Роковая молния - Форстен Уильям P.. Страница 4

Весь лагерь был погружен во тьму, горела лишь единственная лампа скорби. От ее слабого, неверного пламени взметнется к небу погребальный костер и унесет с собой душу Джубади. И только после того, как огонь уничтожит останки тела Джубади, новый кар-карт вернет огонь погребального костра своим подданным, и он сохранится в кострах племени до той поры, пока не настанет очередь кар-карта Вуки вознестись к небесам.

Тамука посмотрел на своего старого товарища, своего первого учителя и наставника. Эти двое не нуждались в разговорах — они и без слов могли заглянуть друг другу в душу. Хулагар застыл в мучительном безмолвии, хотя ни один из обитателей орды не осмеливался обвинить его в случившемся несчастье. Тем не менее щитоносец винил себя, и Тамука понимал его. Он прекрасно знал, в чем заключается истинный смысл высокого титула щитоносца. Разве не он должен защищать кар-карта, прикрывать его бронзовым щитом и всегда быть готовым заслонить собой повелителя от любой опасности? А теперь Джубади мертв, а его щитоносец продолжает жить.

Как будто услыхав его мысли, Хулагар поднял на него глаза. «Я должен был предвидеть это», — говорил его взгляд.

— Ты не мог предвидеть, — сказал Тамука. — Стражники прочесали все окрестности. Мы не знали, что существует оружие, способное поражать на таком расстоянии.

Хулагар шевельнулся, впервые за всю долгую ночь скорбного бдения у тела своего повелителя и друга.

— Но я чувствовал опасность, — возразил он. — И ты тоже.

В его голосе звучало обвинение.

— О чем ты? — спросил Тамука.

— Твой любимчик был обнаружен с оружием в руках. Тот самый, которого ты послал убить предводителя янки Кина. А вместо этого он вернулся и уничтожил свет нашего племени. Что ты скажешь на это, щитоносец Тамука?

— Друг мой, ты переутомился, — ответил Тамука. Несмотря на высказанное подозрение, в его голосе слышалось только сопереживание страданиям друга.

— В ближайшие дни тебе будут задавать много вопросов, — произнес Хулагар.

Он повернулся, не поднимаясь с колен, и взглянул в лицо Тамуки. Пристально всматриваясь в его глаза, Хулагар искал там разрешения своих сомнений, но не хотел, чтобы его опасения подтвердились.

— Ответь мне, — прошептал он, отечески положив руки на плечи Тамуки и не отрывая глаз от его лица.

Тамука не отвел взгляд.

— Мне нечего тебе сказать, — заговорил Тамука. — Джубади знал о моем замысле, так же как и ты. Я действительно послал одного из своих любимчиков, Юрия, чтобы уничтожить Кина. Но янки неведомым образом обратили его против нас. Дьявольские силы, помогающие Кину, оказались сильнее, чем духи наших предков. Это плохое предзнаменование. Их духи похитили жизнь нашего кар-карта.

Хулагар отвел затуманенный взор от лица Тамуки и обернулся к Джубади.

— Прости меня, мой друг, — вздохнул он и снова перевел взгляд на Тамуку. — И ты прости меня за мои расспросы. Я должен был знать.

— Мне не за что тебя прощать, — тепло и участливо ответил Тамука.

Руки Хулагара соскользнули с плеч Тамуки, он опустил глаза, не заметив мгновенно промелькнувшей гримасы на лице своего соратника.

Ты правильно сказал, это была дьявольская сила.

Тамука оглянулся. На фоне предрассветного неба у входа в юрту появилась фигура Сарга, шамана и прорицателя.

— Уже пора? — спросил Хулагар.

Тамука молча кивнул, почувствовав в голосе друга подлинное страдание и боль.

— Светает, — заметил Сарг. Сопровождавшие его помощники отвели в стороны полы юрты, за которыми показались стражники, проведшие на посту всю ночь. В пурпурном свете первых лучей на горизонте вырисовывался смутный силуэт города скота; созвездие Большого Колеса опустилось к самой земле.

— Дайте мне еще несколько секунд, — прошептал Хулагар, и Сарг кивнул в знак согласия.

Хулагар поднялся на ноги, они затекли за ночь и хрустнули в суставах. Пытаясь улыбнуться, он приблизился к помосту и остановился перед неподвижным телом. Улыбка ему не удалась, и Тамука снова прочитал его мысли — воспоминания о двух подростках, скачущих по бескрайней степи, раскаты смеха, бездумная детская радость, неведение того, как кратковременна беззаботная юность.

