Неоконченное путешествие - Фосетт Перси Г.. Страница 10

Управляющий Центральной железной дорогой мистер Моркилл любезно предоставил мне возможность совершить поездку к Рио-Бланко — это в Андах на высоте 11 000 футов — на специальном поезде, предназначенном для экскурсии моряков с двух британских военных кораблей, зашедших с визитом в здешние воды. Он распорядился отвести мне отдельный вагон в хвосте поезда — таких любезностей мне не оказывали еще ни разу в жизни. Дорога эта — единственная в своем роде самая высокогорная в мире железная дорога с нормальной колеей и уступает лишь железной дороге Антофагаста — Боливия, которая является вообще самой высокогорной в мире и выигрывает по высоте у Центральной перуанской всего десять футов. Центральная перуанская, начинаясь от уровня моря на протяжении немногим более ста миль, поднимается до высоты почти 16 000 футов. Она разбита на последовательные подъемы, делает многочисленные зигзаги, а то и вовсе поворачивает назад и проходит через бесчисленные туннели. Во время подъема на Рио-Бланко у меня дух захватывало не только при виде величественной панорамы, но и от восхищения инженерным гением, построившим это из ряда вон выходящее сооружение [7].

Мы возвратились на пароходе в Кальяо, вышли из порта, обогнули остров Сан-Лоренсо и поплыли на юг вдоль побережья. В тридцати милях от берега вздымались Кордильеры, и их увенчанные снегом вершины являли собой великолепное зрелище в свете заходящего солнца. По пути мы останавливались в Серро-Асуль и Писко, где нам удалось сойти на берег и пройтись по городу до площади под высоким шатром фикусов. Пароход шел предельно близко от берега, настолько близко, что местами мы могли видеть руины, оставшиеся от инков, и зеленые ленты тщательно возделанных посевов хлопчатника, орошаемых горными ручьями. Но больше всего нас привлекали птицы и рыбы, которыми изобиловал окружавший нас океан.

Проснувшись на третье утро по отплытии из Кальяо, мы обнаружили, что машины бездействуют, а корабль качается, почти ложась набок, на огромных волнах мертвой зыби. Мы стояли у Мольендо, главного порта южного Перу, и из иллюминатора видели кучку жалких деревянных домишек, которые ютились на отвесной скале, почти скрытой от нас пеной, поднимаемой громадными бурунами. Вокруг нас было множество лихтеров, они то взлетали на гребни волн, то пропадали в провалах между валами.

Однако высадка прошла благополучнее, чем мы ожидали. Судно сильно качало, и высаживаться на катер с трапа было опасно. Поэтому пассажиров спускали в корзинах посредством корабельных кранов. Только попав на катер, можно было получить полное представление о силе волн, и женщины пронзительно вскрикивали каждый раз, когда этакая двадцатипятифутовая громадина вырастала у нас за кормой. Но рулевые знали свое дело, и, не зачерпнув ни капли, мы завернули в небольшую гавань, открытую свирепому натиску волн. Тут с нами проделали последний трюк: нас сажали поодиночке на кухонный стул, за который цеплялось не менее четырех орущих грузчиков, и доковым краном переправляли на берег с бешено пляшущего на волнах катера.

При ближайшем знакомстве Мольендо оказалось еще более жалким местечком, чем оно выглядело с парохода. Большая его часть была уничтожена пожарами, а то, что уцелело, производило крайне убогое впечатление.

Бывали тут и вспышки бубонной чумы. Мало-мальски прилично выглядел лишь вокзал и район сильно загруженной сортировочной станции Южноперуанской железной дороги.

Мы заняли места в первом же поезде, направлявшемся в Арекипу, и совершили очень интересное путешествие внутрь страны. У Энсенады поезд повернул от берега и по длинному, извилистому подъему начал взбираться к плато Качендо. Когда перед нами открылась долина Тамбо, мы увидели зеленые поля и обширные плантации сахарного тростника.

Мы остановились и позавтракали в Качендо, а затем поезд покатил по песчаной пампе Ла-Хоя, и вдали показались снежные шапки часовых Арекипы, — Мисти и Чачани. Сотни белых песчаных дюн, постоянно передвигающихся под воздействием ветра, на многие мили тянулись по равнине. В глубоких ложбинах видны были большие скопления каолина. Долгое время он находил применение лишь в качестве балласта для парусных судов, пока власти наконец не распознали его подлинную ценность.

