Анимист - Форвард Ив. Страница 12

Алекс быстро спрятал Пылинку под рубахой, взял кружку и быстро выпил остатки супа. Кок и матрос ушли.

голод

Ругая себя за забывчивость, Алекс вытащил ее, посадил в пустую кружку и почувствовал ее удовлетворение когда она вылизывала остатки супа. Он быстро оделся и вышел на палубу, прихватив кружку с собой. Его не надо было нести, но на ходу приходилось тяжело опираться на стены прохода.

Он вылез на палубу и прислонился к главной мачте, щурясь на вечернее солнце и прикрывая кружку ладонью, хотя Пылинка уже наелась и хотела вылезти.

досада

Пытаясь не обращать внимание на мордочку, настойчиво тыкающуюся в ладонь, Алекс начал было медленно садиться, но остановился. Теперь-то ему больше не надо медитировать, верно? У него есть анима! Он попробовал мысленно подсказать ей…

И получил устойчивый образ темноты – тесной, жаркой и пахнущей супом. И досады, и упрямства. Он сосредоточился, вызывая, как учили, подсказывающие образы, но получил только вид кружки изнутри.

Алекс вздохнул и огляделся, чтобы удостовериться, что команда занята своими делами и на него не обращают внимания. Он также проверил, нет ли поблизости Джиены, но не увидел ее. Тогда он быстро вытащил Пылинку из кружки и засунул в карман рубахи. На ткани появились крохотные пятнышки супа.

счастье

И внезапно мир заполнили мерцающие огни Офира. Он удивленно огляделся.

Небо было клубящимся туманом мелких духов, подобных потрескивающим искрам, кружащимся в бешеном танце. Алексу показалось, что он заметил в дикой неразберихе, как что-то вроде стаи птиц из света кружит по небу, охватывая его огромным водоворотом от горизонта до горизонта. В их движении было что-то напряженное, яростное. Алекс испуганно огляделся и к сумраку увидел сгущающуюся, кружащуюся массу неземного света, которая гнала духов, как листья по ветру…

Он пришел в себя, больно стукнувшись коленками о палубу. Какой-то матрос бросился ему на помощь, но Алекс сумел встать сам.

– Шторм! – крикнул он и снова закашлялся. Матросы, однако, услышали, и кто-то побежал за капитаном. – К сумраку, как раз над горизонтом, и движется сюда, – добавил он, когда смог перевести дух.

– Сильный? Как, по-твоему? – спросил с верхней палубы стоящий на руле Пранг.

– Уйма молний, уйма ветра, – ответил Алекс. – Больше я ничего не знаю. Я… – Он замолчал, не признавшись, что никогда раньше не видел шторма через Офир – знал только теорию и описания.

– Шторм? Ты уверен, мальчик? – К нему подошел капитан. – Небо чистое, как…

– Уверен, господин.

– Мирапоза недалеко к сумраку. Как, по-твоему, успеем? – спросил капитан Пранга. Тот покачал мохнатой головой.

– Если это буря, а он так и говорит, то мы как раз мчимся прямо ей в зубы.

Это, казалось, напомнило капитану о чем-то.

– Мальчик, может это быть какое-то враждебное волшебство? – спросил он. Алекс нахмурился.

– Все штормы волшебные, господин, – начал он. – Духи погоды…

– Это-то я знаю! Это любой дурак знает! – рявкнул капитан. – Я имею в виду, мог ли кто-то напустить на нас духов погоды? Ходили слухи о пиратах, которые…

Алекс подумал об увиденном подобии водоворота и нахмурился.

– Я не знаю наверняка, господин, – ответил он, поморщившись, когда коготки Пылинки оцарапали его под рубашкой. – Но возможно. – Вероятно, это он и ощутил…

– Так или иначе, мы окажемся на дне, если не приготовимся к передряге, – прокомментировал Пранг.

