Неоконченное путешествие - Фосетт Перси Г.. Страница 47

Поскольку оставленные нами запасы были разграблены, по-видимому негритянским населением, Оливейра любезно поделился с нами продуктами. Времени у нас было достаточно, и я предложил Фишеру пойти лесом в северо-восточном направлении к индейцам племени паресси. Фишер и Пачеко не поддержали мою идею, поэтому я двинулся в одиночестве по равнине на север от города в надежде встретить кого-нибудь из людей паресси, так как обычно они находились где-то тут поблизости. Они действительно были здесь, но, видя в моем появлении что-то подозрительное, не выходили из лесу и не приближались ко мне меньше чем на сто ярдов, в то же время не трогая меня. Между тем эти же самые люди вырезали все население негритянского поселка, в котором мы объелись сахаром в прошлом году.

На тропе, идущей в Сан-Луис-ди-Касирис — небольшую деревню на реке Парагвае, между Корумбой и Куябой, очень красивая черная тигровая кошка размером с английскую гончую пересекла наш путь, перепугав всех наших мулов. Это совершенно дикое животное и, подобно большой черной пантере, не поддается приручению., Здесь нас заедали клещи, которых полно зимою в Мату-Гросу. Они взбирались по ногам мулов, забивали им ноздри и глаза. Целыми колониями свисая с тростин и веток, они сваливались на нас, когда мы проезжали мимо. Каждый вечер мы снимали с себя от ста до двухсот штук, ощущая зуд от их мелких укусов, которые мы не смели расчесывать.

В гостеприимной эстансии Жауру я продал вьючных животных и дал ее владельцу седло в уплату за то, что он доставит нас в Сан-Луис-ди-Касирис. Хозяин Жауру рассказал нам о каком-то отряде, который поднялся вверх по реке Парагваю до ее слияния с другой рекой и нашел там россыпи самородного золота.

Ширина реки у Сан-Луиса около ста пятидесяти ярдов, и его население собралось на противоположном берегу, готовясь оказать нам восторженный прием: новость о нашем прибытии опередила нас. За нами послали лодку, полную мужчин, женщин и детей, чтобы доставить нас на тот берег. Лодка была так нагружена, что ее борт возвышался над водой всего на два дюйма. Мы заняли наши места, и неспокойные волны, гонимые ни на минуту не ослабевающим ветром, подкатывались к самому планширу, грозя перехлестнуть через него. Пачеко, боясь, как бы не замочить свою одежду — мы уже выехали на самую середину реки, — привстал. Остальные задвигались, стараясь сохранить равновесие; налетел ветер, лодка накренилась, зачерпнула воду и пошла вниз. Поднялась она лишь тогда, когда освободилась от груза. Те, кто не умели плавать, ухватились за наполненную водой лодку, другие направились к берегу. На мне были тяжелые сапоги, мои бриджи раздулись от воды, подобно воздушному шару. Высоко над головой я держал пальто, в карманах которого находились драгоценные пластинки, снятые за время нашего путешествия, и плыть к берегу, гребя одной рукой, было нелегко. Один человек утонул.

Ожидавшие нас на берегу, казалось, давно так не веселились. Все покатывались со смеху, глядя на отчаянные усилия утопающего, и поощряли его одобрительными возгласами. Не было сделано ни малейшей попытки кому-нибудь помочь, и, когда Пачеко, который едва умел плавать, достиг берега и, задыхаясь, растянулся в грязи, все захохотали еще громче.

Наверное, еще ни одна Международная демаркационная комиссия не прибывала на место в более недостойном виде. Пирайи не оставили бы в живых ни одного из нас, если бы где-нибудь выше Дескалваду существовал мясоконсервный завод. На мне висело шесть геодезических хронометров — можете себе представить их тяжесть! — но, к счастью, лишь в один из них проникла вода.

Неделю спустя прибыл речной катер, и мы сели на него.

— Пройдите сюда, — сказал стюард, намереваясь провести нас во второй класс, где негры и метисы теснились среди своих пожитков.

— Это не пойдет, — сказал я. — Где первый класс?

— Первый? — Он окинул нас презрительным взглядом. На нас было лишь то обмундирование, в котором мы путешествовали по лесу, да и то уже довольно обтрепанное. К тому же мы обросли бородами, а наши лица и руки были сплошь искусаны насекомыми. В общем, надо полагать, мы не выдерживали сравнения с пассажирами в элегантных костюмах, ярких галстуках и котелках, прогуливавшихся на верхней палубе. — Да, первый, — повторил я.