В Виторе поезд был атакован ордами рыночных торговок. «Апельсины! Бананы! Купите фрукты, сеньоры! Лимоны!.. Чиримойя!.. Гренадилья!..» — кричали они, тыча нам в лицо корзинки с фруктами. Фокус состоял в том, чтобы продать содержимое вместе с корзиной и убраться, прежде чем мы успеем обнаружить, что под привлекательным верхним слоем лежат фрукты, которые невозможно взять в рот. Цены, весьма высокие вначале, упали, как только прозвучал сигнал к отправлению. Шумная торговля продолжалась и после того, как поезд тронулся.

В Кисуарани мы увидели один из тех чудесных пейзажей, о которых упоминает Прескотт: зазубренный гребень Чачани, вздымающийся в безупречно голубое небо, и на заднем плане покрытый снежной шапкой Мисти. Среди волнистого океана разноцветных песчаных дюн лежал глубокий каньон, его склоны, переходящие в яркую зелень долины, были испещрены полосами розоватого и желтого песчаника. По долине протекала крошечная речушка Чили, разметавшая миниатюрные каскады серебристой пены среди глинобитных лачуг и плодородных полей.

Вулкан Мисти считается малоактивным, но из его кратера то и дело вырываются дымные вздохи, словно напоминая жителям Арекипы, что он только дремлет. И действительно, время от времени происходят извержения, приносящие каждый раз большие несчастья.

Дома здесь по большей части одноэтажные, построенные из глыб белой блестящей лавы, называемых по-местному sillares [8]. Климат изумительный — Арекипа лежит примерно на высоте 8000 футов над уровнем моря, намного выше верхней границы прибрежных туманов. Этот город с многочисленными целебными источниками, расположенными по соседству, мог бы стать настоящим курортом, если бы не открытые сточные канавы, проходящие по каждой улице и источающие зловоние по ночам, когда заходящее солнце перестает золотить шпили собора и снежный конус Мисти.

В Арекипе, городе хорошеньких женщин, прекрасных магазинов и зеленых лужаек, мы пробыли всего одну ночь и на следующий день отправились поездом в Пуно. Почти тотчас же начался тяжелый подъем. На высоте 1300 футов впервые показались ламы, гордые и достойные родичи овец, так не похожие на них по характеру. Потом мы достигли Винкокайи (14 000 футов над уровнем моря) и увидели робких викуней — самых маленьких животных из семейства лам; их тончайшая шерсть высоко ценилась инками.

Самая высшая точка железной дороги — Крусеро-Альто расположена на высоте 14 666 футов над уровнем моря. После Крусеро-Альто поезд, минуя ряд живописных озер, спускается к Хульяке, где сходятся границы департаментов Пуно и Куско. Далее дорога бежит между заросшими тростником равнинами и мерцающими каналами к порту Пуно, расположенному на высоте 12 500 футов на берегах Титикаки, самого высокогорного судоходного озера в мире.

Как странно видеть пароходы здесь, на «крыше мира!». И все же вот они, перед твоими глазами, причем довольно внушительных размеров. У здешних пароходов очень интересная история. Первый из них доставили сюда с побережья по частям, на спинах мулов, и собрали на берегу озера. Остальные же доставлялись в разобранном виде, но уже по железной дороге и собирались на стапелях Перуанской судостроительной корпорации.

Озеро Титикака иногда бывает очень бурным, и, надо полагать, это единственное место в мире, где путешественник может испытать морскую и горную болезни одновременно.

В ту ночь, когда мы поднялись на борт «Койи», стоявшей у мола в Пуно, у нас было странное ощущение, будто нам предстоит океанское путешествие. Перед нами было отнюдь не плоскодонное речное суденышко или пароход неглубокой осадки с кормовым гребным колесом, а настоящий океанский пароход, соответственно оборудованный. Тут были и таможенные формальности, и громогласные грузчики, и одетые в белое стюарды, встречавшие пассажиров у сходней и доставлявшие их багаж в каюты, — одним словом, вся та обычная суматоха, предшествующая началу любого океанского путешествия. Когда мы взошли на борт, нас приветствовал грохот лебедок, и мы ощущали, как палуба содрогается у нас под ногами, а оказавшись в теплой, пахнущей красками каюте, мы почувствовали вибрацию вспомогательных механизмов внизу и услышали лязг лопат в кочегарке. Трудно было поверить, что все это происходит на высоте 12 500 футов над уровнем моря! Но вот раздался прерывистый рев гудка, зазвенели колокольчики в машинном отделении, и мы плавно отплыли от мола в темноту.