Эльфийский посох - Метелева Наталья. Страница 10
Мурашки неприятно щекотнули спину лорда: он, мастер битв, никогда не подпускал к себе незнакомцев так близко, потому и прожил свои четыреста лет.
Взгляд темных глаз охотника был прикован к мечу в руках мага. Сам он опирался на необычную рогатину: ее верхушка оканчивалась выше перекладины не одним копьем, а была раздвоенной, как крестьянские вилы, и на каждый рог был насажен острый шип. Лорд видел такие усовершенствованные рогатины у охотников на монстров: никогда не знаешь, справа или слева окажется сердце очередной твари, на которых так щедр Невендаар, а с двурогим оружием не промахнешься. Правда, такую рогатину не провернуть в теле монстра, зато ослепить можно одним ударом.
Даагон отнял ладонь от клинка и покосился на лиственный курган – тот был недвижим. «Еще задохнется, наследничек!» – поморщился лорд и незаметно шевельнул рукой, шепнув заклинание. Листья начали осторожно, не привлекая внимания пришлого эльфа, расползаться.
– Я могу тебе чем-то помочь, охотник? – спросил Даагон, желая побыстрее избавиться от любопытного.
– Я ищу Тиниру из клана Гаэтер, мастер битв, – сказал эльф, не отводя глаз от меча.
Даагон понимал его зависть: какому воину не хотелось бы иметь подобное оружие, сам вид которого рождает в груди щемящую тоску и жажду?
– Тинира к полудню будет на поляне состязаний, это там, – лорд показал в нужную сторону. – И с чего ты взял, что я – мастер битв?
Он был уверен: стычку с Энрахом никто не видел. Лиственный столб, конечно, трудно не заметить даже издалека, но в нем уже никто не разглядел бы стража троп. На самом же лорде не было доспехов – ни парадных, ни боевых, а из оружия – только простой меч в невзрачных ножнах.
– Ты добыл чужой клинок, не обнажив своего. – Незнакомец улыбнулся краешком губ, показав взглядом на оттягивающий пояс Даагона меч.
– Почему ты решил, э-э… незнакомец…
– Меня зовут Лиэн.
Даагон не стал называться, прекрасно зная, какую ненависть вызывает в клане Гаэтер его имя.
– Почему ты решил, Лиэн, что я добыл меч без ножен именно в битве? Может, я его нашел или украл?
– Его клинок все еще не остыл.
– Чепуха. Лезвие бликует под солнцем, только и всего, – прищурился Даагон.
«Так это – маг? – думал он. – Не похоже. Слишком юн. Ничего примечательного, кроме ветхой одежды. Самый обычный эльф. Пройдешь мимо, и лица не вспомнишь».
– До заката еще далеко… мастер битв, – усмехнулся охотник, намекнув, что лорд врет как мальчишка, – солнечные блики не могли быть красными.
Глядя в спину удаляющемуся чужаку, опирающемуся на странную рогатину, лорд думал, что неплохо бы заполучить этого эльфа в разведчики. Да и весь клан Гаэтер нужно вернуть в эльфийский союз во что бы то ни стало, если у них даже простые охотники способны видеть потаенную магию. Потом, спохватившись, он обернулся к куче листьев: не помер ли наследничек?
Увы, нет. Даже выбрался из-под листьев и теперь сидел спиной к Даагону, обхватив плечи, словно замерз, – переживал позор. Лорд подошел, подавив усмешку и придав лицу отеческую строгость:
– Хоть ты не достоин этого меча, страж троп, но я тебе его верну. Правда, при одном условии: ты расскажешь, откуда он у тебя.
– Подарок.
– Чей?
– Не твое дело, лорд!
– Видишь ли, страж Энрах. Я должен знать если не все, то как можно больше о моем предполагаемом наследнике. Чтобы потом не произошло отторжения между ним и родовым древом Эрсетеа. Я должен, как это ни странно звучит в нашем с тобой случае… э-э… полюбить его. Или ее.
– Чудовище! – сверкнули глаза обернувшегося эльфа.
– Слушай, а ты вообще способен думать о любви в каком-нибудь другом смысле? Так кто тебе подарил этот меч?
– Когда я выиграю состязания, лорд, ты узнаешь обо мне все, что нужно знать. А пока… не смей приближаться к Эосте.
– Ты что-то путаешь. Это не я пришел к ней, а она…
Энрах вскочил, звериный оскал исказил благородные черты эльфа.
– Я убью тебя голыми руками!
«Галлеан и Солониэль, всемогущие боги! Что происходит с бесстрастными эльфами? – вздохнул Даагон. – Где прославленный холод сердца и ясный ум наших воинов?»
