Битва флотов - Форстен Уильям P.. Страница 12

— Барон Джукага предложил простой выход, взять и просто остановить это бессмысленное кровопролитие. Мы просто соглашаемся доводами разума. Я знаю, вам военным это не нравится; вы каждый раз вспоминаете о ваших товарищах, которые погибли, и теперь вы удивляетесь, ради чего? Я скажу вам, их гибель не была напрасной. Это не победа, теперь это уже невозможно, но они предотвратили поражение. Желать продолжения войны с аргументом, что жертвы не должны быть напрасными, не значит ни чего большего, чем лить новые потоки крови на могилы мертвых, которым это давно не нужно.

Выдержав паузу, он продолжил.

— Я не хочу, чтобы мои внуки погибали так же, как погибла моя дочь. Я думаю она хотела бы, чтобы они росли без страха и жили в мире.

— Они умрут, только худшей смертью. По крайней мере, ваша дочь умерла в борьбе; ваши внуки умрут, видя перед смертью лишь блеск ритуального клинка, перерезающего им горло. Так истребили большую часть моего народа, — выкрикнула Рикик.

— Я думаю, что это уже чересчур, — возмутился помощник Родхэма.

— Как можно волноваться о судьбе одного, когда на карте либо, выживание нации либо ее полное уничтожение, — воскликнула Рикик в ответ. Я больше не могу терпеть эту фальшивую заботу о человеческой жизни, когда это лишь маска для тех, кто хотят достигнуть своих интересов за счет интересов всех остальных. Если Конфедерация согласится на это предложение, то тогда я выведу Фирекку из состава Конфедерации.

— И кто же защитит вас тогда? — саркастически усмехнулась Джеймсон.

— Как же вы защищали нас, когда килрафи уничтожали наш мир? Ваш флот просто отошел по причине стратегической необходимости. Я думаю, вы так это называете?!

То, что вы сделали, это хуже предательства. Вы не сделали ничего, что бы нас защитить, просто оставили нас на произвол судьбы. И я скажу вам вот что: найдется еще не мало пограничных миров которые последуют за нами. Вы не видите здесь представителей миров Ландрейха или колоний Гровшнера, поскольку они не хотят иметь никакого отношения к такому миру.

— Это измена, — выкрикнула Джеймсон, — и если колониальные миры нарушат перемирие, мы применим к ним адекватные меры.

— Нет, это выживание, и помяните мои слова, придет день, когда вы будете рыдать над бумагами которые вы сегодня подпишите. И что касается адекватных мер по отношению к колониальным мирам. Только попробуйте! — выкрикнула Рикик, громко щелкнув клювом.

Бросив последний взгляд на Президента, она оттолкнулась от стола и гордо проследовала вон из зала, сопровождаемая своей помощницей.

— Старушка К'Каи и впрямь многому научила ее, — прошептал Хантер на ухо Ясону.

Когда мимо проходила его старая боевая подруга, он прошептал фиреккийское приветствие, но она не ответила, видимо не расслышала или так была занята своими мыслями, просто не заметила.

Повисла минута тяжелого молчания.

— Я думаю, что продолжение этой дискуссии только накалит обстановку, и приведет к возрастанию враждебности, — сказал наконец Родхэм. — Я благодарю всех вас за ваш вклад в обсуждение этого вопроса в течение этих последних двух дней.

— Та-а-а-к, приготовились… — прошептал Ян.

— Я планирую подписать договор перемирия в течение этого часа, и этот договор устанавливает двустороннюю мирную комиссию, для работы по постоянному мирному соглашению между Земной Конфедерацией и Империей Килра. Вы все можете присутствовать во время подписания договора, если пожелаете. Спасибо, дамы и господа.

Родхэм встал и направился к выходу сопровождаемый министрами и советниками.

— Да пошло оно все…!

Ясон просмотрел на адмирала Бэнбриджа, который в сердцах бросил свой миникомпьютер на стол и быстрым шагом удалился.

Толвин повернулся и посмотрел на Яна.

— Да, ваши фирекканские друзья сыграли отличный спектакль, — грустно улыбнувшись, сказал он.

— Думаешь, они действительно сделают это? — спросил Ясон, тоже повернувшись к Яну.

Ян улыбнулся.

