Горячий след - Верещагин Олег Николаевич. Страница 37

1. Распространённое гордое утверждение, что "славяне не знали рабства" — к сожалению неверно. Рабы у славян (как, впрочем, у всех народов) были (холопы, которыми становились в результате пленения, насильственной продажи за долги, брака с холопом или холопкой; закупы — добровольно продавшиеся в рабство за долги; рядовичи — продавшиеся в рабство по каким-то иным причинам с составлением особого договора). Но, во-первых, число рабов никогда не превышало 10–15 % от свободного населения (сравните это с Грецией или Римом, где рабов было в 3-20 раз больше свободных). Во-вторых, процедура освобождения из рабства была довольно лёгкой и вполне доступной любому сообразительному, трудолюбивому или просто смелому человеку. В третьих, обращение с рабами было не просто намного, а кардинально более мягким, чем у "цивилизованных народов". И наконец, славяне никогда не перегружали на рабов большую часть физического труда и не считали такой труд "чёрным" и "недостойным свободного человека". Так что рабство в привычном нам "книжном" варианте (с колодками, издевательствами, продажей семей в разные руки, диким самодурством хозяев), к сожалению, пришло в Россию с сильнейшим опозданием, в XVII–XVIII веках — когда окончательно утвердился крепостной строй…

90.

на что-то типа древних ассирийцев, и мальчишки на их фоне казались довольно-таки чужими. Впрочем, среди входящих в город хватало людей с кожей, волосами и глазами разного цвета.

Около ворот стояла ещё одна "птичья" статуя. К её лапам, вцепившимся в край вогнутого постамента-чаши, входящие бросали монеты — квадратные медяшки. Олег бросил две, буквально окаменев внутренне от того, что сейчас… Но никакого "сейчас" не произошло — по ним даже не скользнули взглядами, и мальчишки вошли в ворота, которые по-прежнему упорно откапывали, как бы подтверждая интернациональность русской пословицы о громе и мужике.

* * *

Тале-Тиалу не понравился Олегу ещё больше, чем города Оранжевых Песков. Может быть, потому что там он был защищён — непосредственно своим внешним видом и оружием, косвенно — патрулями хаттов. А здесь никакой защиты не было.

Были затиснутые многоэтажными — по три, а то и пять этажей — домами с плоскими крышами грязные улицы, переполненные шумным и напуганным народом. Неприятные запахи (а точнее — вонь) мешались с запахами готовящейся тут и там еды. На мощёной булыжником мостовой тут и там валялась всякая дрянь, среди которой конский и бычий навоз был почти самым безобидным. Олег пару раз вляпался и понял, что про брезгливость надо забыть. Да и ещё хуже было то, что он и правда ощущал себя глухонемым — совсем, начисто. Внезапно ему стало страшно и тоскливо — где сейчас Артур, где Григорий Викторович — два человека, которые в этом мире могут понять, что он говорит?

Нет, есть ещё трое.

Ещё трое, может быть — здесь. Может быть — рядом. И Олег стал внимательно осматриваться и прислушиваться, в то же время делая тупое и равнодушное лицо.

В нижних этажах домов (в точности как на Земле) располагались лавки, закусочные, какие-то конторы — все с яркими вывесками, иногда не более внятными, чем вывеска той придорожной харчевни, иногда — вполне художественными. Воинов на улицах было немного, пешие. Конных Олег увидел только на большой овальной площади, на которую выбрался после часа, не меньше, шатаний по улицам. Двое всадников, очень похожих на вчерашних гонцов, неподвижно сидели верхами возле пяти кольев, окружённых жиденьким кольцом любопытствующих.

Олег не сразу понял, что там вообще происходит. И только подойдя поближе — увидел, что на колья посажены люди.

К счастью, все пятеро были, похоже, уже мертвы. Во всяком случае — ни один из них не шевелился. Понять, сколько им лет и разглядеть лица было почти невозможно — во всяком случае, все пятеро были бородатые и худые, со следами побоев на теле. По кольям на камни натекла чёрная кровь, в ней толклись мухи. Разглядев всё это, Олег поспешно отвернулся, скользнул взглядом по лицам людей вокруг. Лица были равнодушными, изредка — любопытными. Люди переговаривались; мальчишка лет 10, сидя на корточках, с интересом рассматривал казнённых снизу вверх.