– Приди в себя, страж! – приказал он со сталью в голосе. – Поговорим, как настоящие эльфы, а не как склочные бабы Империи людей. С чего ты решил, что я пристаю к девочке?
– Ты к ней прикасался. И после этого она, как мертвая раба Мортис, отправилась бить в колокол и спутала мне все планы. Думаешь, я не знаю, что такое магия рода Эрсетеа?
«Интересно, и откуда же простому стражу знать, что такое эта магия?» Но лорд спросил о другом:
– Какие же у тебя были планы?
– Ты узнаешь после моей победы, – отрезал Энрах. – Если я захочу побеждать.
– То есть, как я понимаю, ты ввязался в это дело, лишь бы не допустить победы Эосты?
– Я не могу позволить, чтобы проклятие твоего рода коснулось ее.
– А тебе, значит, можно жить и с проклятием, – усмехнулся Даагон. – Тебе, видно, не привыкать, раз ты носишь меч, побывавший в Выжженных Землях. Кстати, мой тебе совет, страж троп: смени его, пока не поздно. Это оружие способно предать своего владельца.
Сунув легендарный Алкинор (если это и впрямь был он) своему ошарашенному противнику, лорд, не оглядываясь, пошел прочь. Чутье говорило ему: сейчас удара в спину не последует. Страж, так и не применивший заклинаний во время их краткого столкновения, был по-своему благороден: он желал поединка чести, который решается для эльфийских сердец, вдруг ставших горячими, только холодной сталью. Холодной…
Даагон знал: Энрах соврал. Не из-за Эосты он ударил в колокол, иначе пришел бы сразу за ней, вторым.
Но и эта мысль отступила.
Лорд вдруг понял, где именно чудовищно ошибся.
Он с особой ясностью осознал: никто, кроме воистину благородной и чистой эльфийки, настолько чистой, что иногда она слышит голос самого Галлеана, – никто больше не упомянул о том, ради чего им предстоит взять древо рода Эрсетеа. О благе всех. О спасении всех.
Зато они не стыдились признаться, что каждый из них преследует мелкие личные цели, на худой конец – узколобые интересы клана. «Как и ты сам, Даагон. Особенно – ты», – сказал он себе.
Не в древесных стволах надо было искать гниль и не в корнях священных рощ. Черная тень Древа Смерти давно накрыла эльфийские земли, но никто не видит ее, да и не способен увидеть.
Потому что каждый сам чуть-чуть стал тенью.
Кроме тех, кто еще может слышать голос бога.
Глава 3. Катастрофа
С деревьев тихо сочились и медленно опускались наземь листья – золотые слезы осенних эльфийских рощ, оплакивающих покинувшего их создателя. Тишина удивляла – видимо, уже все эльфы, кто был свободен от дозоров, собрались посмотреть на состязания.
«Дважды в твоих руках было спасение, Даагон. Ты бы увидел его, если б не ослеп тридцать лет назад. Если б не хотел больше всего на свете найти сына и спасти его. Тебе надо было похитить пророчицу, когда она пришла в твой дом. Призвать грифона и лететь с ней в священную рощу. Тебе нельзя было медлить ни секунды после того, как она ударила в колокол – не для себя, для других, – и отдать в ее руки древо Эрсетеа.
Но еще не поздно. Ты можешь похитить ее сейчас, и архонты вынуждены будут объявить состязания завершенными и провести ритуал разрыва. Еще не поздно…
Но ты этого не сделаешь».
Шаг лорда замедлялся.
Застывшие ветви и замерший воздух делали неуместным любое движение, кроме одного, – опуститься и прильнуть тихим листом к своим предкам, к братьям и сестрам, ставшим эльфийской землей.
Заставляя себя переставлять ноги, вдруг ставшие слабыми травинками, Даагон пытался понять, откуда нанесен невидимый удар. Потом упал, сжав желтые слезы рощ в горсти, и призвал целительную силу земли. Давление атаки разума ослабло. Эльф почуял, где его враг, – за спиной.
Кувырок, и с руки Даагона, привставшего на колено, сорвался столб пламени, дугой пролетел над верхушками деревьев, ударил в ложбину, откуда шла атака. Ощущение присутствия врага разом исчезло, а звуки, наоборот, вернулись. Их было много: трубил рог, свистели стрелы, шелестели, как от ветра, листья под ногами бегущих эльфов. И сам Даагон уже бежал к той ложбине, где дымилась прогалина от его огненной стрелы. Стрелки опустили луки.