Бездна голодных глаз - Олди Генри Лайон. Страница 71

— Пустотник Эдгар?

— Да.

— Пустотник Даймон?

— Да.

— Пустотник Кали?

— Да…

Пустотники согласились уйти. Навсегда. Пока смерть не придет за последним из них, ни одна живая душа не должна видеть живого Пустотника. И лишь предания об Отцах Изменчивых останутся жить в глубинах древних лесов. Было выбрано место для кладбища и пути изгнания. Всем. И навсегда. Несогласные — умрут сразу.

— Кастор зу Целль?

— Да.

— Братья Эрль-Кавус от лугов Арродхи?

— Да.

— Телем из Вайнганги?

— Да.

— Да…

Отцы уходили. Дети оставались сами. Рассвет закончился.

Обезьянка потеряла к происходящему всякий интерес и ускакала по веткам в глубину леса. Через неделю ее съели. Ну и что? Одной глупой обезьянкой в этом мире стало меньше… Правда, можно сказать и так, что этот мир обеднел на целую любопытную обезьянку…

…Все началось с того, что к вечеру следующего дня Сигурд Ярроу почувствовал себя последней сволочью. Солли с волками куда-то ушли, и одиночество лишь усугубляло это новое, непривычное и крайне неприятное ощущение. К тому же оно странным образом увязывалось для Ярроу с двумя равнозначными моментами.

Во-первых, картины прошлого сцепились друг с другом, выстроившись в затылок и обозначив длинную, протоптанную множеством ног Дорогу, которая шла одновременно через Калорру и Согд, пустыню Карх-Руфи и Оркнейский лес, предгорье Муаз-Тай и улицы Целлии, и дальше — деревня Солли, Вайнганга, Пенаты Вечных, кладбище Пустотников… Правда, великое множество деталей и подробностей остались для салара загадкой, но если подглядывать за Временем в замочную скважину чужих зрачков, то и не стоит рассчитывать на подробные объяснения!

Сигурд всем своим существом ощутил этот неизмеримый Путь, проходящий и через него самого; и в то же мгновение прошлое влилось в настоящее, переполнив чашу…

Настоящее — в нем был озабоченный Фарамарз над письмом наставника Гударзи, в нем стыл «узор ночного тумана», и смеялась мертвая ночь Калорры, и Брайан Ойгла сползал по забору к ногам призрачной красавицы с удивленно-холодным лицом… Это было настоящее, кричащее, кровоточащее, забытое на время в каменном безмолвии, но теперь оно вспыхнуло с новой силой и Сигурд задохнулся от его жара.

Во-вторых, салар никак не мог избавиться от мысли, что он предал беспечного голого парня, встреченного ими в зарослях; предал в ледяные, жадные руки порождений ночи, — нет, не ночи, не сумерек этого мира! Он — Сигурд Ярроу, Девятикратный, салар Пятого уровня — продал беззащитного бродягу за возможность увидеть еще одну-две картины из жизни обитателей Пенат Вечных!…

Будь ты проклято, прошлое, если за тебя надо платить такую цену!

Сигурд встал, накидывая серый плащ и щелкая застежкой на плече. Уходящий за ответом, Видевший рассвет, — так или иначе, он знал, что должен делать. Должен. И сделает.

Через мгновение Скользящий в сумерках вышел из пещеры, поправляя перевязь с мечом, и направился к зарослям. Трава у его ног тихо шелестела. Ловчий удав Зу сопровождал хозяина. Баловство закончилось. Их дело, их охота…

Они не видели, как из тоннеля в пещеру ввалился Пустотник Даймон. И очень хорошо, что не видели, потому что такого Даймона они не видели никогда.

Пустотник был пьян. Никто так и не узнал, что именно послужило причиной опьянения: настойка Красного корня, дурман смолы йикининки или горькая смесь прошлого с настоящим.

Это было неважно.

Даймона трясло. Он метался по пещере, натыкаясь на стены, рот его неестественным образом растянулся до ушей, открывая острые белые зубы; и кожа толстой шеи пошла складками и начала шелушиться, напоминая скорее чешую. Потом он упал на колени, судорожно вцепившись в оставленную Солли кожаную куртку; плотная кожа треснула в его скрюченных пальцах, и этот звук, казалось, пробудил к жизни прежнего Даймона.

