Кабаны города Каннута - Валин Юрий Павлович. Страница 30
Поужинали подгоревшей, но все равно вкусной чечевичной кашей. Дашу не тошнило. Она вообще не чувствовала никакого раскаяния. Нецивилизованный вы человек, Дарья Георгиевна. Ни стыда, ни сочувствия к убиенным. Наверное, потому что сама мертвая. Только усталость, да какое-то смутное удовлетворение, словно после большой и трудной уборки. И чуть-чуть гордости. Сказала – сделала. Ну и что, что дура и морда корявая. Зато не стыдно перед собой. Убийца ведь. А-а, – с мертвой-то, какой спрос?
Лохматый глотал что-то из кружки. Отдувался. Предложил, но Даша только головой помотала. Хватит, в прошлый раз темного пива перебрала, как малолетка глупая. Хотя чего-то крепкого глотнуть хотелось. Во рту вкус крови так и остался. Грязная. Платье теперь вообще не отстираешь. Да и куда его такое укороченное?
После ужина полукровка заявил, что будет ходить кругом дозором и охранять. Можно спать и не беспокоиться. Если что – завоет, разбудит. Вообще, после битвы дарк явно почувствовал себя увереннее. Даже сопеть носом стал по-другому. Тоже – снайпер короткопалый.
Полукровка отправился патрулировать. Костяк подозрительно огляделся и прошептал:
– Знаешь, Даша, что-то я его побаиваюсь. Где это видано, так камнями швыряться? Ладно бы, какой-нибудь великан был. Об этих полудиких чего только не говорят.
– Он на нашей стороне дрался, – заметила Даша, глядя в огонь костра.
– Сегодня на нашей, завтра на своей собственной. Я чего не понимаю, тому и не доверяю.
– Меня, значит, хорошо понимаешь? – вяло спросила девушка.
– Нет, – признался лохматый. – Ты страннее любого дарка будешь.
– Ну и иди тогда в лодку, один спи, – порекомендовала Даша. – Тебе спокойнее будет. У меня уже глаза слипаются, – вдруг во сне тебя придушу?
– В лодке спать неудобно, – обиженно отказался лохматый.
Спали спина к спине. Плащей в лагере хватало, а под низко натянутым тентом было сухо. Даша вроде бы умирала, так спать хотелось, а легла – никак не спалось. От плащей чужими мужчинами пахнет. Мертвыми. Не по себе. Череп разбитый чудится, глаза – жижа черная. Вроде бы лишнее всё это. Ненужное. Лохматый совершенно неслышно дышит, – еще хорошо, что теплый. Живой. На реке кто-то трубно вопит, плещет. Полукровка сгинул. Стражник-невидимка.
Даше вдруг захотелось, чтобы лохматый повернулся. Пусть обнимет, что ли? Вообще-то, ни к чему такое, но ночь сегодня все равно неправильная. Что ты, девочка, сегодня наделала? Душегубка. Забудешь такое?
Когда лохматый повернулся и прижался к ее спине, Даша возражать не стала. Сделала вид что спит. Руки у парня были осторожные, словно мотылька обнимал. Пах Костяк привычно – кожей сыромятной. Вообще, лохматый всегда бережный был. Даже трогательно. Вот дурачок – не понимает, что ей это вообще не нужно. Дотрагивается, как будто мина под одним плащом с ним дремлет. Даша не выдержала, подвинулась удобнее. Пусть. Спокойно в теплых объятиях. И покачиваться спокойно, даже уютно. До полной луны еще неделя. Глупости все это. Секс – совершенно кисельное слово. Даша и действительно почти дремала.
Солнечный восход Даша проспала. Проснулась, когда уже дождик накрапывал. В кустах перекрикивались обиженные попугайчики. Костяк уже закончил прятать вещи. Полукровка сидел у костерка, поджаривал ветчину, навитую на прутики какими-то сложными спиральками.
Вежливо поинтересовался у девушки:
– Вы с перцем будете?
– Что ж мне его теперь всю жизнь не есть? – фыркнула девушка и пошла приводить себя в порядок.
Когда вернулась, Костяк укладывал в мешок оружие, поглядывал на подругу обеспокоено. Вот чучело, – не было ничего, – разве не понял? Сон в зимнюю ночь у реки. Поллюция.
Пылкий любовник вроде понял сердитый независимый взгляд подруги, принялся мешок затягивать. Вот и хорошо.
