Земля Забытых Имен - Мерцалов Игорь. Страница 41

Маг ответил:

— Плата невелика. Позволь переночевать у тебя, мастер Нечай. Еще мне не помешал бы новый нож и подковы на сапоги: меня ждут еще много дорог.

— И все? Твоя нетребовательность заставит нас почувствовать себя скупердяями. Глаза видят, что ты и впрямь умеешь обходиться малым, но сердце говорит: это не повод для неблагодарности.

Древлевед рассмеялся и сказал:

— Добро, я подумаю, что бы спросить с вас. Однако не спеши: мы непременно когда-нибудь встретимся, и, может, тогда я назову цену своему учению. Пока же вели приготовить для меня ужин и покои. И… дай время поговорить с этим юношей наедине.

* * *

Кажется, кузнецы не разделяли убежденности своего предводителя, что советы мага заслуживают большей платы, чем стол и постель. Не заметил Нехлад на их лицах ни радости, ни удовлетворения. Впрочем, и досады за потраченное время на них не читалось, и просьбу Древлеведа они выполнили безоговорочно, оставив его наедине с молодым боярином.

Маг проводил их взглядом. Улыбка медленно сошла с его лица, и на Яромира он взглянул испытующе.

— Сегодня весь день по городу разъезжали княжеские посыльные, искали меня. Не из-за тебя ли?

— Наверное, из-за меня, — осторожно ответил Нехлад. — Я искал встречи с тобой, и Брячислав обещал помочь.

— Ты хочешь вернуться в Безымянные Земли и схватиться с Тьмой один на один?

Почему-то большого удивления оттого, что маг прекрасно знал его помыслы. Нехлад не испытал.

— Да.

— Хорошо понимая, насколько безумно твое желание?

— Да.

— Ты веришь в победу?

— Да, — терпеливо ответил Нехлад.

— Что ж… а если я не стану тебе помогать — что тогда?

— Ты и сам можешь ответить, — вздохнул Яромир.

Маг кивнул, глядя куда-то в сторону. Помолчал и вдруг спросил:

— Во что ты ценишь свою победу? Нехлад не понял вопроса.

— Что ты готов отдать за нее? — произнес маг, вновь вперяя в него пристальный взгляд.

— Я уже все отдал. — Яромир рассказал об отречении от права владения и управления. — Почему-то показалось, что так правильно, — добавил он. — Я понимаю, как мало надежды вернуться, и хотел, чтобы мне нечего было терять.

— И как, получилось? — спросил Древлевед. Нехлад пожал плечами:

— Думаю, да. Все, чем я владею теперь, умещается в седельных сумках, и боярский долг больше не довлеет надо мной.

— Значит, ты больше не боярин, так? А кто ты?

— Просто человек.

— Не бывает такого существа на свете, как «просто человек». Подумай и назови себя. От этого многое зависит.

— Яромир Нехлад, сын Владимира Булата, внук Влади-гора Путяги, правнук Горисвета Яруна, — ответил Нехлад обычное и осекся: понял по хитрым глазам Древлеведа, что это не то. — Имя Яромир — боярское, — прибавил он, сомневаясь. — Значит, просто Нехлад, сын Булата…

— Имя, — произнес маг. — Как у всякого славира, есть у тебя тайное имя. А все остальное — прозвища, которых человек за жизнь может скопить целый воз. Меня в разное время и в разных странах награждали таким количеством имен, что все я уже не упомню. Но многие из них давно потеряли значение, а сам я — нет. Я — это не мои имена, ибо имена суть то, что думают обо мне другие люди, но они не знают обо мне всего. Значит, имена не называют меня полностью. То же и с родством: я — это я, а не другие люди, сколь бы ни были они близки мне. Ну так попробуй еще раз: не назови себя, а скажи, кто ты.

— Тогда не знаю, что ответить, — признался Нехлад. — Как может назваться человек, если не по предкам и не по труду своему? Что может быть важнее?

— Необязательно важнее, — усмехнулся маг. — Если отнять от человека его родословие и труд — что остается?

— Ничего, — убежденно ответил Нехлад. — Даже истинное имя теряет значение. Кто не чтит предков и ничего не делает для людей, тот богам не люб и не обратит на себя их взор, даже если прокричит свое имя сто раз.