Хулагар отступил назад и отбросил со лба полуседую прядь волос, которым уже не суждено было стать совсем седыми.

— Он погиб с мечом в руках, как его отец и отец его отца, — нараспев заговорил Сарг. — Никто из нас не желает лучшей смерти.

— Он умер, сраженный невидимой рукой, рукой скота, а не в честном поединке с радостью битвы в сердце; это не самая славная смерть, — возразил Хулагар, заставив Сарга умолкнуть.

«Все изменилось, — подумал Тамука. — Как случилось, что этот скот лишил нас той чести и славы, с какой мы всегда сражались и умирали в бою? Все они должны быть уничтожены, такова истина, которую Джубади так и не смог осознать. Если мы хотим выжить, надо истребить весь скот до последнего. Еще до того, как скот поднялся на борьбу, мы уже стали его рабами, настолько тесно были связаны наши жизни, настолько зависимы стали мы от результатов их труда, от пропитания, предоставляемого нам скотом. Для выживания орды необходимо очистить мир от скота, а Джубади собирался ограничиться половинными мерами, поэтому он и умер; он должен был умереть».

Тамука постарался прогнать эти мысли при взгляде на Хулагара, стоявшего над телом умершего друга. Это были последние мгновения наедине с ним. Щитоносец закончил первое безмолвное бодрствование, теперь настала очередь долгого ритуала подготовки тела по обычаям орды. Больше никогда в этом мире им не суждено остаться вдвоем, как случалось сотни раз за все годы их дружбы, длившейся два с половиной оборота.

Сарг напомнил о себе негромким кашлем, и Тамука оглянулся. Становилось все светлее, а первые шаги следовало предпринять до восхода солнца. Тамука поднялся и, не поднимая головы, подошел к помосту.

— Пора, мой друг. Хулагар кивнул.

— Тебе не обязательно присутствовать при этом.

— Я как раз вспоминал ту ночь, когда мы заблудились из-за зимней бури. Тогда я выкопал пещеру в снегу и убил свою лошадь, моего первого скакуна, чтобы загородить вход и сохранить тепло.

Хулагар посмотрел на Тамуку.

— В благодарность он подарил мне тысячу лошадей, когда стал кар-картом.

— Я знаю.

— Я любил того скакуна, но не колебался ни секунды. — Хулагар помолчал и взглянул в глаза собеседника. — Ты сделаешь то же самое ради Вуки?

Тамука не ответил.

— Ты скоро станешь щитоносцем кар-карта. Ты должен любить его, как я любил Джубади. Тамука молчал. — Нет, я останусь. — Хулагар вздохнул и снова посмотрел на тело Джубади. — Я никогда не расставался с ним прежде, не оставлю его и сейчас.

Тамука обменялся взглядами с Саргом и кивнул.

Шаман выступил вперед, за ним шагнули двенадцать помощников. Начиная прощальную церемонию, он взошел на помост, остановился перед телом кар-карта и принялся перечислять имена двухсот семи кар-картов, первым из которых был Гриш, выведший свой народ с гор Баркт Ном и положивший начало бесконечной скачке по просторам Валдении. Имена следовали одно за другим, губы Хулагара беззвучно вторили песне шамана. В это время двенадцать немых стражников, охранявших кар-карта и бесценные сокровища орды, вошли в юрту и внесли на своих плечах золотой ларец.

Тамука зачарованно смотрел, как стражники установили ларец возле помоста и вышли, опустив голову. Тем временем Сарг пропел последние имена, и двое помощников приблизились к нему с золотым покровом. Шаман протянул вперед руки, его помощники накрыли их роскошной золотой тканью. Сарг повернулся спиной к телу, сошел с помоста и, не сбрасывая с рук священный покров, отпер замок и открыл ларец. Все присутствующие опустили глаза. Не поднимая головы, Тамука боковым зрением наблюдал, как шаман нагнулся и достал серебряную, тяжелую на вид урну. Затем Сарг повернулся, опять взошел на помост, держа перед собой урну на вытянутых руках, и опустил ее рядом с телом Джубади. Потом он очень медленно снял крышку, и вокруг распространился слабый сладковатый запах. Никто не произнес ни слова, даже не шелохнулся.