Сплетающий души - Берг Кэрол. Страница 29

— У меня ты тоже ничего не найдешь, — сообщил Паоло, словно подслушал мои мысли или услышал, как бурчит у меня в животе. — Все в серой седельной суме. Ты еще швырнул ее в угол сторожки. Вспомнил?

Он все еще на меня злился.

— Значит, нам придется что-то придумать. Пожалуй, остановимся в деревне и купим все необходимое.

Я вывернул карманы и нашел ровно двенадцать медяков. Должно хватить на полдюжины кружек эля или на три буханки черствого хлеба. Я взглянул на Паоло.

— По крайней мере, ты не обокрал госпожу, прежде чем ее зарезать, — заметил он. — Я отдал ей серебро, вырученное за лошадей и повозку.

Не было смысла снова спорить о том, виновен я или нет.

— Значит, у тебя тоже нет денег?

— Ни гроша. Похоже, если мы хотим поесть, мне придется попрошайничать. Большинство людей всегда подадут чего-нибудь, если выглядеть достаточно жалко. Мне-то это будет нетрудно… Если они не увидят рядом со мной тебя, запятнанного кровью собственной матери.

— Я скорее останусь голодным, чем стану клянчить еду у незнакомцев.

— Значит, ты никогда не голод… Великие демоны!

Паоло чуть из кожи вон не выпрыгнул, когда Вроун вывалился из ивовых зарослей прямо у него перед носом, кланяясь и посмеиваясь. Остальные двое тотчас же последовали за ним.

— Мы пришли сопровождать вас на вашем пути, — известил нас Вроун, глазея на пару куропаток, взлетевших над лениво текущим ручьем, и махнул рукой в сторону своих приятелей. — Не обращайте на нас внимания.

Устав от угрюмости Паоло, я попытался задать Вроуну пару беспокоивших меня вопросов — например, откуда он взялся, зачем искал меня и как проник в мои сны. Но как бы громко я ни говорил, все трое вели себя так, словно не слышали меня. И это так меня взбесило, что вскоре я повернулся спиной ко всем четверым своим спутникам.

Но Паоло так и не перестал ворчать.

— Больно гордый, чтоб помощи просить. Тоже мне новость. Служи ему, пока с голоду не помрешь.

— Нельзя, чтобы нас заметили поблизости от Виндама. Принц так просто не бросит поиски.

Хотя вряд ли он станет этим заниматься, пока матушка не поправится — или не умрет. Едва высказав это вслух, я проникся отвращением к самому себе. Подлец… Что же я за тварь такая, если способен так рассуждать?

— Значит, остается воровство, если мы вообще собираемся есть. Ты делаешь меня вором. Меня вздернут, если не хуже. Я не воровал даже сопляком в Данфарри! Будь проклят этот день до скончания веков!

Он так швырнул в ручей камнем, что вспугнул стайку чибисов, шумно уплывших вверх по течению, и Ясира, едва не наступившего мне на ногу.

От копыта я увернулся, но зато рухнул на колено в самую грязь. Как будто мне и без того было недостаточно мокро… и грязно… и мерзко…

— Да будь оно все проклято, ты, тупой олух! Просто убирайся прочь!

— Уж лучше олух, чем убийца и сволочь.

— Клянусь тебе, я ее не тронул. Я и не смог бы.

Силы ночи, почему он никак не поймет, как я относился к матери? Ведь только из-за них — из-за нее и самого Паоло — я остался человеком. И я даже не знал, жива ли она.

— Бессердечный ублюдок… ты просто бросил ее там.

— Сильно бы я ей помог, если б ждал там, пока мне не перережут горло? Если кто в обоих мирах и может ее спасти, так это мой отец. Ты это знаешь лучше прочих. Он не позволит ей умереть. Он убережет ее. Я отважился использовать чары, чтобы позвать его.

— Но кто еще мог это сделать? В твоей руке был окровавленный нож.

— Я вытащил его, когда она упала.

Сам не знаю зачем. Вытаскивать нож из раны было глупостью.

— Кругом темно… смутно. Я шел к ней. Услышал удар. — Точнее, почувствовал удар собственным нутром. — И она упала. Я не знаю. Я не видел.

— Лживый трус.

— Тупоголовый болван!

Мы обменивались оскорблениями и проклятиями еще около получаса. Я сказал, что ему стоит остаться здесь и вымачивать голову в ручье, пока я буду докапываться до истины. Он ответил, что мне не удастся отшвырнуть его, словно обглоданную кость. Тут мы опять вспомнили, как мы проголодались и как нелепо выглядит наша неспособность с этим справиться.

