Манускрипт всевластия - Харкнесс Дебора. Страница 20

— А ты, значит, живешь в сторожке? — спросила я, пока мы по булыжнику шли к машине.

— Всю неделю я в Оксфорде, а сюда приезжаю на выходные. Здесь спокойнее.

Да… нелегко, вероятно, вампиру жить в толпе шумных студентов, чьи разговоры он слышит помимо воли.

Мы доехали до сторожки. Ее, как лицо усадьбы, в свое время украсили немного обильнее, чем большой дом. Я смотрела на витые трубы и хитрую кладку.

— Знаю, — со стоном промолвил Мэтью. — Каменщик дорвался-таки до этих труб. Его кузен работал в Хэмптон-Корте у Вулси, [19] и мой мастер просто не желал слышать «нет».

Мэтью включил свет у двери. Я увидела большую комнату с полом из каменных плит и очагом, где можно было зажарить быка.

— Замерзла? — Часть пространства переделали в современную кухню, где холодильник, кажется, был главнее плиты. Я старалась не думать о том, что Мэтью там держит.

— Немножко. — Я поежилась в своем свитере. На дворе было относительно тепло, но я продрогла из-за того, что вспотела.

— Тогда зажги камин, — предложил Мэтью.

Дрова были уже приготовлены. Я взяла из старинной оловянной кружки длинную спичку и подожгла их.

Мэтью поставил чайник, а я стала осматривать комнату. Вкус хозяина склонялся к коричневой коже и темному дереву, красиво выделявшимся на каменных плитах. Старый ковер насыщал комнату теплой гаммой красных, синих и желтых оттенков. Над камином висел огромный портрет второй половины семнадцатого столетия. Темноволосую красавицу в желтом платье писал определенно сэр Питер Лили. [20]

— Моя сестра Луиза, — сказал Мэтью, заметив мой интерес. — Dieu, [21] как прекрасна она была.

— Что же с ней сталось?

— Она уехала на Барбадос, намереваясь стать королевой Вест-Индии. Мы говорили ей, что на маленьком острове ее вкус к молодым джентльменам не пройдет незамеченным, но она не желала слушать. Ей нравилось жить на плантации, выращивать сахарный тростник и владеть рабами. — По лицу Мэтью пробежала тень. — Во время одного из восстаний соседи-плантаторы, разгадавшие ее тайну, решили покончить с ней. Луизе отрубили голову, тело изрезали на куски, останки сожгли и свалили все на рабов.

— Мне очень жаль. — Глупые слова для такой тяжкой потери.

— Смерть, достойная жертвы, — слегка улыбнулся он. — Я любил сестру, но это нелегко мне давалось. Она усваивала пороки всех веков, в которые жила. Ни одна крайность для нее не была крайней. — Мэтью с трудом оторвал взгляд от холодного красивого лица на портрете. — Чай готов. — Он поставил поднос на низкий дубовый столик перед камином, между двумя кожаными диванами.

Я принялась разливать, ни о чем больше не спрашивая, хотя вопросов у меня хватило бы на несколько вечеров. Под взглядом больших черных глаз Луизы я старалась не пролить ни капли на полированную столешницу — вдруг этот стол когда-то принадлежал ей. Мэтью не забыл ни о молоке, ни о сахаре. Придав своему чаю нужный оттенок, я устроилась на мягком диване.

Мэтью вежливо взял свою чашку, но пить не стал.

— Не нужно делать что-то только из-за того, что я здесь, — сказала я.

— Я привык, — пожал плечами он. — Ритуальные движения действуют успокаивающе.

— Давно ты занимаешься йогой?

— Это совпало с отъездом Луизы. Я отправился в другую Индию, настоящую, и застрял на Гоа во время муссонов. Делать было нечего, кроме как пить и учиться всему индийскому. Тогдашние йоги были гораздо одухотвореннее большинства нынешних. Амиру я не так давно встретил в Мумбай, когда был там на конференции. Посмотрел, как она ведет класс, и понял, что она не уступает мастерством старым йогам. И не имеет предрассудков насчет братания с вампирами, как некоторые ведьмы.

— Понял и пригласил сюда?

— Я рассказал ей об Англии, а она согласилась попробовать. Скоро уж десять лет, как она здесь, и в нашем классе всегда полный комплект. Амира, конечно, и с людьми занимается.

— Никогда не видела, чтобы чародеи, вампиры и демоны занимались чем-то вместе, хотя бы и йогой, — призналась я. Табу на общение с другими расами для меня оставалось в силе. — Скажи мне кто-нибудь, ни за что не поверила бы.

