Лабиринт - Смит Э. С. Х.. Страница 2

Мачеха затворила входную дверь, снова взглянула на часы и, сделав глубокий вдох, и начала одну из своих штампованных речей:

— Сара, ты опоздала на час…

Сара открыла было рот, чтобы возразить, но мачеха тут же прервала ее, произнеся с легкой улыбкой, но без намека на юмор:

— Пожалуйста, Сара, позволь мне закончить. Мы с твоим отцом уходим из дома очень редко…

— Вы уходите каждый выходной, — быстро перебила ее Сара.

Мачеха не обратила на эти слова никакого внимания и продолжила свою тираду:

— …и я прошу тебя посидеть с ребенком, только если это не нарушает твои планы.

— Откуда вы знаете мои планы?…

Сара наполовину отвернулась от мачехи, чтобы не льстить ей своим вниманием, и занялась своими делами. Она поставила книжку на полку в прихожей, отстегнула брошку и перекинула мантию через руку.

— Вы не знаете, какие у меня планы. Ведь вы меня никогда не спрашиваете об этом.

Она мельком взглянула на свое отражение в зеркале, стоящем в прихожей, чтобы проверить себя. Взгляд ее должен быть холодным и ядовитым, но… не чрезмерно. Одета она, вроде, вполне симпатично: рубашка кремового цвета с длинными рукавами, поверх рубашки свободно накинут парчовый жилет и завершают наряд голубые джинсы с кожаным ремнем. Сара еще дальше отошла от мачехи, чтобы проверить, как сидит на ней рубашка от груди до пояса. И решила, что надо заправить ее под ремень чуть поглубже.

Мачеха с суровым выражением следила за падчерицей.

— Я надеюсь, ты бы сказала мне, если у тебя должно было состояться свидание. Мне было бы приятно, если у тебя было свидание. Девушка в пятнадцать лет ДОЛЖНА ходить на свидания.

«Как бы не так, — думала Сара, — если бы у меня на самом деле было свидание, ты была бы последней, кому я о нем рассказала бы. Ну просто цирк, как ты смотришь на жизнь».

Она мрачно усмехнулась про себя.

«Конечно, — подумала она, — может, у меня и будет свидание, может, мне этого хочется, но тебе оно СОВСЕМ не понравится — ни капельки, когда ты узнаешь, кто приглашает меня на свидание. Думаю, вряд ли ты его увидишь. И все, что тебе потом станет известно о моем свидании, это стук входной двери, закрывшейся за мной. И тогда ты прилипнешь к окну — как всегда, когда я ухожу, — и просунешь свой нос между этими страшненькими занавесками со взбитыми кружевами, и увидишь дразнящие огни серебристого лимузина, исчезающего за углом. А потом ты сможешь увидеть картинки в красивых журналах, где мы с ним сфотографированы вдвоем на Бермудах, в Сан-Тропезе, Бенаресе. И ты уже ничего не сможешь с этим поделать, не сможешь приставать ко мне со своими "пора в постель", "пора за уроки", "пора за дела" и "выдавливай зубную пасту только с конца тюбика". О, мачеха, сможешь ли ты извиниться, да и смогу ли я тебя простить, когда в журнале «Вог» ты прочитаешь, что в Голливуде нам предлагают обалденную сумму за…».

Отец Сары по внутренней лестнице спустился в прихожую. На руках он держал Тоби. Малыш был одет в костюмчик с красно-белыми полосками. Отец похлопывал его по спине.

— Ой, Сара, — мягко произнес он, — наконец-то ты дома. А мы уже волновались за тебя.

— Ой, оставьте меня в покое!

Сара почувствовала, что она вот-вот расплачется. И чтобы не слушать их нотаций, побежала наверх. Они всегда такие правильные, эти взрослые, такие рассудительные — особенно ее отец, который натерпелся от нее столько страданий и всегда мягок с ней. Который абсолютно уверен, что с женой они всегда и во всем правы, и что это только дело времени — оно придет, и Сара тогда сама поймет: она должна поступать так, как ИМ хочется. Интересно, почему ее отец всегда становится на сторону этой женщины, всегда с ней соглашается? Мама Сары никогда себя так не вела. У нее на лице никогда не было выражения страдающей покорности. Она была такой женщиной, которая могла в течение одной минуты и заорать на тебя и рассмеяться, и крепко прижать к себе и нашлепать. Когда они с дочкой ссорились, она взрывалась как бочка с порохом. А через пять минут ссора уже забывалась.

