эту!!!

Эрик про себя решил, что ему сейчас очень хочется как следует треснуть Киоуна, чтобы он не размахивал в воздухе руками, обвиняюще тыча в него пальцами.

— Это едва ли не единственное мое богатство в этом мире, больше у меня ничего нет, — напомнил он. — От этого тебе легче? И кто-нибудь расскажет мне, наконец, что это вообще такое?

— Чешуйки! — пояснил Шарфи. Его глаза странно разгорелись. — Драконьи чешуйки!

Эрик присмотрелся к одной из них. Она мерцала красивым, загадочным, глубоким красным цветом.

— Что, с того самого Дракона?

— Да нет, эти с могущественных богоцыплят, которые могут своими зубами прихватывать Само Время, — с отвращением произнес Киоун и помчался прочь, гневно всплескивая руками.

— Не обращай на него внимания, — посоветовал Шарфи. — Целая куча чешуек лежит глубоко в земле, далеко отсюда, в Конце Света. — С этими словами он разложил перед ними небольшую карту, на которой был изображен овальный мир, а затем указал на линию, бегущую сверху вниз в самом центре. — Вот это Конец Света. Эта линия — Стена, она разделяет мир на две части. Чешуйки находят рядом с ней, больше всего в середине, очень глубоко в земле. Те, что лежали ближе к поверхности, выкопали давным-давно, когда их только начали использовать в торговле. Они вызвали тогда настоящую лихорадку. Теперь же единственный способ отыскать новые — лезть в шахты и доставать породу из самых недр.

— А почему их так много именно в этом месте?

Шарфи только отмахнулся от этого очевидно нелепого вопроса; Эрик уже вычислил, что воин поступает так в тех случаях, когда не имеет ни малейшего представления о правильном ответе.

— Профессор Шарфи! — издевательски воскликнул Киоун, появившийся выше по тропе. — Скажите кое-что, профессор! Почему некоторые мужчины маленького роста, да еще и уродливые?

— Как твой глазик, драгоценный? — отозвался Шарфи. — О, я вижу, ты ударился!

— Хватит уже скандалить попусту! — заорал старый мужчина, сидевший без рубашки возле одного из костров. И пробурчал себе под нос: — Мы слишком засиделись на этом холме, я ведь говорил ему. Теперь уже нигде нельзя чувствовать себя в безопасности. Забились в щели, да…

— И на него тоже не обращай внимания, — тихо пробормотал Шарфи.

— А что именно делает эти штуковины такими ценными? — спросил Эрик, убирая чешуйки в карманы.

— Они редкие и красивые. К тому же их можно раздавить, если хочешь увидеть видения. Но так поступают немногие. Я тебе покажу сейчас почему. — Шарфи взял черную чешуйку, положил ее на каменистый пол и попытался разбить, несколько раз с силой ударив ее рукоятью ножа. Однако добыча даже не треснула. Зато на рукоятке появилось несколько глубоких царапин. — Видишь? В них есть магия. Трудно растолочь — поэтому почти никто не знает про видения. Это и к лучшему. Видения иногда открывают слишком многое.