Летопись Третьего мира. Ч.3 Белое Критши (СИ) - Версон Мария. Страница 16
Когда с уст Бесмара спорхнуло это имя, королеву словно током ударило, и она передернулась.
- Прошло более трехсот лет. Почему сейчас?
- Потому что вы охамели. - Честно ответила королева. - Я до последнего верила, что оставленный моими предшественниками сенат справится со своей задачей. Так оно и было, до тех пор, пока магистры, не без вашей помощи, не стали шантажировать членов сената, что позволило вам как следует разгуляться. Когда под давлением круга магов сломился сенат, надежда перелегла на академию магии, но её травили магистры своим присутствием, да и в народе магов побаивались... и сейчас боятся. В этом я могу понять людей. Осталась одна только Монтера, чьи сыны славились своим умом, силой и образованностью. Но и на них вы нашли управу. - Синента усмехнулась. - Никогда бы не подумала, что в вас хватит наглости поднять руку на одного из вас, Старший Луч.
Бесмар сгустил брови, и его свита почувствовала, как в нем закипает кровь
- Спектакль, сыгранный ради того чтобы очернить имя Стижиана Ветру, - вот что заставило меня покинуть свое укрытие и вернуться в эти ненавистные мной стены, Луч. - Она начинала злиться, о чём говорил только голос. - Вы назвали отступником и предателем самого Стижиана Ветру, который был известен как сильнейший в истории монах, а находились и такие, кто называл его никем иным, как посланником Богини. Вы повели его на костёр, даже не подумав о том, какие катаклизмы может вызвать сожжение столь могущественного человека. И вот! Мы потеряли Ринель! Вы хоть понимаете, что Стижиан мог убить всех вас, там, на площади? Он по своей воле пошел на костёр именно потому, что не хочет причинять боль людям, готов делать всё, лишь бы они жили. Он - человек, у которого и великая сила, и великое сердце. А вы лишь использовали его...
- Он такой же урод, как и все маги. - Старательно изображая спокойствие, сказал Бесмар. - Из его груди вырвалась огненная птица, и она сожгла Ринель. А тот факт, что Ветру сам пошел на костер, говорит лишь о том, что у него хватило совести, чтобы признаться в своем грехе и понести за него наказание. Пророк знал о том, что в груди этого человека дремлет чудовище, так что та казнь - лишь доказательство мощи и святости гласа Богини.
Синента вновь ухмыльнулась, предугадав следующие слова, потоком рвущиеся из уст инквизитора:
- И не пытайся... не пытайтесь скрыть свою жажду власти благородной целью! - Бесмар снова начал расходиться: голос вновь обрёл силу и налился уверенность. - Тебе... Вам нужна армия, чтобы с её помощью держать всю страну в страхе!..
- Вы, Луч, совсем дурак, я смотрю. - Спокойствие, с которым королева взирала на готовых порвать её на части мужиков, раздражало их так сильно, что инквизиторы были готовы прямо сейчас, без какого-либо сигнала, броситься на неё. - Два моих придворных мага превратят всю вашу "бесчисленную" армию в прах и пепел быстрее, чем вы сможете перечислить имена всех глав семи школ.
- Глупости, разумеется. - Он и не обдумывал мысль о том, что выпускники школ в большинстве своем заносчивые, но легко контролируемые простаки. Их много, но среди всех едва ли можно было насчитать хотя бы сотню, чья сила сравнима с кем-либо из сынов Монтеры. - Но, возможно, они смогли бы одолеть нас десятерых. Это да. Однако, придворных магов сейчас нет в Оране. А дворец пуст. Это вы глупы, Ваше Величество, - он как можно сильнее выделили последние слова среди прочих, - что позволяете себе находиться без охраны.
- Ты намереваешься убить меня, Луч? - Синента резко изменилась в лице, как изменился и её голос, и взгляд. Её красные глаза стали ярче, словно налились свежей кровью.
- Да. - Твердо сказал он. - Чтобы вернуть в Орану мир, которого она заслужила.