— Да, эти птички уже не те что были при первой нашей встрече. Но точно я знаю только одно — они делают самую лучшую выпивку из той что я знаю, и даже серьезно надравшись, если они дают обещание, то будь уверен, они его сдержат!

— А что насчет тех колоний, которые не собираются соблюдать перемирие? — спросил Ясон.

— Давайте не будем об этом сейчас, а то меня уже тошнит от всего этого, — устало ответил Толвин. — Ну что, сходим посмотреть на это шоу?

Хоть он и стыдился своего чувства, но Ясону крайне интересно было бы поприсутствовать на этом историческом моменте, как будто все победы и даже поражения войны уже потеряли свою важность.

Толвин рывком встал и направился к двери, через которую вышел Родхэм. Адмирал Нурогами — начальник генерального штаба тоже встал, и обойдя стол, догнал Толвина.

— Неплохая попытка, Джефф, но все это было бесполезно еще с самого начала.

Толвин кивнул.

— До меня дошли слухи, кое-что относительно вас, учтите это стало известно не только мне, — сказал Нурогами почти шепотом, так, что бы не слышали другие.

Толвин широко улыбнулся. Нурогами ответив улыбкой протянул руку для рукопожатия.

— Будь осторожен, — предупредил Нурогами, и развернувшись, пошел догонять Бэнбриджа.

Зная о том, как Толвин чувствительно относится к предстоящему перемирию, Ясон был сильно удивлен тем, что его адмирал решил присутствовать на подписание этого договора.

Они прошли вдоль длинной шеренги, почетного караула и оказались в огромном помещении, служившим главным ангаром этой станции, через широкий люк ангара была видна бездна космоса, от холодного дыхания которого защищало лишь защитное поле, изредка вспыхивающее голубоватым светом, когда относительно крупные частицы космической пыли падали на него.

«Сколько раз я смотрел на космос вот так же как сейчас», — он думал, — «сидя в кабине истребителя, и ожидая сигнал запуска?» — Одно лишь воспоминание об этом заставляло сердце биться быстрее, как будто ему снова предстояло идти в бой. Даже при том, что он был рад тому что война закончена, все же он скучал, скучал по тем неповторимым ощущениям, тому выбросу адреналина, радости того, что ты летишь на самом мощном истребителе из тех что когда-либо существовали. И если этот мир действительно будет настоящим, все эти ощущения будут потеряны навсегда. Это было странное чувство облегчения и сожаления одновременно.

— Что, скучаешь по старым добрым временам? — Тихо спросил Хантер, встав рядом и так же глядя в бездонную пропасть космического пространства. — Да, я тоже, — продолжил он, отвечая на собственный вопрос.

Будто очнувшись, Хантер дернул за рукав Ясона, давая понять, что они должны следовать за Толвином, который медленно двигался сквозь толпу, чтобы занять свое место рядом с теми немногими военными, что решили остаться на церемонию.

Огромный полированный стол был единственной предметом обстановки в ангаре, и одиноко стоял в самом его центре. На столе, в декоративном золотом переплете лежали две копии соглашения о перемирии, на стандартном земном, и на килра.

На стороне Конфедерации было не менее сотни представителей, и это если не считать десятков журналистов которые сновали вокруг. Другая же сторона, где должны были быть представители килрафи, пока пустовала.

Наконец, дверь на дальней стороне ангара открылась, и в проеме возникла одинокая фигура килрафи, одетая в яркие красно-золотые одежды. Пресса тут же рванулись к нему, навелись десятки камер, посыпались вопросы.

Барон Джукага повернулся, посмотрел на них, улыбнулся, и поднял свою руку знаке дружеского приветствия. Пресса осмелела, и придвинулась ближе.

— Давайте сначала завершим все формальные процедуры, — объявил он. Многих это сильно удивило, на языке Конфедерации Барон говорил практически без акцента.

— У нас будет еще много времени. На ваши вопросы я смогу ответить чуть позже, — его непринужденность обезоружила прессу, заставив даже некоторых журналистов улыбнуться.

За ним стояло еще несколько килрафи, держащихся более формально, по их одежде можно было сделать вывод, что это представители высшего офицерского состава. Они молча прошли мимо камер и выстроились в линию позади Джукаги. Ясон заметил, что имелся только один оператор со стороны килрафи, который снимал эту церемонию. По сравнению с роем репортеров Конфедерации, смотрелся он очень одиноко.