Наскоро позавтракали и отправились в дорогу. Лодку и большую часть вещей Костяк спрятал в тростнике, – потом за ними вернется. С собой взял только мешок с самыми ценными трофеями. Новость о найденном количестве серебра Даша встретила равнодушно. Бандитам и положено награбленное иметь. Выбрасывать кровавое серебро смысла, конечно, нет. Пусть добычу лохматый забирает, не зря же он в такую даль перся?
Даша знала, что насчет лохматого несправедлива, – за ней, холодной-высокомерной, парень понесся. Рискнул, помог, не бросил. Ну и что теперь, рыдать от счастья? Друзья так и поступают. Только друзья между собой не трахаются. Это уже извращение какое-то. Или любовь, или дружба. Какой из лохматого возлюбленный? Пародия и юмореска. Даша и сама-то… чучело чучелом. Нет, нужно что-то с собой сделать. И вообще больше о жизни думать.
Полукровка вынырнул из кустов впереди отягощенного мешком Костяка, огляделся. Шнырял полудикий на своих коротких ногах на удивление ловко. Действительно, головное охранение, боковое, и еще какое бывает? Даша забыла. Хм, индеец Зоркий Камень.
Даша завела разговор издалека:
– А, простите, вы не скажете, как этот шашлычок делаете? Очень вкусно получается. Как же он замариноваться успел?
– Шашлычок? – не понял дарк. – А, палочки-жарочки. Свинятину я первый раз делал. Вы и не поверите, как вкусно из козлятины получается. Берете листочки кислого злыдня, натираете осторожно, потом луковку островерха…
Даша слегка заслушалась. Действительно интересно, о половине упомянутых трав она в Каннуте и не слыхивала. Костяк косился на кулинарную дискуссию с некоторым страхом. Наверное, гадает – из кого, кроме коз, хогмены на своих диких праздниках яства готовят? О народе Холмов разные слухи ходили. Собственно, эта тема и Дашу интересовала.
– Вы так много всего знаете насчет хозяйства, – неуверенно спросила она. – Это, наверное, от мамы вашей уважаемой? А от папы что-то перешло?
Полукровка глянул мрачно. Настроение у него явно упало:
– Я понимаю, почему вы спрашиваете. Камни, да? Я ведь в Холмах не жил никогда. Так, гостил только. С мамой жил, пока ферму наших хозяев не сожгли. И мама сгорела…
– Сочувствую, – искренне сказала Даша. – Я тоже маму и папу потеряла.
– Да, сироты мы, – печально признал дарк. – Плохо без родителей.
Костяк невежливо фыркнул:
– Я тоже сиротка. Только вилять не умею, уж извините. Прямо спрошу – ты жутко ловко камнями швыряешься, где научился?
Даша сердито посмотрела на парня и сказала дарку:
– Вы внимания не обращайте. Он иногда тупым бывает и невежливым.
Полукровка кашлянул:
– Вообще-то, мне всегда вежливым тоже трудно быть. Насчет камней – это у меня природное. Только вы, Аша, не обижайтесь, что я вас тогда на Земляном валу не защитил. Я – непостоянный.
– Это как? – не выдержал лохматый. – Один день – одному в голову швыряешь, другой день – другому?
Дарк недобро посмотрел ему в спину и сказал:
– Ты не волнуйся, я твой черепок разбивать не стану. Не нужно мне. А Аше объясняю как разумной. Во мне две крови – одна дикая, другая домашняя. Они смешиваются плохо. Дом, хлев, очаг – это брауни. Камни, следы, охота – это хогмены. Хогмены всегда племенем живут, и на войне, и на охоте. Один хогмен не бывает. Вот и я один драться не умею. Обязательно войско должно быть. Как вчера, – маленький дарк мрачно засопел, – вчера первая битва была, в которой я участвовал. Я вам благодарен. Даже тебе, Костяк, хотя ты мне не веришь. Вчера ведь во мне не сомневался, да?
Костяк перекинул мешок на другое плечо:
– Ты извини, если я свои сомнения честно показал. Я – вор простой, грубый, да непонятливый. Это Даша правильно сказала. А вас, диких дарков, разве поймешь? Я лично тебя обидеть не хотел.
Полукровка промолчал, только выразительно глянул на Дашу.
Перед паромом Даше пришлось взять мешок с оружием. Во второй мешок влез полукровка. Вчера его Костяк так и волок через город в мешок упакованным.
На пароме девушка перехватила задумчивый взгляд лохматого обращенный на мешок стоящий у перил. Ну да, один пинок, и больше никогда не будет мелкий индеец камнями швыряться.