— Жаль, жаль, — покачал головой Древлевед. — Неосознанно ты сделал верный шаг, отрекшись от имущества, но дальше не продвигаешься. Тьме безразлично. Нехлад, под каким именем ты придешь в Ашет и до какого колена можешь исчислить предков своих. Все это тебе не поможет, но все это можно еще отнять у тебя.

«Как можно отнять имя?» — хотел спросить Нехлад и осекся. В снах демоница ясно дала понять: «Я знаю твое истинное имя, захочу — отниму, загублю! И гарью и влажной, комками сбитой золой обернется то, что числил ты в себе священным и неприкосновенным…»

— Так что же в остатке? — снова спросил Древлевед.

— Сердце, — вздохнув, ответил Нехлад. — Сердце живое и глупое, которое ничего не понимает, но к чему-то стремится.

Сказал он так — и припомнил запавшие в душу слова Ворны, почувствовал, что они могли значить больше, чем он понял тогда. Древлевед оживился.

— Хорошо! — сказал он. — В другом месте сказали бы: душа, но, насколько я знаю славиров, это тот же ответ. Совершенная правда: если отнять у человека все, останется слепая мечта, чистое желание хоть что-то иметь… хоть чем-то быть. Мечта — основа жизни и мироздания. Прекрасно, мой юный друг. Пожалуй, ты заслуживаешь, чтобы я помог тебе. Как ты, конечно, понял, я многое слышал о твоих злоключениях, но чужие слова неверны. Мне понадобится подробный рассказ из первых уст. Однако — не сейчас. Мы встретимся через несколько дней, я сам решу когда. Догадываешься почему?

— Догадываюсь. Ты впустил меня сюда, потому что твои слова предназначались не только для кузнецов, но и для меня. Наверное, мне предстоит понять, что сердце — это не только третье око и суть жизни, но и верный меч — тот самый, которого я тщетно искал бы у Нечая?

— Как хорошо иметь дело с чутким человеком, — с улыбкой молвил Древлевед. — Думаю, мы добьемся чего-нибудь вдвоем.

— Вчетвером, — сказал Нехлад. — Со мной мои ближники.

Улыбка мага угасла.

— Жаль, — промолвил он. — Тебе все еще есть что терять.

* * *

При кремле имелось хорошо обустроенное ристалище, оснащенное оградами, беговыми дорожками, разнообразными мишенями и чучелами.

Ближники занимались, судя по всему, уже давно. Взопревшие, раздетые до пояса, они боролись под одобрительные крики юнцов из еще одной «отроческой» дружины: тех было на ристалище три или четыре десятка. Торопча неизменно брал верх, но Тинар не сдавался, раз за разом вскакивал как на пружине.

«Мне все еще есть что терять… Он прав, но как я откажусь от ближников? Это их оскорбит. Ближник — не вещь, которую можно положить и оставить…»

Старшина отроков, снисходительно наблюдавший за поединком, вдруг крикнул:

— Эй, молодцы! Не прерветесь ли? Я хочу, чтобы кто-нибудь попытал счастья, схватившись с лихом. Такие противники — редкость у нас…

Торопча молча хлопнул Тинара по плечу и отошел в сторону, обтираясь рушником.

Сойтись с лихом вызвались сразу с дюжину бойцов, но старшина назвал парня, который, как заметил Нехлад, громче всех смеялся, когда Торопча валял младшего товарища по земле.

Парень скинул рубаху и вышел на утоптанный круг.

— Как боремся-то? — спросил он. Вместо Тинара ответил старшина:

— А как только что видел — так и борись.

Тот пожал плечами — эка, мол, невидаль! — и, слегка нагнувшись, стал обходить Тинара по кругу. Лих дождался, когда соперник окажется сбоку. Тогда он мягко двинулся в другую сторону, сбивая молодого славира с ритма шагов. Юнец не заметил подвоха. В следующее мгновение лих скользнул вперед, поднырнул под руку соперника и резко бросил его на лопатки.

— Эй! — успел крикнуть тот. Хотя чего уж тут «эй» — попался на простую уловку, поздно «эйкать».

— Довольно! — объявил старшина, предупреждая требование побежденного бойца продолжить схватку. — Все видели? А ведь паренек совсем недавно воинские ухватки постигает, не то что вы. Не годы учебы успех приносят, а старание. Но я слышал, нет ничего хуже, чем выходить против лиха, когда в руке у него кнут… Правду ли говорят, что вам нет равных во владении этим… оружием? — спросил он у Тинара, кажется нарочно придавая слову «оружие» слегка иронический оттенок.