Между тем широкий коричневый человек и костлявый черный бегун изучали наших лошадей. Они не прикасались к ним. Только нюхали их шкуры, осматривали ноги, бока, поджилки, хвосты и копыта, заглядывали в глаза, словно пытались прочесть их мысли. Вроун больше интересовался Паоло и мной, сидя между нами, вертя головой и наблюдая за нашими лицами, пока мы орали друг на друга.

Исчерпав запасы красноречия, мы взобрались в седла, словно одновременно об этом подумали, и двинулись по слякотному берегу к дороге. Вроун с друзьями потрусили следом. Когда я повернул по тракту к северу, все трое исчезли.

Паоло приставил ко лбу ладонь козырьком и уставился на дорогу, словно они не растворились в воздухе, а просто очень быстро убежали.

— Может, им не глянулся наш рацион? Кажется, тот, толстый, не склонен пропускать обеды. Как думаешь, не за едой ли они ушли?

— Вряд ли. Они же пришли не затем, чтобы вытаскивать меня из неприятностей.

Правда, я и понятия не имел, в чем настоящая причина их появления, и испытывал слишком сильное облегчение, чтобы ломать над этим голову. Глупо так злиться из-за пустяков. Безрассудно. Опасно. Почему эта ерунда так тревожит меня? Нет никакой разницы, что думает обо мне Паоло.

Не успели мы проехать и лигу, как вспышка зеленого света вспорола воздух прямо у нас на пути. Я не слишком удивился, снова увидев троицу наших приятелей. Однако теперь Вроун и широкий человек ехали верхом, в то время как бегун рысил рядом на своих длинных тонких ногах.

Коричневый протянул мне тряпичный ком.

— Ваше?

Я придержал Ясира и взял сверток. Все остановились и окружили меня, пока я расправлял ткань. Это был мой плащ.

— Да, — ответил я. — Спасибо. Как вы?..

— А это, стало быть, другого? — предположил бегун своим рокочущим голосом, передавая Паоло туго набитую серую седельную сумку.

— Так как вы их заполучили? — спросил я подозрительно — я не понимал, как они могли проскользнуть мимо принца или Раделя. — Там все еще были люди? Что там происходит? Моя мать… женщина с волосами того же цвета, что и у меня… была ранена. Вы видели?..

— Большие чары творились, — ответил Вроун. — Сквозь них мы не видим.

Большие чары… целительные, как я надеялся. Я не обратил внимания на мрачный взгляд Паоло и постарался сосредоточиться на том, что происходит здесь и сейчас. Матушке я ничем помочь не мог.

— Значит, вы просто зашли внутрь и взяли наши вещи, пока никто не видел?

— Мы умелые добытчики! — сообщил Вроун, и все трое уже знакомым образом озорно расхохотались. — Никто нас не видел.

Паоло уже открыл сумку и вытащил оттуда пригоршню галет. Почти поднеся первую ко рту, он остановился и предложил ее бегуну, который уставился на сухую еду блестящими янтарными глазищами, распахнутыми еще шире, чем обычно.

— А ты не голоден?.. Э-э… Прости, я не знаю твоего имени?

Бегун жестом отказался от галеты и поклонился. Его иссиня-черная кожа сверкала, словно полированный оникс.

— Ни одно имя пока мне не принадлежит. Меня не одарили именем.

Паоло вгрызся в галету и некоторое время жевал, глядя, как длинный человек пальцем ноги чертит круги по грязи.

— У каждого должно быть имя. В наших краях у тебя есть имя, даже если ты вообще никто.

— Если б я мог владеть именем, я думаю, оно звучало бы как Занор, — произнес бегун, задумчиво покачав головой. — Я чувствую это имя. Но меня еще не одарили им. Возможно, когда-нибудь, если я буду жить праведно.

— Никто здесь не станет одаривать тебя именем. Если хочешь, чтоб тебя так звали, просто скажи. — Паоло передал мне мешок с едой. — Не думаешь, что его следует звать Занором, если ему так хочется?

Я выбрал пару галет и пожал плечами.

— Я буду звать тебя Занор. Как тебе угодно.

Казалось, черный бегун вырос на пару ладоней прямо у нас на глазах. Он поклонился сначала мне, а потом Паоло, подметая пыльную дорогу колючей серебристой шевелюрой.