Хогбены, гномы, демоны, а также роботы, инопланетяне и прочие захватывающие неприятности - Мур Кэтрин Люсиль. Страница 60
Карневан слушал с интересом.
— Продолжай…
— Когда я ей показался, она пережила нервное потрясение. На время заговорило ее подсознание, и благодаря этому она вышла из ступора и простила тебя. Она эскапистка; поскольку ее прежняя безопасная пристань оказалась не такой уж безопасной, то, соглашаясь выйти за тебя, она удовлетворяет одновременно и свое желание бегства, и потребность оказаться под чьей-то опекой.
Карневан смешивал очередную порцию, и тут ему кое-что вспомнилось.
— Ты только что сказал, что души не существует, верно?
Тело Азазела шевельнулось под накидкой.
— Ты плохо меня понял.
— Не думаю, — сказал Карневан, корчась от холодного ужаса, пробившегося сквозь теплое пьяное отупение.
— Мы договорились, что ты служишь мне в обмен на мою душу. Каковы же твои истинные мотивы?
— Ты сам стараешься испугать себя, — буркнул демон, и взгляд его жутких глаз стал настороженным. — На протяжении всей истории религия опиралась на гипотезу о существовании души.
— А она существует?
— Почему бы ей не быть?
— И как же выглядит душа? — спросил Карневан.
— Ты не сможешь этого представить, — ответил Азазел. — Не с чем сравнить. Кстати, две минуты назад умер Эли Дейл. Ты теперь старший компаньон фирмы. Прими мои поздравления.
— Спасибо, — Карневан кивнул. — Сменим тему, если ты так хочешь, но рано или поздно я хочу докопаться до правды. Если у меня нет души, значит, ты что-то крутишь. А теперь давай вернемся к Диане.
— Ты хочешь довести ее до безумия.
— Я хочу, чтобы ТЫ довел ее до безумия. Она шизоидного типа — стройная, длиннокостная и до идиотизма уверена в себе. Жизнь свою она построила на фундаменте из вещей, которые считала реальными. Теперь нужно убрать эти вещи.
— Можно конкретнее?
— Она боится темноты, — продолжал Карневан с довольно неприятной ухмылкой. — Будь утонченным, Азазел. Пусть она слышит какие-нибудь голоса, видит людей, ходящих за нею по пятам. Мания преследования. Одно за другим ей начнут отказывать чувства. Точнее, обманывать. Она будет чувствовать запахи, которые не чувствует никто другой, слышать голоса, ощущать яд в том, что ест. Если возникнет необходимость, пусть будут и зрительные галлюцинации.
— Истинно дьявольский сценарий, — заметил Азазел, поднимаясь с кресла. — Мой интерес к этому — чисто клинический. Я могу понять, что такие дела имеют значение для тебя, но и все.
Зазвонил телефон. Сняв трубку, Карневан узнал, что Эли Дейл умер — воспаление мозговых оболочек.
Он почтил его память еще одной порцией спиртного, а затем поднял тост за Азазела, который тем временем исчез, отправившись к Диане. Худое решительное лицо Карневана лишь слегка раскраснелось под влиянием алкоголя, который он в себя влил. Встав посреди квартиры, он медленно кружился, обводя взглядом мебель, книги, безделушки. Хорошо бы поискать другую квартиру, больше и представительнее. Квартиру, подходящую для супружеской пары. Интересно, сколько еще продлится болезнь Филлис?
«Азазел… Что такое задумал этот демон? — гадал Карневан. — Наверняка его интересует не душа. Но что же?»
Однажды вечером, две недели спустя, Карневан позвонил в дверь Дианы. Сначала из-за двери спросили, кто там, потом дверь приоткрылась на несколько миллиметров, и только после этого Диана впустила его. Карневана потрясло, как она переменилась.
Трудно было бы назвать эту перемену отчетливой. Диана держала себя в руках, однако использовала слишком много косметики, и это ее выдавало. Это являлось символом некоего щита, которым она пыталась заслониться от вторжения в ее душу.
— Боже, Диана, что случилось? — заботливо спросил он. — И по телефону голос у тебя дрожал… я же советовал тебе сходить к врачу.
Негнущимися пальцами Диана вытащила из пачки сигарету, она слегка дрожала в ее руке, когда Карневан давал ей прикурить.
— Я ходила. Он сказал… в общем, он мне не помог, Джерри. Я так рада, что ты больше не сердишься на меня.
— Сержусь? Садись, я приготовлю тебе выпить. Моя злость давно уже прошла. Теперь мы будем вместе, а Филлис… Что ж, нам уже не попробовать свадебного торта. Понимаешь, сейчас она в клинике, и ее не скоро выпишут. И потом, она может не совсем… — Карневан заколебался.
