Дело о свалке токсичных заклинаний - Тертлдав Гарри Норман. Страница 54

– Понимаю, – сказал я. И не врал: ведь если эти дела окажутся не важными (или важными, но такими сложными, что я не смогу с ними справиться), мне не поздоровится. В этом я не сомневался, но это было честно. Би и в самом деле хороший начальник, хоть мне и не нравятся общие собрания.

– Ну ладно, Дэвид. Спасибо, – со вздохом сказала Би.

Роза вопросительно посмотрела на меня, когда я вышел из кабинета. Я показал большой палец, потом покачал им в знак того, что не уверен, что все пойдет как по маслу. Роза беззвучно захлопала в ладоши, что означало, что она меня поздравляет.

– Ах да, Дэвид, так что это за птица такая, о которой написал тебе легат-полицейский? – спросила она.

– Честно говоря, я сам пока не знаю. Я уже в библиотеке искал, да все без толку. Видать, эта птица не местная. Я позвоню Кавагучи и спрошу. Я тебе сразу скажу.

Единственный способ осчастливить секретаршу – не выключать ее из рабочего процесса.

Я отправился к себе в кабинет, порылся в записях, нашел номер телефона «Точных инструментов Бахтияра» и набрал его. Мне так «везло» в последнее время, что я решил, что гром поразит Конфедеральное Здание еще до того, как на другом конце линии возьмут трубку.

И почти угадал. Едва послышалось кряканье бахтиярова телефона, как здание содрогнулось от небольшого землетрясения. Я замер, как всегда, когда мучительно соображаешь, не собирается ли небольшое землетрясение перерасти в большое. Но нет, через несколько секунд подрагивание прекратилось. Вместе с несколькими миллионами моих сограждан я прошептал благодарственную молитву.

Мы с секретаршей «Точных инструментов» некоторое время поахали, обмениваясь фразами типа: «Вы тоже почувствовали это?» и «Конечно, надо же!» Потом я предупредил ее о своем приезде и повесил трубку. Потом опять взялся за телефон – в то утро я приставал к нему не меньше, чем Би, – и позвонил Тони Судакису.

– Привет, Дэйв, – поздоровался он. – Я все думал, куда же вы пропали. Думал, может, папка какая у вас там за стол завалилась. – И он засмеялся, чтобы показать, что я не должен относиться к его словам серьезно.

Я тоже хихикнул, чтобы показать, что я так и сделал.

– Увы, ничего такого, – ответил я. – Хочу предупредить вас, что мы начнем проверять окрестности вашего предприятия на предмет магического загрязнения, как только мы доставим прибор.

– Ценю вашу учтивость, инспектор, – медленно проговорил он – я опять перестал быть просто «Дэйвом». – Однако должен сообщить вам, что мы по-прежнему отрицаем наличие какого-либо загрязнения. Вам придется предъявить ордер на осмотр, и мы попытаемся аннулировать его.

– Знаю, – сказал я. – Если ваши адвокаты будут возражать, сообщите им, что дело находится под юрисдикцией судьи Руаллаха, – я проговорил фамилию по буквам, – поскольку именно он выдал мне первичный ордер на обыск. – Если АЗОС не сможет добыть у Руаллаха разрешение на инспекцию, то можно сворачивать шатры и топать в пустыню.

– Судья Руаллах, – повторил для верности Судакис. – Ладно, я передам начальству. Пока.

По-моему, он не знал, кто такой Руаллах. Зато это наверняка было известно адвокату консорциума.

Я переложил пергаменты с одного края стола на другой, снова позвонил легату Кавагучи и узнал, что он еще не вернулся с места происшествия. Потом прожевал резиновый гамбургер в кафе, запил чашкой так называемого кофе, спустился на ковростоянку и вновь отправился в долину Сан-Фердинанда.

Как правило, я бываю там раз десять в год, не больше. Но в последнее время я катался туда так часто, что уже начал запоминать повороты со скоростной магистрали. Я повернул после Белого Дуба и устремился на север – к «Точным инструментам Бахтияра». Я миновал церковь святого Андрея, в действительности – Сан-Андреас, так как расположена она в ацтекском квартале. В храм валила толпа кающихся грешников. Я удивился, с чего бы это – ведь день святого Андрея будет только в ноябре.

А потом вспомнил о землетрясении. Конечно, они просили святого уберечь их от еще одного землетрясения, и возможно, гораздо худшего. Они пели так громко и так искренне, что я не сомневался: если землетрясение и случится, то не по вине Сан-Андреаса.

