Роковая молния - Форстен Уильям P.. Страница 8

До противоположного берега было меньше полета стрелы. Там виднелась группа мерков на лошадях, но и они молча стояли на месте. На восточном берегу возвышались стены Суздаля. Гамилькар вспомнил события прошлого года — последний штурм русской столицы. Тогда он служил меркам. Правитель порабощенного народа выполнял приказ хозяев. Он действительно хотел захватить город — ведь он был воином, и его задачей было победить. Но карфагенянин без особого воодушевления шел на штурм; он действовал не по своей воле, не ради собственной славы и триумфа.

Позже он понял, что мерки предали его, что Суздаль не станет вотчиной людей под управлением мерков. Городу грозила оккупация орды, а карфагеняне все равно должны были отправиться в убойные ямы. Гамилькар ввязался в войну только ради одной цели: он хотел избавить свой народ от необходимости отбирать двух человек из десяти на для пропитания мерков.

Карфагенянин взглянул на стены Суздаля. Повсюду стояли меркские воины, наблюдали за кораблями и молчали. Странное зрелище. Хотя он был уверен в неприступности города, мерки все же заняли его. Позади часовых высокие позолоченные купола отражали полуденное солнце, на деревянных домах и теремах виднелась искусная резьба, столь любимая русскими строителями. Это было так не похоже на ослепительно белый известняк его собственного дворца или кирпичные дома простого народа.

Гамилькар неприязненно посмотрел в сторону мерков. Они могут послать несколько стрел, просто из интереса, чтобы убить одного-двух человек. Этого от них вполне можно было ожидать. Он видел множество людей, зарезанных лишь для того, чтобы испробовать лезвие меча, или ради забавы, чтобы развеять скуку и увеличить счет убитых.

Продолжая уголком глаза наблюдать за мерками, Гамилькар прошел по сходням и ступил на палубу «Нью-Айронсайда». Прозвучал резкий свисток; этот обычай янки казался карфагенянину отвратительным, от пронзительного звука по его спине всякий раз пробегала дрожь. Молодой морской офицер из Суздаля, стоявший у мостика, отдал честь Гамилькару.

— Адмирал Буллфинч ожидает вас в кают-компании, — произнес он на едва понятном карфагенском языке.

Что здесь происходит? — спросил Гамилькар.

— Адмирал ждет вас, сэр. Хочу попросить вас двигаться быстрее — они могут открыть стрельбу в любой момент, — ответил офицер, явно натасканный на выполнение формальностей по встрече гостя и совершенно не способный выйти за рамки протокола.

Покачав головой, Гамилькар быстро скользнул в бортовой порт, опасаясь, что его незащищенная спина окажется непреодолимым соблазном для мерков. Он спустился в душное сумрачное помещение и увидел ожидавшего его офицера-янки, одетого в синий мундир точно такого же покроя, как и у предателя Кромвеля. Лицо молодого человека от скулы почти до самой макушки пересекал неровный шрам, черная повязка прикрывала пустую глазницу.

Они были примерно одного роста. Но Гамилькар был гораздо плотнее, на его обнаженных руках перекатывались мускулы, которые, однако, уже становились дряблыми и служили знаком, что через некоторое время мощное сложение может обратиться тучностью. Волнистая черная борода, недавно умащенная маслом, спускалась на грудь, смешиваясь с густыми волосами, покрывавшими все тело. Молодой человек перед ним выглядел почти хрупким, темно-синий шерстяной мундир и брюки свободно свисали с его стройной фигуры, шитый золотом пояс суздальского адмирала был туго затянут вокруг тонкой талии. Но его взгляд был твердым, хотя Гамилькар и заметил некоторую нервозность.

— Итак, город пал? — начал разговор карфагенянин, пропуская обычный ритуал приветствия и переходя сразу к деловой части.

Элазар, его ближайший друг и переводчик, следом за Гамилькаром спустившийся через люк, быстро перевел вопрос.

— Это случилось позавчера, — ответил Буллфинч. — Но мы обсудим это потом. Не хотите ли вы сначала поесть или выпить?

— Я хочу сначала получить ответы на свои вопросы, а потом выпить, — резко произнес Гамилькар.

Буллфинч кивнул в ожидании расспросов.

— По всей реке, как и здесь, мерки ни разу не выстрелили в нас. Они просто стоят и наблюдают.

