Пропавший легион - Тертлдав Гарри Норман. Страница 82

Марк кивнул, вспомнив, что планировал короткое пребывание в армии лишь для укрепления своей политической карьеры. Прошлое застилал густой туман, словно все это случилось с кем-то другим.

— Я тоже думал об этом, — сказал Гай Филипп. — Ты ведь и сам, знаешь ли, недурно воевал. Здесь, и в Галлии тоже. Иногда и даже забываю, что ты не собирался посвятить себя армии. Ты держишься как настоящий солдат.

— Благодарю тебя, — горячо сказал Скаурус, зная, что центурион говорил так же искренне, как Горгидас. — Ты помог мне больше, чем кто бы то ни было. Если я хоть на йоту стал похож на хорошего солдата, так это потому, что меня научил ты.

— Я всего лишь выполняю свою обычную работу, — сказал Гай Филипп, мучаясь от неловкости. — Довольно бесполезной болтовни. — Он вгляделся в темноту. — Я думаю, что нам уже удалось оторваться от каздов на достаточно безопасное расстояние, и мы можем разбить лагерь.

— Да, пожалуй. Катриши прикроют нас от всадников, если те появятся здесь, а мы сможем окопаться.

Скаурус отдал приказ буккинаторам, и те затрубили сигнал остановиться.

— Да, конечно, — согласился Пакимер, когда трибун попросил прикрыть его отряд во время фортификационных работ. — Ров и насыпь спасут в эту ночь всех нас.

Он наклонил голову, и выражение его лица напомнило Скаурусу о Тасо Ванесе, хотя оба катриша совсем не походили друг на друга.

— Укрепленный лагерь — одна из причин, по которой я решил присоединиться к твоему отряду. Мы таких укреплений строить не умеем.

— Зато вы скачете на конях, как выпущенные на волю дьяволы. Посади меня на лошадь, и я тотчас сломав себе шею.

Но время для шуток прошло, и Марк одобрительно взглянул на катриша. Теперь нужно было серьезно подумать о том, что делать дальше. Пока они укрепляли лагерь, казды не нападали на них, что было очень кстати. Римляне, усталые от боя и от перехода, двигались, как сомнамбулы, зная, что стоит им бросить работу, сон тут же одолеет их. Беглецы из разбитой армии, которые присоединились к ним, тоже помогали — правда, очень неумело — строить укрепления. Большинство солдат, примкнувших к римлянам, были незнакомы Скаурусу, но некоторых он узнал. Марк был удивлен, увидев Дукицеза, занятого установкой кольев. Не думал он, что тощий видессианин, чью руку он недавно спас, выдержит на поле боя дольше, чем полчаса. И все же бывший воришка был здесь, целый и невредимый, в то время как бесчисленное количество высоких сильных парней полегли в битве и усеяли поле своими неподвижными телами… Зимискес, Адиатун, Мазалон, сколько их там было? Увидев Марка, Дукицез застенчиво махнул ему и вернулся к своей работе.

Зеприн Красный тоже был здесь. Косматый халога не работал — он сидел в пыли, обхватив голову обеими руками. Скаурус подошел к нему, и Зеприн поднял глаза.

— А, это ты, римлянин, — сказал он. Голос его звучал глухо, как насмешка над обычным рыком. Огромный синяк красовался на его левом виске, сползая на щеку.

— Болит? — спросил трибун. — Я прикажу своему врачу осмотреть тебя.

Северянин покачал головой.

— Что мне в твоих лекаришках?.. Ни один из них не вылечит меня от воспоминаний. — Он снова уткнулся лицом в ладони.

— Зачем ты обвиняешь себя? Император сам послал тебя гонцом!

— Да, послал, — горестным эхом отозвался Зеприн. — Отослал меня укрепить левый фланг, когда погиб Комнос, — и боги погубили его как раз в это время. Но битва шла хорошо, и мне больше нравилось сражаться с врагом липом к лицу, чем передавать поручения. Маврикиос всегда ругал меня за это. И поэтому я медлил дольше, чем нужно. А этот идиот Ортайяс… (он добавил к его имени проклятие) продолжил командовать.

Ярость сделала голос халога грубым, а гнев более темным и холодным, чем зимние облака его родины.