Я влетел на стоянку рядом с «Бахтиярскими инструментами» чуть раньше назначенного срока. Здание, где они разместились, было раза в четыре больше причудливого учреждения «Шипучего джинна» на бульваре Риска, да и аренда, наверное, обходилась вчетверо дороже. Оно обладало достоинством абсолютной простоты – еще одно промышленное здание в промышленной части города.

В приемной сидела секретарша, которая была украшена вчетверо лучше, чем ее коллега в «Шипучем джинне». Так оно и бывает. Зато она оказалась достаточно дружелюбной. Даже более чем достаточно.

– Ax, это вы – инспектор Фишер, – сказала она, когда я показал свое удостоверение. – А под вами земля тоже тряслась? – Она хихикнула.

Я не знал, что и подумать. В другой ситуации, может быть, я бы и проявил больший интерес и попробовал выяснить, но в данный момент я счел за лучшее оставить все как есть, что я и сделал.

– А мистер Бахтияр готов встретиться со мною? – спросил я.

– Минутку, сейчас проверю.

Секретарша подняла трубку. «Точные инструменты Бахтияра» располагались не в самом фешенебельном районе, но пользовались магобеспечением последней модели. Экранирующее заклинание на телефоне было такое, что я не услышал ни единого слова секретарши до тех пор, пока она не повесила трубку.

– Он говорит, что может уделить вам не более сорока пяти минут. Это вас устраивает?

– Благодарю, вполне, мисс Мендоса, – ответил я, прочитав табличку на ее столе: «СИНТИЯ МЕНДОСА».

– Зовите меня Синди, – сказала она. – Меня все так зовут. Ну-с, идемте со мной. Мне придется проводить вас внутрь – это из-за системы безопасности.

Я пошел по коридору следом за девушкой. Дверь Бахтияра не была герметически запечатана; как я уже говорил, только по-настоящему крупные фирмы и правительственные учреждения могут позволить себе такую систему безопасности. Но сигнализация у них была – если кто-нибудь, кто не имеет на то права, дотронется до ручки двери, она завопит так, что кровь застынет в жилах.

Синди Мендоса взялась за дверную ручку и нежно пропела из Книги притчей Соломоновых:

– «Она взывает у ворот, при входе в город, при входе в двери», – а потом из Песни Песней: – «Я встала, чтобы отпереть возлюбленному моему. Отперла я возлюбленному моему».

Ручка медленно повернулась в ее ладони. Синди махнула мне и прошептала двери что-то, чтобы та пропустила меня.

– Кстати, то же заклинание иногда используют и для соблазнения, – заметила она, проводив меня по производственному цеху к кабинету директора.

– Да ну? – сказал я, хотя это меня не удивило. В иудео-христианской традиции нигде больше нет такого сочетания чувственности и мистической силы, как в Песни Песней.

Синди кивнула.

– Сейчас его применяют уже не так часто, как раньше. Ведь оно действует только на девственниц! – Сказав это, она опять захихикала.

Она не могла бы более очевидно продемонстрировать, что я ей небезразличен, даже если бы повесила плакат на шею. Мужчинам всегда льстит такое заигрывание, но мне было все равно.

– Да ну? – повторил я рассеянно. В подобных обстоятельствах безопаснее отделаться парой-тройкой ничего не значащих слов, и это – одно из них, потому что ровным счетом ничего не значит.

– Ну вот мы и пришли, – объявила Синди, останавливаясь перед дверью, на которой черными буквами с позолоченными краями было написано: «ИСХАК БАХТИЯР». Секретарша постучала в дверь – видимо, без сигнализации, поскольку воплей не последовало, – а потом поспешила к своему столу. Мне показалось, что, проходя мимо, она призывно на меня глянула.

Исхак Бахтияр отворил дверь кабинета и поманил меня внутрь. Он был совсем не похож на акулу бизнеса, он выглядел, да и одет был, как странствующий чародей. У персов в основном встречается два типа – пухлые коротышки и худые нескладные верзилы. Рамзан Дурани из «Шипучего джинна» принадлежал к первому типу. Бахтияр – ко второму. Он весь состоял из вертикальных линий: тонкие руки и ноги, огромный, не совсем прямой нос, борода, короткая на щеках и длинная на подбородке, от которой лицо казалось еще длиннее.