— Амира оптимистка и любит преодолевать трудности. Поначалу все было совсем не просто. Вампиры отказывались находиться в одном помещении с демонами, а первым чародеям никто и вовсе не доверял. — Я слышала по его голосу, что и он не свободен от предрассудков. — Теперь почти весь класс признает, что сходства у нас больше, чем отличий, и соблюдает правила вежливости.

— Мы можем казаться похожими, — я подтянула колени к груди, — но определенно не чувствуем себя таковыми.

— Что ты имеешь в виду? — насторожился Мэтью.

— То, что мы всегда знаем, когда рядом… не человек. По легкому касанию, по холоду, по щекотке.

— Это, видимо, привилегия чародеев. Я, например, не знаю.

— Чувствуешь что-нибудь, когда я смотрю на тебя?

— Нет, а ты? — Его невинный взгляд тут же пустил мурашки по моей коже.

Я кивнула.

— Опиши свои ощущения. — Он подался вперед, и я почуяла западню.

— Холод, — начала я, не зная, стоит ли говорить все как есть. — Как будто лед нарастает под кожей.

— Весьма неприятно, мне кажется. — Мэтью наморщил лоб.

— Нет, просто немного странно. Хуже всего демоны — их взгляды я ощущаю как поцелуи, — скривилась я.

Мэтью со смехом поставил чашку на стол, уперся локтями в колени.

— Значит, ведьминскими способностями ты все-таки пользуешься.

Западня сработала. Я потупилась, красная до ушей.

— В жизни бы не открывать «Ашмол-782» и не снимать с полки тот чертов журнал! Это было мое пятое колдовство за весь год. Стиральная машина вообще не считается — без моих чар она затопила бы квартиру внизу.

Мэтью поднял руки — сдаюсь, мол.

— Мне все равно, Диана, пользуешься ты магией или нет. Просто я поражен тем, на что ты способна.

— Не пользуюсь я ни магией, ни колдовством — называй как хочешь. Я не такая. — Щеки у меня не переставали пылать.

— Нет, такая. Это сидит у тебя в крови и в костях. Такое же генетическое наследие, как голубые глаза и светлые волосы.

У меня никогда не получалось объяснить, почему я чураюсь магии. Сара и Эм не понимали, где же Мэтью понять? Мой чай остыл, тело сжалось в комок под его изучающим взглядом.

— Не хочу я этого, — в конце концов процедила я. — Никогда не хотела.

— Но почему? Доброта Амиры, которая согрела тебя сегодня — часть ее магии. Ведьминский дар ничем не хуже музыкального или поэтического.

— Мне он не нужен, — взъярилась я. — Хочу жить обыкновенной жизнью, как нормальные люди. — Вот именно. Не опасаясь, что тебя разоблачат и убьют. Я стиснула зубы, чтобы не выпалить это вслух. — Вот тебе разве не хочется быть нормальным?

— Скажу тебе как ученый, Диана: никакой «нормальности» в природе не существует. — Мягкий тон как рукой сняло. — Нормальность — это сказочка, которой люди успокаивают себя, сталкиваясь с чем-нибудь «ненормальным».

Пусть себе говорит, я останусь при своем убеждении. Опасно быть существом иного порядка в управляемом людьми мире.

— Диана, посмотри на меня.

Вопреки всем инстинктам я посмотрела.

— Ты отталкиваешь магию от себя. Точно так же, по-твоему, поступали ученые, о которых ты пишешь. Проблема в том, что у них ничего не вышло. Даже те из них, что были людьми, не сумели полностью изгнать магию из своего мира — это твои собственные слова. Она возвращалась снова и снова.

— Это совсем другое, — шепотом ответила я. — Сейчас я говорила о своей жизни. Ею я могу управлять.

— Не другое, а то же самое, — сказал он с полной уверенностью. — Ты будешь пытаться, но у тебя ничего не выйдет, как не вышло у Роберта Гука и Исаака Ньютона. Они оба знали, что без магии мир не может существовать. Блестящий Гук, умевший мыслить в трех измерениях, изобретавший приборы и ставивший опыты, так и не раскрыл полностью свой потенциал именно из-за страха перед тайнами мироздания. А вот Ньютон… столь бесстрашного ума я никогда не встречал. Он не боялся того, что нельзя увидеть глазами и с легкостью объяснить. Он принимал все как есть. Ты как историк знаешь, что к теории притяжения он пришел через алхимию и веру в невидимые причины роста и перемен.