Ревущая труба - Прэтт Флетчер. Страница 33
– Не хочу ничего обещать раньше времени, – заявил Ши, – но думаю, что смогу кое-чем тебе помочь. Вообще-то я угодил сюда безо всяких волшебных приспособлений...
– Моя достать, – засуетился Сногг, который уже жаждал перейти от слов к делу.
– Попробую сообразить, что тут может потребоваться, – заверил его Ши.
На следующий день, когда Стегг собрал после завтрака миски. Ши с Хеймдаллем опросили остальных узников, готовы ли те принять участие в деле их освобождения из темницы. Ответы были разнообразны:
– Коли беду на нас не накличете – чего бы и не помочь...
– Ей, а меня-то возьмете?
– Давай, ежели по-тихому.
– Ингви – гнида!
В общем, понимание они встретили. Ши погрузился в сочинительство.
Требовалось заклинание, которое звучало бы достаточно убедительно. Он напрягал мозги, вспоминая, как Чалмерс формулировал законы магии, и клял себя за то, что слушал тогда недостаточно внимательно. Закон распространения? Нет, этот, похоже, никаким боком... А закон подобия? Это уже близко. Для тролля, самого немного сведущего в волшебстве и заклинаниях, попытка применения этого принципа не должна выходить за рамки общих магических закономерностей. Дело за малым: подкрепить все это шарлатанство каким-нибудь убедительным фокусом. Главное – заставить Сногга поверить, что совершается нечто из ряда вон выходящее. Узники должны хором закричать, что нос тролля резко уменьшился в размерах. Их восхищение завершит дело.
– К кому принято обращаться в заклинаниях такого рода? – спросил Ши у Хеймдалля.
– Скудны познания мои в мелочном волшебстве смертных, – ответил Хеймдалль. – Вот Спутник Зла и заклинаниям бы тебя научил, и прочим пустякам. Я же скажу, что имена предков-колдунов были бы не бессильны.
– Как их звали, господи боже ты мой?
– Прародительница ведьм всех – Витольф, предок всех ворлоков Вилльхарм, Свартхед – первый певец-заклинатель, а основатель рода великанов – Имир. Ну, чтобы убедить Сногга, можешь добавить и ныне здравствующих Андвари, короля гномов, и правительницу троллей, Старуху из Железного Леса. Жуткая тварь, но к себе подобным, думается, благосклонна.
Когда Сногг появился снова. Ши уже в целом разработал методику фальшивого колдовства.
– Мне понадобится пчелиный воск, – сказал он, – горячая жаровня с углем, кусок выловленного из воды дерева, расщепленный на лучинки не толще твоего большого пальца, фунт зеленой травы и какая-нибудь доска на подставке, чтобы поместить над жаровней.
– Время близится, – сообщил Сногг. – Великаны собираться. Когда нужны эти вещи?
Ши услышал, как Хеймдалль позади застонал от ужаса, уловив первую фразу, но, тем не менее, спокойно сказал:
– Да как соберешь, так и тащи.
– Может, завтра в ночь. Будем играть?
– Нет... то есть да, – проговорил Хеймдалль.
В неясном свете факелов на его худом, заострившемся лице было ясно написано напряжение. Ши представлял, как сгорает он от нетерпения с его-то чуть ли не болезненным чувством персональной ответственности. Скорее всего, причина именно в этом, – убеждал он себя. Судьба мира, богов и людей, да и самого Ши тоже, по словам Хеймдалля, зависит от одного лишь звука Ревущей Трубы. Он все никак не мог этого осознать, терзаясь странным ощущением нереальности всего происходящего – сколько бы ни повторялись совершенно неопровержимые доводы.
Но даже все эти ужасающе достоверные доводы так и не смогли разрушить охватившего его фаталистического настроения. Как бы ни был скучен тот мир, из которого он прибыл, представлял он собой все-таки нечто достаточно незыблемое и целостное, что поддавалось прогнозу, а в чем-то даже и влиянию.
Здесь же он чувствовал себя щепкой, подхваченной океаном нелепых и жутких событий. Цепь неудач, с которыми он столкнулся во время путешествия в Етунхейм, породила в нем прочное сознание собственной беспомощности, от которого не излечил его даже неожиданный успех в раскрытии козней великанов и поисках молота Тора. Тогда Локи, а недавно и Хеймдалль хвалили его храбрость – ха, – сказал он себе, – если бы они только знали! Его воодушевляла отнюдь не истинная отвага, а лишь странное чувство, будто его вовлекли в какую-то отчаянную игру, главная задача в которой – играть как можно искуснее. Ши подумал, что, наверное, и солдаты переживают нечто подобное во время атаки. Иначе они бы все разбежались, и никаких войн бы просто не было.
Мысли его опять вернулись к эпизоду в замке Утгарда. В чем было дело в заклинании, которым снабдил его Локи, или в слезе? Или просто сработал трезвый взгляд современного человека? Последнее наверняка сыграло немалую роль – все были слишком возбуждены, чтобы замечать такие мелочи, как отсутствие тени у Хуги. Все, что было в Ши от представителя двадцатого столетия, отчаянно противилось мысли, что такая штука, как заклинание, вообще способно вызвать какой-то эффект. Но все остальное-то тоже не поддавалось объяснению с материалистических позиций!
Неужели это означало, что, произнеся соответствующее заклинание, он мог действительно сотворить некое чудо, оставаясь при этом человеком? Хеймдалль, Сногг, Сурт – все они обладали сверхъестественными способностями, это было им присуще изначально, но что ему, Ши, их методы? Он ведь ни богом не был, ни – слава те господи – троллем, ни великаном.
Что ж, если не получится стать истинным ворлоком, можно, по крайней мере, устроить небольшое представление. Ши вспомнил свое бесконечное лицедейство в том мире, который недавно оставил. А сейчас вся жизнь его зависела от того, насколько хорошо сыграет он свою роль. Как же должен вести себя настоящий колдун? Надо, чтоб Сноггу ничего не резануло бы глаз.
Томительная ночь сдала наконец свои позиции, и на дежурство заступил Стегг. Сногг поспешно удалился. Ши не без труда проглотил то, что словно в насмешку именовалось завтраком, и попытался заснуть, но при первом же вопле «Ингви – гнида!» подскочил чуть ли не до потолка. Блохи, казалось, кусались в тот день куда надоедливей обычного. Когда ему удалось взять себя в руки, настало уже время ужина, а значит, и Сногга.
Тролль аж ерзал от нетерпения, дожидаясь, пока стихнут шаги Стегга.