Тем временем мачеха уселась в холле, не снимая с себя полушубка. Измученным голосом она произнесла:

— Не знаю, ЧТО мы будем делать дальше. Она относится ко мне, как к злой мачехе из детской сказки, чтобы я ей ни говорила. Я уже все испробовала, Роберт.

— Та-ак… — задумчиво сказал отец, похлопывая Тоби. — Трудно в этом возрасте заменить ребенку мать. И вообще, я думаю, это трудно в любом возрасте.

— Ты всегда мне это говоришь. Ну конечно, ты прав. А вдруг она никогда не изменится?

Снова грянул гром, и по окнам заколотил дождь.

Сара была в своей комнате. Это единственное место на земле, где она чувствовала себя в безопасности. Она взяла за правило каждый день осматривать свою комнату, проверяя, все ли в ней находится на положенном месте. Хотя мачеха и редко заглядывала к ней — принести отутюженную одежду или дать Саре какое-нибудь задание, — все-таки лучше самой убедиться, что в комнате полный порядок. Мачехе вполне могло взбрести в голову вытереть в комнате пыль, хотя Сара была уверена, что у нее всегда чисто. А уж если мачеха возьмется за уборку, то начнет вещи переставлять с места на место и не поставит их потом так, как они стояли прежде. Поэтому важно не допускать этого раздражающего беспорядка.

Все книги должны быть расставлены по авторам в алфавитном порядке, а книги каждого автора располагаться в порядке их приобретения. Остальные полки были заняты куклами и игрушками. Они тоже были разложены по родственным признакам, которые были известны одной лишь хозяйке.

Занавески должны были висеть так, чтобы оба тополя казались стоящими симметрично и в одну линеечку, когда Сара смотрела в окно, лежа на кровати. Корзинка для бумаги должна стоять на полу строго на конце одной определенной паркетины. И если бы в комнате оказалось что-то не на месте, это могло бы обернуться весьма неприятными последствиями. Стоит только раз допустить беспорядок — и комната навсегда перестает быть тебе близкой.

Люди рассказывали, как тяжко пережить хозяевам ограбление дома, и Сара понимала, ЧТО они должны при этом чувствовать. И поэтому женщина, которая приходила три раза в неделю к ним в дом делать уборку, знала, что ей незачем заходить в эту комнату. Сара сама здесь наводила порядок. Она научилась обращаться с электрическими розетками, закручивать шурупы, вешать картинки на стену. Так что и отцу незачем было заходить в эту комнату, разве что поговорить с дочерью.

Теперь Сара стояла посередине своей комнаты. Глаза у нее покраснели от слез, она сопела и покусывала губу. Она подошла к туалетному столику и внимательно посмотрела на фотографию в рамке. Оттуда на нее пристально глядели ее отец, мать и она сама — когда ей было десять лет. Родители улыбались, как улыбаются уверенные в себе люди. Она подумала, что тогда малость перестаралась и на фотографии вышла чересчур ухмыляющейся.

Вот и вся ее комната. Сара обвела ее взглядом: фотографии и афиши, на которых мама изображена в разных костюмах и в разных ролях. Вырезки из журнала «Вэрайети», приклеенные липкой лентой к зеркалу туалетного столика. В них расхваливали спектакли, в которых играла мама, или сообщали о предстоящих постановках с ее участием. Над столом возле кровати висела реклама спектакля с последней маминой ролью. Там на фотографии она была рядом со своим постоянным партнером Джереми: щека к щеке, их руки переплетены, на лицах широкие открытые улыбки. Фотография получилась замечательная. Мама выглядела просто неотразимой. И партнер у нее здесь вышел здорово: весь из себя красивый, светловолосый, с золотой цепочкой на шее. Под фотографией стояли слова одного из театральных критиков: «Я редко ощущал, чтобы столько душевного тепла согревало публику».

На этом рекламном плакате огромными светящимися буквами было написано от руки: «Дорогой Сарочке на память от любящей мамы». И добавлено другой рукой: «Саре с наилучшими пожеланиями. Джереми».