Первый отряд. Истина - Старобинец Анна Альфредовна. Страница 47

Интересно, что при утоплении в пресной воде происходит разжижение крови, а при утоплении в соленой воде, напротив, ее сгущение. При утоплении в пресной воде вздутие легких бывает более значительным, но альвеолы содержат меньше воды, чем при утоплении в морской воде.

При мокром утоплении у человека, извлеченного из воды в стадии агонии, сознание отсутствует, кожа холодная, синюшная (фиолетово-синий цианоз). Сердечные сокращения сохранены, однако ослаблены. Дыхательные движения отсутствуют или явно недостаточны. Часто развивается спазм жевательных мышц (судорожное сжатие челюстей). Изо рта и носа выделяется пенистая жидкость розоватого цвета. Подкожные вены шеи и предплечья расширенные, набухшие. Зрачки умеренно расширены, зрачковые и роговичные рефлексы вялые.

Клиническая смерть констатируется, когда отсутствует сознание, самостоятельное дыхание и сердечная деятельность, зрачки расширены и на свет не реагируют.

При любых обстоятельствах на месте происшествия любого извлеченного из воды следует считать живым, вне зависимости от его внешнего вида и от того, насколько он кажется жизнеспособным. Пострадавшему нужно оказывать необходимую помощь, пока факт смерти не установит медицинский работник. Известны случаи, когда удавалось вернуть к жизни людей, проведших в бессознательном состоянии под водой до 30–40 минут и даже более. В феврале 1988 года близ населенного пункта Ловозеро (Кольский полуостров) из реки Воронья был извлечен и реанимирован семилетний ребенок, находившийся в ледяной воде без сознания около 37 часов.

Феномен «синего воскрешения» ученые трактуют по-разному. Одни полагают, что некоторое время альвеолы легких человека в состоянии усваивать кислород, из воды при ее достаточной насыщенности. Другие считают, что такая живучесть объясняется снижением температуры тела, находящегося под водой, резким сокращением потребности тканей в кислороде и повышением критического бескислородного лимита времени, когда жизнедеятельность мозга еще можно восстановить. Некоторые придерживаются того мнения, что организм человека способен «включить» эволюционную память и временно приспособиться к подводным условиям, резко замедлив все жизненные процессы.

В любом случае, меры по спасению пострадавшего нужно принимать незамедлительно. При мокром утоплении пострадавшего следует положить на согнутое колено и похлопывать по спине, чтобы освободить дыхательные пути от жидкости. В случае отсутствия эффекта пострадавшего следует уложить на спину, очистить полость рта, удаляя возможный ил или другие посторонние предметы, затем произвести искусственное дыхание рот в рот и непрямой массаж сердца.

Даже если пострадавший пришел в сознание и не жалуется на самочувствие, его необходимо немедленно госпитализировать: утопление чревато тяжелыми осложнениями на мозг, сердце и легкие. Важно помнить, что «вторичное утопление» — тяжелый отек легких и присоединяющаяся пневмония — возможен даже через 30–70 часов после извлечения из воды потерпевшего.

NВ. Проведение при утоплении приема Геймлиха — резкое, энергичное нажатие в эпигастральную область живота пострадавшего (между пупком и реберными дугами) в направлении вверх к диафрагме, — по мнению большинства современных медиков, задерживает реанимацию и, кроме того, может привести к нежелательным последствиям (регургитация желудочного содержимого и аспирация рвотных масс). Однако в некоторых случаях прием Геймлиха все же доказывал свою эффективность.

Например, в моем случае.

ЧАСТЬ ШЕСТАЯ

«В значительном количестве легенд и мифов всего мира героя переносит в иные миры животное. Именно животное заносит на своей спине неофита в джунгли (-ад), держит в своей пасти или «глотает», чтобы «убить и воскресить», и т. п. Наконец, следует иметь в виду мистическую солидарность между человеком и животным как основную черту охотничьих религий древности».