Гамилькар смотрел на Буллфинча, ожидая окончания перевода. Адмирал хранил молчание.

— И потом барабаны — мы услышали их еще до того, как вошли в реку. Карфагенянин замолчал, и в подтверждение его слов через открытый порт донесся рокот, повторявший ритм биения сердца.

— Я подозреваю, что произошло нечто важное, но не знаю, что именно. Но я достаточно хорошо изучил вашего Кина и, думаю, он не стал бы так смиренно уходить со своей земли, не подготовив достойного ответа. Скажите мне, что случилось.

— Убит кар-карт мерков, — спокойно произнес Буллфинч.

Пораженный Гамилькар отвел взгляд. Джубади мертв. Он не испытывал любви к этому правителю, просто трудно было представить, что кар-карт, обладающий почти неограниченной властью, так же смертен, как и все остальные. Кроме того, карфагенянин подумал о чудовищных последствиях этого события.

— Как это произошло? — почти шепотом спросил он.

— Снайпер. Его застрелил бывший любимчик Тамуки Юрий.

Переводчик запнулся на слове «снайпер». Буллфинч заметил его затруднения и подробно объяснил, на что способна уитвортовская винтовка, как Юрий принял предложение Эндрю и как орда приостановила наступление после смерти кар-карта. Лицо Гамилькара исказилось от гнева, он опустил голову. Переполнявшие его чувства проявились в той боли, которая прозвучала в его вопросе:

— Ты понимаешь, чем все это грозит моим людям? — прошипел он.

— Думаю, да, сэр, — ответил Буллфинч, все еще стоя по стойке «смирно».

— Нет, ты не можешь этого понять, — продолжал Гамилькар. — Тебе никогда не доводилось видеть убойных ям и погребального костра кар-карта.

Буллфинч промолчал.

— А Кин знал, к чему это приведет?

— Я не могу отвечать за полковника, сэр.

— Если он знал, что убийство на тридцать дней остановит орду, то должен был знать и все остальное, — предположил Элазар.

Гамилькар кивнул. Затем он отвернулся и подошел к орудийному порту. В подступающих сумерках с трудом угадывались стены Суздаля. Ни в городе, ни на окрестных холмах не было видно огней. Только барабаны продолжали неумолчный стук... Когда они умолкнут, прервется жизнь всех пленников до единого.

— Это очень печально, — произнес Буллфинч, подойдя к Гамилькару. — Но ваши люди были обречены на смерть уже в тот момент, когда были захвачены в плен. Всем им грозила смерть рано или поздно.

— Тебе легко говорить, — прошептал Гамилькар, обернувшись к офицеру. — Год назад пропала моя жена, и вполне вероятно, она тоже в плену у мерков. Возможно, впрочем, что она давно погибла, и я молю Баалка, чтобы так и было. Но она могла остаться в живых и сейчас обречена слушать гул барабанов, зная, что это означает. Поверь мне, янки, всем людям в этом мире известно, что значит такой барабанный бой, что последует за смертью кар-карта от рук скота.

— Мне очень жаль, сэр. Я не знал.

— Кин знал.

Гамилькар смотрел в лицо Буллфинча, не в силах продолжать из-за душившего его гнева.

— Сожалею, сэр. Я бы хотел, чтобы нашелся другой выход.

— Твои сожаления ничего не изменят. Если бы вы здесь не появились, наша жизнь текла бы по-старому. Мерки весной ушли бы на запад. Двое из десяти моих людей погибли бы, но остальные продолжали бы жить в мире еще двадцать лет. А сколько людей погибло в войнах, которые развязали вы, проклятые янки? Я слышал, половина русских! А теперь они лишились и своей страны.

— Но они сохранили свою свободу, — возразил Буллфинч, но в словах его не было убежденности. Гамилькар презрительно фыркнул:

— Слабое утешение. Особенно если вспомнить, что вскоре мерки двинутся вперед и их будет вести чувство мести. Они сметут вас с пути, как ураган разметает пыль с дороги, а потом ворвутся в Рим. Вы обречены на поражение, и убийство Джубади — всего лишь отчаянная попытка отсрочить неизбежный конец. А мой народ? — Голос Гамилькара зазвенел от сдерживаемой ярости. — Наши люди не хотели этой войны, и я не хотел ее. Это вы пришли и разрушили нашу жизнь. Как ты думаешь, что будет с нами, когда все это кончится?