— Я знал, что он дурак, но не считал его трусом. Когда этот кусок дерьма бежал, меня не было рядом, чтобы остановить всеобщую панику. Если бы я внимательнее относился к своему долгу и поменьше любил свой топор, сейчас мы охотились бы за убегающими каздами.

Марку ничего не оставалось, как только кивнуть и продолжать слушать: в самообвинении Зеприна было достаточно правды, которая делала всякие утешения невозможными. Халога, тускло взглянув на римлянина, закончил:

— Я пытался пробраться к Императору и получил вот это. — Он коснулся своего опухшего синяка — Когда я очнулся, то увидел твоего маленького доктора, который помог мне встать.

Трибун не помнил, когда именно Горгидас помог гиганту-северянину, но, вероятно, невысокого грека было бы нелегко увидеть за спиной великана-халога.

— Я даже не смог погибнуть смертью воина за моего повелителя, — простонал халога.

При этих словах терпение Скауруса лопнуло.

— Слишком многие сегодня погибли, — резко сказал он. — Боги мои, твои, Империи, — все равно чьи, спасли кого-то из нас, будь же благодарен им за то, что мы остались в живых и можем копить силы для мести.

— Да, для мести придет время, — мрачно согласился халога. — И я знаю, с кого нужно начинать.

Ортайясу Сфранцезу очень повезло: в этот миг он не видел Зеприна.

Римский лагерь был не так уж далеко от поля боя, чтобы они не слышали стонов раненых. Их было так много, что, казалось, стоны разносятся далеко вокруг. Нельзя было сказать наверняка, кто кричал от боли: намдалени, видессианин, истекающий кровью, или казд, корчащийся от стрелы в животе.

— Хороший урок для всех нас, — заметил Горгидас, перед тем как перевязать очередного солдата.

— Что ты имеешь в виду? — спросил Виридовикс насмешливо.

— В страданиях все мы братья, хотя я желал бы, чтобы мы стали братьями каким-нибудь другим способом.

Он смерил кельта гневным взглядом, словно вызывая его на поединок. Виридовикс первым отвел взгляд. Он потянулся, почесался и сменил тему для разговора.

Скаурус наконец заснул тяжелым беспокойным сном, полным страшных видений. Казалось, с тех пор как он закрыл глаза, не прошло и минуты, а легионер уже тряс его за плечо.

— Прошу прощения, командир, тебя ждут, — сказал солдат.

— А? Что? — пробормотал трибун, протирая заспанные глаза и желая только одного: чтобы солдат убрался к черту и дал ему отдохнуть.

Ответ солдата облил его ледяной водой.

— Командир, с тобой хочет говорить Авшар.

— Что? — Рука Марка машинально сжала рукоять меча. — Хорошо, я сейчас приду.

Он быстро надел полный доспех — никогда не знаешь, какие коварные замыслы таит князь-колдун — и с обнаженным мечом в руке проследовал за легионером через спящий лагерь. Два часовых-катриша появились в темноте за пределами освещенного светом костров круга. У каждого наготове был лук со стрелой.

— Он подъехал на лошади, как гость, которого пригласили на торжество, и спросил тебя по имени, — сказал один из них Скаурусу.

Обычное хладнокровное мужество катриша было уязвлено скорее наглым появлением Авшара, чем страхом перед его магической силой. Но товарищ его относился к делу иначе. Он сказал:

— Мы стреляли несколько раз, господин. Он был так близко, что мы не могли промахнуться, и все же ни одна стрела не задела его.

Глаза солдата широко раскрылись от страха.

— Но мы смогли отогнать ублюдка за пределы полета стрелы, — сказал первый катриш уверенно.

Письмена друидов на галльском мече Марка начали тихо мерцать, но не загорелись ярким огнем, как в день поединка с Авшаром. Однако они все еще предупреждали его в колдовстве. Бесстрашный, как тигр, играющий с мышкой, князь-колдун внезапно появился из темноты. Неподвижно, как статуя, он сидел на своем черном скакуне.

— Червяки! Они меня «отогнали»! Вам не выгнать и червей из кучи дерьма!

Первый катриш пробормотал проклятие и прицелился в Авшара Скаурус удержал его:

— Не трать стрел понапрасну. Я думаю, его латы заколдованы.

— Ты прав, повелитель тараканов, — сказал Авшар, резко повернув голову. — Но что это я так неучтив с человеком, которому хочу вернуть кое-что из его имущества. Я нашел это на поле битвы.