Мирна Элиаде, «Шаманизм: Архаические техники экстаза»

«Оставь дверь открытой — и враг уже тут как тут; Стань под карнизом. — и тебя уже нет. Не нужно быть все время настороже. Нужно считать, что ты уже мертв».

Цунэтомо Ямамото, «Хагакурэ Бусидо»

1

НИКА

Звонок не работает. Я стучу по облезлой дверной обивке, сначала слегка, потом громко. Дверь открывают не сразу, а когда все-таки открывают, из образовавшегося проема на меня выплескивается волна тяжелого нутряного гудения — будто я постучалась в квартиру, где обитает семейство взбесившихся пчел.

На пороге появляется женщина лет сорока с лишним. На ней синее, расшитое красным и желтым узором пальто и сплющенный красно-синий колпак; круглая голова, прямо вместе с натянутым низко на лоб колпаком, плотно обмотана шерстяным платком, выдержанным в той же цветовой гамме. Само лицо в достаточной степени невыразительно, чтобы обрамляющая его конструкция полностью отвлекала на себя внимание, но я все-таки пытаюсь сосредоточиться именно на лице. По форме оно напоминает блин с обрезанным верхом. Поверхность блина основательно промаслена потом, а при помощи дешевой косметики на блине нарисован малиновый рот, круглые розовые щеки, изогнутые тонкими домиками брови и средних размеров фиолетовые глаза. Сами глаза — те, что внутри фиолетовых контуров, — маленькие и тусклые. Они смотрят на меня без всякого интереса. В них усталость, вялое раздражение и неделями неудовлетворенное желание выспаться. Женщина тяжело прислоняется к косяку.

— Это вы из газеты хотели?

Ей лень стоять. Ей лень комбинировать в голове осмысленные полные фразы.

— Да, я.

— И что хотели.

Ее вопрос звучит так уныло, что это уже и не вопрос даже, а просто скучная констатация какого-то очень скучного факта.

— Вы Ольга Андреевна?

Она молча кивает.

— Наша газета интересуется культурой и бытом русской Лапландии, — говорю я.

Мне не больно. Там, где сходятся ребра, там, где солнечное сплетение, в середине меня, внутри меня, — пустота. Там желудок, и нижние доли легких, кровеносные сосуды, артерии, и еще что-то — но там пусто и холодно, как в покинутом и запертом на зиму неотапливаемом гостевом домике.

Мне не больно. Я совершенно свободна.

— И в частности наша газета интересуется саамской культурой.

Мне не больно. Меня кто-то покинул.

Женщина молча прикрывает глаза, будто готовится с духом сказать что-то по-настоящему важное.

— Есть у нас культура саами, — наконец произносит она. — Вы можете слышать… — Не открывая глаз, она указывает рукой себе за спину, туда, откуда доносится нутряной гул. — …Лыввьт — Она зевает. — Лыввьт — национальное саамское пение. У нас как раз репетиция… Вы можете видеть… — она почти засыпает, — на мне… национальный костюм народа саами…

Я снова машинально окидываю взглядом костюм. При всем уважении к национальной одежде саами, не очень понятно, почему для августа не предусмотрено что-то более легкое.

Каким-то образом она вдруг прочитывает мои мысли — а может, просто привыкла к тому, что все задают этот вопрос.

— Зимний костюм. — Она чешет шею под подбородком. — Летнего у меня нету. Не нужен. Все выступления нашего музыкально… театрального… коллектива «Лопь лань»… обычно зимой.

— Зачем же вы сейчас репетируете?

— Готовь сани летом, — неожиданно бодро реагирует она. — Вы можете начать так вашу статью в газете. «Мой девиз — готовь сани летом, — говорит солистка музыкально-театрального коллектива «Лопь лань»… Ладно, фотографируйте.

— Что?

— Фотографируйте меня в национальном костюме. Вы что, не будете фотографировать? Я же специально оделась. Все газеты всегда просят, чтоб национальный костюм.