Олег повернулся и пошёл к фонтану в другом конце площади.

Женщины набирали стекающую из пяти торчащих в ряд трубок воду в подвешенные на верёвочные ручки цилиндрические кувшины, переговаривались, смеялись. С другой стороны фонтана плескалась в воде ребятня, но все — мельче Олега, намного, и он ограничился тем, что напился и присел на край фонтана, стараясь не глядеть туда, где торчали колья. Больше всего на свете он хотел бы

91.

сейчас понимать язык — хотя бы с пятого на десятое.

Рядом остановились двое воинов. Олег подвинулся так, чтобы его прикрыл фонтан — на всякий случай — и увидел, как из улицы вышли ещё трое. Двое обнимали ярко накрашенных девиц (Олег хмыкнул), третий — на ходу играл на короткой дудке что-то весёлое, от чего один из его приятелей то и дело пускался в пляс (почти вприсядку, хлопая себя по бокам), бросая свою нарочито громко хохочущую спутницу. Перед этой командой расступались.

Они тоже подошли к фонтану. Двое стоявших возле него воинов оживились, послышались громкие восклицания, потом появился небольшой бурдючок — кажется, встретились приятели. Девицы надули губы. Одна присела на край фонтана и вздохнула; вторая поболтала ногой в воде. Нога была ничего — с гладкой кожей, стройненькая и открывшаяся до самого практически верха. Олег уставился на неё почти против своей воли. Девица поймала этот взгляд и улыбнулась мальчишке профессиональной улыбкой (и зубы хорошие), что-то сказала, качнув головой в сторону улицы. Олег развёл руками, помычал, показал на рот и на уши.

Лицо девушки сделалось искренне сожалеющим. Она присела рядом, снова что-то сказала, погладила с улыбкой щёку Олега (тот напрягся, но не двигался — прикосновение было приятным и пришла даже соблазнительная мысль — а если…) Но тут её напарница издала предупредительный возглас, послышался какой-то шум, рык — и мальчишка невольно взвился на ноги.

Один из воинов, пьяно раздражённый наглым покушением на его собственность, мгновенно забыл, что минуту назад ему уже не было до девчонки дела и ринулся примерно наказывать наглого селянина. Обдавая Олега запахом вина, он замахнулся кулаком… и, коротко хрюкнув, осел на камни. Олег нанёс ему единственный удар — ребром ладони пониже уха — и отскочил.

Немая сцена.

Дальше всё смешалось. На Олега бросились сразу двое. Девчонки (едва ли из особой симпатии к мальчишке, скорей из присущей всем представительницам их профессии любви к скандалам) с визгом повисли на одном и всей компанией рухнули в фонтан. Второй, не долго думая, рубанул мальчишку мечом, промахнулся и, не успев ничего понять, отправился туда же, получив пинок в зад. Олег развернулся на пятке, готовясь встретить атаку двух других — но один из них, стоя на месте, смеялся, а второй, присев, пощупал шею лежащего воина (тот замычал и завозился) и что-то коротко сказал. Смеявшийся кивнул, потом обратился к Олегу и с явной досадой махнул рукой, когда тот повторил жест с ушами и ртом. Удержал выбравшегося из фонтана. Девчонки и тот, кого они завалили, вылезать уже не стремились — они с визгом и хохотом плескали в воина водой, он весело рычал и отбрызгивался, женщины с кувшинами ругались, мелкота орала подбадривающее.

Двое трезвых тем временем переговорили друг с другом, и тот, который смеялся, поманил Олега. Мальчишка подошёл с опаской, но воин помахал ладонью: не бойся. Ткнул Олега в грудь и поднял брови. Олег неопределённо махнул рукой, показал руками что-то вроде взрыва и сказал губами "пуххх!" Воин закивал, потрогал плечи мальчишки и показал на себя, на своих приятелей, на меч на поясе. Поднял в пальцах золотую монету, выуженную. из-за пояса, хлопнул мальчишку по груди. Олег снова показал на уши и рот, покачал головой. Воин нахмурился, потом вздохнул и развёл руками. Снова хлопнул Олега по плечу, протянул медяк и улыбнулся.