— Мальчики… — прошептал он, запрокидывая голову к каменному небу пещеры и мучительно хрипя, — бегите, мальчики… дальше бегите… Не могу больше, не удержу!… Старый я… старенький… Ах ты, тварь…

Шепот захлебнулся, и острые кривые когти располосовали куртку с поразительной легкостью. И стены пещеры отразили низкий, страшный рык.

Стар был Пустотник. Чудовищно стар.

Чудовищно.

* * *

…Сквозь кусты Сигурд Ярроу увидел знакомого бродягу, на этот раз соизволившего натянуть короткую тунику из грубой ткани, и рядом с ним — Солли.

Увидел — и не удивился.

Чуть поодаль, тихо ворча, сидели недовольные волки, а Изменчивый что-то горячо втолковывал бродяге, размахивая руками и поминутно тыча в сторону пещеры. Бродяга же со всей присущей молодости самоуверенностью пожимал плечами, морщился и наконец указал на свой тюк со спрятанным оружием — дескать, не волнуйтесь, отобьюсь в случае чего!…

Сигурд хотел было выйти и силой уволочь несговорчивого самоубийцу — для его же блага! — но тут случилось нечто странное.

Самый молодой из волков неожиданно вскочил, насторожив узкие уши и скалясь чужой, мертвой ухмылкой; затем глаза зверя приобрели оттенок мутного зеленого стекла — и волк прыгнул на спину Солли, подминая Изменчивого под себя!

Стаю словно пружиной подбросило. Ярроу готов был поклясться, что перед прыжком он услышал тихую заунывную мелодию, тягучую и похожую на вой, но сейчас ему было не до выяснения подробностей. Волки рычали, рычали на своего вожака; Вайл, покорная Вайл, исходила слюной, с ненавистью глядя на Солли, а Изменчивый в волчьем обличье стоял, прижимая передними лапами к земле непокорного зверя, дерзнувшего на неслыханное, и недоумение билось в таких человеческих глазах большого волка!

В следующую секунду бродяга резко нагнулся, хватая Изменчивого за холку и заднюю ногу, и с поразительной легкостью швырнул матерого волка в растущие неподалеку кусты дикого шиповника. Солли взвыл, обрушившись в колючую поросль, — и Сигурд одновременно с Зу вылетел на поляну.

Синяя сталь меча описала смертоносную восьмерку, и салар даже не успел удивиться, почувствовав, что возносится ввысь. Рука с мечом была намертво зажата в цепких пальцах бродяги, и Сигурд понял, что летит, летит вперед головой, а еще через секунду понял, куда летит.

Шиповник оказался на редкость колючим, его шипы мгновенно вцепились в широкий плащ и одежду салара еще похлеще, чем пальцы бродяги, а Зу свернулся в боевой узел между рычащими волками и пришельцем и шипел, — но почему-то шипел на волков, полностью игнорируя происходящее с людьми.

Сигурд и не подозревал, что его удав умеет так шипеть. Зу яростно бил хвостом, его тело свивалось в самых немыслимых вариантах, и еле слышная мелодия, исходящая из зарослей на другом конце прогалины, вступала в неясное противоречие с шипением огромной змеи; и стая замерла.

Стая перестала рычать.

Тихий холодный смех пронесся над поляной — Сигурд вздрогнул, услышав его, — и мерцающее, голубоватое облачко выплыло из кустов, медленно сгущаясь и принимая человеческие черты.

Бледный Господин — «варк» на калльском наречии — одернул свой балахон и снова рассмеялся.

— Я не знал, что такая змея может противостоять Зову, — сообщил он бродяге, нагнувшемуся над своим тюком. — Впрочем, я никогда и не видел столь больших змей. Она поистине заслуживает уважения… Да и ты, человек, тоже…

Варк почему-то избегал смотреть в сторону шиповника, где застыли Сигурд и Солли; но его взгляд, направленный на человека в тунике, был пристальным и оценивающим.

— Ты мне нравишься, человек. — Варк сделал шаг и снова остановился. — Ты достоин того, чтобы тебе открыли Дверь… Сегодня. Сейчас. Немедленно…

Бродяга выпрямился и выставил вперед руку с коротким, в локоть длиной, и очень широким лезвием, по краю которого шла тусклая гравировка. В левой он сжимал другой такой же нож — или что там у него было? — но держал его вдоль предплечья, так что клинок был скрыт и плохо различим.