Команда забегала, готовя корабль, и Алекс ощутил себя лишним. Он нашел местечко, где не путался под ногами, и сел, держа Пылинку в руке и поглаживая ее кончиком пальца. Когда прошел час, а признаков бури не появилось, кое-кто из команды начал бросать на него подозрительные взгляды. Алекс не обращал на них внимания. И скоро его предсказание сбылось. Над горизонтом показались серые клочки туч, неумолимо накатывающие на них. Заходящее солнце окрасило их в кроваво-красный и пурпурный свет. Алекс смотрел на них в напряженном страхе. Тучи затягивали небо, постепенно становясь невидимыми в спускающейся темноте,

Глава 3

Шторм, казалось, ждал, пока померкнет свет. Алекс прижимал Пылинку к груди, стараясь не путаться под ногами у матросов, сражающихся с парусами на усиливающемся ветру. В тучах сверкали молнии, и Алекс изумленно смотрел офирным зрением Пылинки, как одновременно с молниями вспыхивают висы. Каждая вспышка отдавала волшебством, яростью духов стихий, и Алекс вздрагивал от боли всякий раз, когда взрыв случался и в Офире, и в небе одновременно. Он чувствовал, как дергается спрятанная под рубахой Пылинка. Команду это не волновало; только Алекс, теперь настоящий анимист, чувствовал гнев духов. Это, конечно, было скорее проклятие, чем благословение, и Алекс не в первый и не в последний раз пожалел о жизненном пути, приведшем его сюда. Когда ветер усилился и волны стали выше и яростней, он оставил подобные размышления и сосредоточился на том, чтобы крепко держаться.

Стремление не мешать работающей команде в конце концов загнало его на корму, к самому борту. Он старался не смотреть на воду, но прозвучавший очень по-хумански свист заставил его посмотреть вниз.

Рядом с кораблем плыл большой пурпурный дольфин, который возил его. Темно-карие глаза смотрели прямо на Алекса.

– Пр-р-рос-сти, – скорбно проскрипел дольфин, подобно ржавым петлям.

Извинения звучали грубовато, но искренне. Алекс кивнул в знак понимания.

– Все в порядке. Ты не виноват, что я не умею плавать, – ответил он.

Дольфин щелкнул клювом от жалости.

– Тс-к-к-к! На-а-ауч-ч-чить? С-сюда? – предложил он с надеждой.

Алекс в ужасе отшатнулся от борта.

– Нет! В смысле – спасибо, но нет. По-моему, мне некоторое время лучше держаться подальше от воды. – И мысленно добавил: «Всегда». Пылинка в ответ послала вспышку.

утешение

– Ты А-а-а-екс-с-с, – заметил дольфин, сдвоенное дыхало выплюнуло на последней букве его имени клочья пены. – Я Рей-Кри-Рии-Чаа-Кии-Ква-Кир, – добавил он… то есть она, судя по длинному имени с перечислением предков.

В отличие от самок у самцов были короткие имена: дольфины вели род по женской линии. Учитывая их обычаи, было почти невозможно сказать, кто отец детеныша.

– Э-э… счастлив познакомиться, – выдавил Алекс, хотя на самом деле никакого счастья не испытывал.

– С-ско-оро ш-шторм. Море с-сердитс-ся. Надо умет-ть пла-ават-ть! – отчитала его дольфинка и, прежде чем Алекс смог ответить, исчезла в волнах.

Он отодвинулся от борта.

Сначала налетел шквал, теплый и мокрый, со стороны тусклой красной линии, означающей горизонт к сумраку, от чего паруса изогнулись, а деревянный корабль заскрипел. Матросы надсаживались от крика. Вскоре полил дождь, колючий и холодный. Алекс поднял воротник и завязал, устроив у основания шеи укромное местечко для Пылинки. Ей не нравились ветер и дождь, и она передавала ему ощущение несчастья. Она также помочилась на него, но Алексу время показалось неподходящим для обучения хорошим манерам. Ветер мог сорвать малышку в воду, даже если бы ему удалось уговорить ее покинуть убежище ради такого дела.

Он знал, что ему, наверное, лучше бы спуститься вниз, но неистовство шторма пьянило. Пылинка, казалось, нервничала из-за шторма не меньше его, и ее ощущение Офира частично накладывалась поверх его зрения. Если Алекс заглядывал в Офир, Пылинка высовывалась из-под воротника; извивающиеся висы кружились в водовороте света и дыма. Пылинка дрожала, прижимаясь к нему. Алекс знал, что это ощущение неистового возбуждения – часть соблазна Офира, обольщения волшебством, силой. Он чувствовал себя очень маленьким под огромным небом, над огромным морем, окруженный Офиром: крупинка смертной жизни на хрупкой деревянной скорлупке, игрушке безграничных, вечных сил. Это и пугало и, однако же, увлекало; он словно разрывался надвое: хотелось и спуститься в каюту, спрятаться, отдавшись морской болезни, и остаться здесь и ощущать ярость шторма (и морскую болезнь).