Он отправился за капитаном, который пришел вместе с ним, оглядел нас с явным неодобрением и наконец неохотно согласился на то, чтобы нас проводили в каюту… В Парагвае только что разразилась очередная революция, речные пароходы были захвачены, и мы не знали, как добраться из Корумбы в Ла-Пас. Но вот в порт пришел буксир, направлявшийся вниз по реке с двумя большими лихтерами, и мы уговорили шкипера сделать попытку прорваться. Мы с Фишером взяли билеты, подвесили гамаки на одном из лихтеров, и наш караван двинулся по грязным волнам реки.

Ночью крысы на лихтере устроили военный парад и провели спортивные состязания. Они облепили снасти, бегали по веревкам гамаков, гонялись друг за другом по нашим телам. Проснувшись при свете раннего утра, я на своем животе увидел двух крыс, преспокойно умывавших свои морды. Я хватил одну из них так, что она перелетела через всю палубу, а ее крайне изумленная компаньонка отпрянула в сторону и пропала где-то внизу. В шестидесяти милях ниже по течению к нам на борт поднялся парагвайский правительственный отряд — напыщенный маленький майор и сорок солдат. В результате еще ниже по течению, в Олимпо, буксир и лихтеры были временно реквизированы как транспортное средство. На лихтеры погрузились еще 200 солдат, и давка на борту стала невыносимой. К нашему облегчению, в это время показался баркас, шедший вверх по реке, и, подозревая, что это революционное судно, 150 солдат исчезли с наших лихтеров, когда баркас пришвартовался у берега. Майор скрылся в своей маленькой каюте и заперся на ключ, в то время как его люди понапрасну ждали своего начальника. Оказалось, что пришедший баркас был дружественным судном; нам лишь хотели сообщить о расположении революционных сил. Исчезнувшие солдаты снова вернулись на лихтеры.

Мы осторожно продвинулись вниз по течению к Меданосу — эстансии американской компании «Кебрачо», и так как наш шкипер отказался плыть дальше, босоногие и оборванные солдаты были вынуждены сойти на берег. Я предложил шкиперу сто фунтов, чтобы он поставил лихтеры на якорь, а с баркасом попытался пробиться сквозь блокаду, но он отказался рисковать. Тогда я отправился пешком по левому берегу вниз по течению и попробовал нанять баркас на скотоводческом ранчо Террерос, но снова потерпел неудачу. Продолжая идти дальше, я нашел одного парагвайского спортсмена, который даром отдал мне гичку с единственной просьбой оставить ее в Порту-Муртинью.

Использовав большое одеяло вместо паруса, мы с Фишером продолжали путешествие в гичке, причем с гораздо большим комфортом, чем на зачумленном крысами лихтере.

— Не знаю, не перехватят ли нас, прежде чем мы доберемся до Муртинью, — пробормотал Фишер.

Мы полулежа дремали под горячим солнцем, меж тем как гичка почти беззвучно скользила вперед. Я поднял голову и за ближайшим поворотом реки увидел клубы черного дыма.

— Да, — сказал я. — Похоже, нас ожидают неприятности.

Из-за поворота показалось маленькое, суетливое сторожевое судно и, изменив курс, пошло нам наперехват. Когда оно приблизилось, мы увидели мешки с песком, окружавшие палубу, и дуло допотопного полевого орудия, стоявшего на носу. Ощетинившись ружьями, торчавшими из каждой бойницы, судно развернулось и стало у нас по борту.

— Кто вы такие? — проревел в мегафон чей-то голос. Мы ответили, подчеркнув наш международный иммунитет.

— Следуйте в Порту-Муртинью, только смотрите, без всяких штучек! — послышалось предупреждение.

Я переложил руль, и мы легли по ветру, а за нашей кормой, чтобы мы, чего доброго, не ослушались, затарахтело сторожевое судно с мешками на палубе, загорелыми лицами над ними и торчащими ружейными дулами. Для этих головорезов встреча с нами была крупным сражением и, быть может, первой морской победой. Мы стали военнопленными, и по прибытии в порт гичка была реквизирована, а нас отправили на «Поллюкс», небольшой речной пароход, служивший временным местом заключения для иностранцев.