- Мир и кровопролитие - противоречащие друг другу явления. Они могут сосуществовать, но пообещать ты сможешь только одно. - Она встала с трона и неспешно спустилась по тем нескольким ступенькам, что возвышали его. - Даже такой дурак, как ты, должен это понимать. - Она подошла к ближней к ней колонне, и её прямая ладонь кончиками пальцев прикоснулась к холодному камню. - За покушение на мою жизнь вам может грозить гниение в тюрьме или каторга. - Сказала Синента стражам, которые усомнились в правильности своих действий, едва начался этот разговор. - Вы все ещё можете уйти и не участвовать в этом.
Один из них крепко сжал крохотную звезду, висящую на шее, и с уверенностью во взгляде выхватил меч из ножен. Прочие последовали его примеру.
И в этот момент раздался жуткий грохот, в сравнении с которым то, как распахнулись входные двери, показалось тихим шелестом.
Шокированные, мужчины стали глядеть по сторонам, опасаясь появления защитников Её Величества, но никого не нашли. Их взгляд вновь вернулся к королеве...
Её кулак плотно прилегал к колонне, и от него, во все стороны, тончайшей паутинкой расходились трещины. Прошла ещё секунда, и тяжелая мраморная колонная рассыпалась на бесчисленное количество мельчайших песчинок.
- Да кто ты?!.. - Хотел было воскликнуть Бесмар, начав пятиться назад, но Синента совершила мгновенный скачек, стрелой прорезав воздух, и, прежде чем её грозный кулак лишил его сознания, он услышал.
- Я - твоя королева!
- Ты такой милый, когда молчишь. - Сказал Стижиан, облокотившись о койку, на которой беспробудно дремал перебинтованный и весь из себя чистенький Амит. - Часть меня хочет сказать, что лучше бы ты таким был всегда, но это будет ложью. Мне будет куда спокойней, если я буду знать, что хоть кого-то, не обязательно меня, ты будешь донимать своей болтливостью.
Медиум, ясное дело, ответить не мог, хотя наверняка захотел бы высказать что-нибудь столь же доброе.
Он лежал в просторной светлой палате, уставленной свежими цветами. Сквозь приоткрытое окно проникал свежий дневной ветерок, разносящий запах цветов по всему этажу.
Рядом с кроватью Амита стояли несколько капельниц, дозировано пускающих в его кровь желтоватые маслянистые препараты. Они заменили собой рухнувшую иммунную систему, сдерживали возникшую несвертываемость крови и пускали в неё необходимый минимум кислорода, без которого тот не протянул бы и дня.
Грудь медиума едва заметно поднималась и опускалась. Губы пересохли, кожа пожелтела, глаза, которые врачи проверяли на реакцию зрачка два раза в день, налились кровью и походили на демонические едва ли меньше, чем у Стижиана. Отслаивались ногти, облезала кожа. Глядя на Амита, один опытный врач, думая, что монах рядом с его кроватью уснул, спокойно и без лишних слов сказал:
- Парень не оклемается.
Над наследником дома Лоури колдовали не только врачи академии наук, но и самый известный во всей стране целитель, обучавший в свое время мастера Актомири, одного из монтерских преподавателей. Он несколько дней обследовал тело медиума, бран анализы всего чего только можно, использовал легальные и запретные способы исцеления, потратил десяток недешевых кристаллов риджи в попытках затянуть по-прежнему открытую рану на животе, но и он опустил руки, оставив после себя ещё больше вопросов.
Никто не мог понять, почему тело Амита не способно принимать энергию, почему тело продолжает отторгать что-то.
Когда в его палату заглянула Млинес, у Стижиана ёкнуло сердце.
Помимо Тео, он не видел ещё ни одного из своих мастеров, а Млинес - это не просто мастер. Не одному поколению монахов она была словно мать. Злобная, правда, и очень строгая, но именно она была тем, кто закалял умы учеников с самого детства, тем, кто мог быть и суровым, и заботливым учителем. В той или иной степени, все мастера стремились к этому, но одной только Млинес, может потому, что она женщина, удавалось в своих методах сочетать и кнут, и пряник.
Она вошла в палату и внутри Стижиана что-то сжалось. Он не знал, что именно, ведь с момента, когда он видел её последний раз, произошло слишком многое, так что он не мог знать, как себя вести.