Диана откинула назад темные волосы и посмотрела ему в глаза.
— Джерри, тебе не кажется, что я схожу с ума?
— Нет, не кажется, — заверил он ее. — Зато я думаю, что тебе нужно отдохнуть или сменить обстановку.
Девушка не слушала его. Она сидела, склонив голову набок, словно прислушиваясь к какому-то голосу. Глянув в сторону, Карневан увидел Азазела, стоявшего в другом конце комнаты, невидимого для девушки, но явно слышимого.
— Диана! — резко окликнул он.
Ее губы приоткрылись. Взглянув на него, она сказала ломающимся голосом:
— Извини. Ты что-то говорил?
— Что тебе сказал врач?
— Ничего особенного…
Она явно не желала говорить на эту тему и вместо этого взяла напиток, который приготовил Карневан, и пригубила. Потом отставила бокал.
— Что-то не так? — спросил Карневан.
— Нет. Какой вкус у этого коктейля?
— Обычный.
Карневану было интересно, что именно почувствовала Диана в своем бокале. Может, горький миндаль? Очередная штучка Азазела. Он провел пальцами по волосам девушки, наслаждаясь своей властью. Удивительно, но проблемы Дианы нисколько не трогали его. Однако в своем представлении он не был таким уж плохим. Опять эта вечная тема моральных норм — добра и зла.
— Долго она не выдержит, — сказал Азазел так, что голос его слышал только Карневан. — По-моему, она сломается завтра. Маниакально-депрессивный психоз может толкнуть ее на самоубийство, но я постараюсь, чтобы до этого не дошло. Любое опасное оружие, которого она коснется, покажется ей раскаленным докрасна.
И вдруг без всякого предупреждения демон исчез. Карневан откашлялся и допил спиртное, заметив краем глаза какое-то движение.
Он медленно повернул голову, но ничего не заметил. Что это было? Какая-то черная тень… бесформенная, неуловимая. Безо всякой причины руки Карневана начали дрожать, и он, заинтригованный, внимательно оглядел комнату.
Присутствие Азазела никогда не действовало на него так. Вероятно, это была нервная реакция: вероятно, он держал свои нервы в тугой узде, сам не отдавая себе в этом отчета. Что ни говори, а демоны относятся к явлениям сверхъестественным.
Краем глаза он вновь заметил расплывчатую тень и на этот раз попытался рассмотреть ее, не двигаясь. Это «что-то» находилось на границе его поля зрения, но когда глаза его чуть сместились в том направлении, видение исчезло.
Бесформенное черное облако. Бесформенное? Нет, оно имело форму, походило на веретено, неподвижно стоящее на острие. Руки Карневана дрожали, как никогда прежде.
Диана внимательно разглядывала его.
— Что случилось, Джерри? Это из-за меня ты так разволновался?
— Сейчас в конторе столько работы, — ответил он. — Ты знаешь, я стал старшим компаньоном. Ну., мне пора. А ты, пожалуй, сходи завтра еще раз к врачу.
Она не ответила, глядя, как он выходит из квартиры. По дороге домой Карневан вновь заметил черное туманное веретено, однако ему так и не удалось разглядеть его подетальнее, оно по-прежнему оставалось за пределами поля зрения. Впрочем, даже не видя его, он ощущал некие, едва уловимые характерные черты. Он не мог определить, что это за черты, но руки его дрожали.
Его интеллект яростно боролся с бессмысленным ужасом. Он оказался лицом к лицу с чем-то совершенно чужим. Или точнее… Нет — он не был с ним лицом к лицу, это нечто ускользало и исчезало. Азазел?
Карневан позвал демона по имени, но не дождался ответа. Мчась к своему дому, он кусал нижнюю губу и лихорадочно думал. Как… Почему…
Что же было такого бессмысленного, такого ужасного в этом… видении?
Этого он не знал, разве что так действовали на него неуловимые черты, кроющиеся в черноте, на которую он никак не мог взглянуть в упор. Карневан чувствовал, что этих черт не описать словами, однако его преследовало извращенное желание увидеть их. Спрятавшись в укрытии своей квартиры, он снова краем глаза, на самой границе поля зрения, увидел черное веретено, стоявшее возле окна. Он быстро повернул голову, чтобы взглянуть на него, но оно тут же исчезло. И в ту же секунду Карневана охватил дикий, первобытный страх, нечеловеческое, тошнотворное предчувствие, что ему предстоит увидеть нечто, от чего содрогнется все его существо.