Чужой-3 - Фостер Алан Дин. Страница 25

— Когда я спрашивала тебя, как ты попал сюда, ты не ответил. Когда я спросила, откуда у тебя клеймо заключенного, ты опять увильнул от ответа.

Клеменз посмотрел в сторону.

— Это длинная история. Боюсь, что несколько мелодраматичная.

— Ну тогда развлеки меня немного.

Она сложила руки под подбородком и уселась на кровать.

— Моя беда в том, что я был сообразительным. Я знал все. Я был талантлив, и мне казалось, что больше мне ничего и не нужно. Некоторое время так оно и было.

— Это было сразу после окончания медшколы, за время обучения в которой я умудрился попасть в лучшие пять процентов своего класса, несмотря на то, что, как я полагал, было умеренным пристрастием к мидафину. Тебе известно такое фармацевтическое средство?

Рипли медленно покачала головой.

— О, это симпатичная цепочка пептидов и тому подобных. Заставляет чувствовать себя непобедимым и при этом не лишает тебя способности рассуждать. Однако оно требует поддержания определенного уровня в крови. Будучи парнем умным, я без особых трудностей присваивал нужное мне количество из запасов учреждения, где я в тот момент работал.

— Меня считали весьма многообещающим будущим врачом исключительного дарования, проницательным и заботливым. Никто не подозревал, что мой основной пациент — это я сам.

— Это случилось на первом месте, куда я получил назначение. Центр был счастлив заполучить меня. Я работал за двоих, никогда не жаловался, почти всегда был точен при диагнозах и назначениях. После очередного дежурства я ушел, взвился вверх, словно орбитальный челнок, и забрался в кровать, чтобы раствориться в ощущении полета, когда зазвонил коммутатор.

— Взорвался находившийся под давлением бак энергетической установки центра. Всех, с кем удалось связаться, собирали на подмогу. Серьезно пострадало тридцать человек, но лишь несколько нуждались в госпитализации. Ничего сложного. Ничего такого, с чем бы не мог справиться молодой специалист. Я решил, что справлюсь с этим сам. А потом я направился домой, так что никто не успел заметить, что я был слишком возбужден и весел для человека, поднятого из постели в три часа утра.

Он остановился, собираясь с мыслями.

— Одиннадцать из тридцати умерли, потому что я неправильно назначил дозу обезболивающего. Мелочь. Казалось бы, простая вещь. С этим мог справиться любой дурак. Любой. Таков мидафин. Он практически не влияет на твой рассудок. Только изредка.

— Извини, — мягко сказала Рипли.

— Ничего. Я получил семь лет тюрьмы и пожизненный испытательный срок. Моя лицензия мгновенно опустилась до уровня З-С со строгими ограничениями, что и где я могу практиковать. В тюрьме я избавился от моей великолепной привычки. Но это уже не имело значения. Слишком много было вокруг родственников, помнивших смерть своих близких. Не было ни малейшего шанса, что ограничения будут когда-либо пересмотрены. Я скомпрометировал свою профессию, а экзаменаторы восхищались, ставя меня в пример. Ну, а теперь представь, куда я мог пристроиться с такой профессиональной квалификацией. И вот я здесь.

— Я так сожалею.

— Обо мне? Или обо всем случившемся? Если о последнем, то я тоже. А о сроке заключения и последующих ограничениях — нет. Я заслужил это. Я заслужил все, что произошло со мной. Я лишил жизни одиннадцать человек. Небрежно, с улыбкой на лице. Я уверен, что погибшие тоже подавали надежды. Я разрушил одиннадцать семей. И, поскольку я никогда не смогу забыть этого, я буду всю жизнь нести этот груз. Вот почему я выбрал именно это назначение. Здесь учишься жить со всем, что ты натворил.

— Ты отбывал срок здесь?

— Да, и знаю всех как облупленных. Поэтому, когда они остались, я остался тоже. Никто другой не станет держать меня на службе.

Он повернулся, чтобы сделать ей инъекцию.

— Ты доверяешь мне сделать укол?

В тот момент, когда Клеменз наклонился к Рипли, на пол сзади него приземлился чужой так же тихо, как он отделился от потолка. Он присел после падения, потом выпрямился в полный рост. Было удивительно и страшно видеть, что создание такого размера может двигаться так тихо. Она видела, как он стоит, возвышаясь над улыбающимся медиком, и его металлические резцы поблескивали под бледным верхним освещением.

Пока Рипли пыталась привести в действие парализованные голосовые функции, она успела заметить какими-то другими органами, что этот чужой несколько отличался от тех, с которыми она сталкивалась раньше. Голова этого чудовища была более широкой, тело — более массивным. Эти небольшие физические отличия зафиксировались в ее мозгу, как краткая вспышка среди застывшего мгновения ужаса.

Клеменз наклонился к ней с беспокойным видом.

— Эй, что случилось? Ты выглядишь так, словно тебе трудно дышать. Я могу…

Чужой оторвал его голову и отбросил в сторону. Она не закричала. Она хотела. Она пыталась. Ноне могла. Ее диафрагма выталкивала воздух, но звука не было.

Чудовище оттолкнуло обезглавленное тело Клеменза и посмотрело на нее. Если бы у него были глаза, мелькнула у нее мысль, а не зрительные рецепторы, еще не изученные наукой. Пусть ужасные и кровожадные, по крайней мере, через глаза устанавливается связь. Окна души, как она прочитала где-то.

Но у чужого не было глаз, как, по всей видимости, и души.

Ее охватила дрожь. Раньше она убегала от них и сражалась с ними, но в этом лазарете, напоминавшем гробницу, бежать было некуда и нечем было сражаться. Все кончилось. Отчасти она была даже рада этому. В конце концов закончатся эти кошмары, и никогда больше не придется в ужасе вскакивать с кровати. И наступит покой.

— Эй ты, иди сюда! — вдруг закричал Голик. — Развяжи меня! Я помогу тебе. Мы сможем убить всех этих задниц.

Чудовище повернулось в сторону заключенного. Потом еще раз посмотрело на неподвижную женщину.

Одним прыжком оно метнулось к потолку, зацепилось за край вентиляционного отверстия и исчезло там, откуда появилось. Сверху раздались легкие звуки движения, быстро затихающие вдалеке.

Рипли не двигалась. Ничего не случилось. Чужой не тронул ее. Но тогда она ничего не понимает в них. Что-то в ней оттолкнуло его. Может быть, они не нападают на больных. Или, может быть, что-то было в поведении Голика?

Она была жива, хотя и не знала, радоваться этому или нет.

Глава 9

Андруз стоял перед своими подчиненными в зале столовой, рассматривая их ожидающие любопытные лица, пока Диллон готовился произнести свое традиционное взывание к богу. Эрон сидел рядом, гадая, что у босса на уме.

— Всем встать и помолиться. Восславим господа.

Заключенные повиновались. Диллон продолжал:

— Дай нам силы, о Господи, терпеть. Мы знаем, что мы всего лишь жалкие грешники в руках твоих. Пусть круг не разорвется раньше назначенного дня. Аминь.

Каждый заключенный поднял вверх правый кулак, после чего сел.

Когда Диллон обвел их глазами, его лицо, на котором только что было блаженное выражение, внезапно исказилось.

— Что здесь происходит? Что за дерьмо снизошло к нам? У нас убийство! У нас изнасилование! У нас братья попали в беду! Я не хочу, чтобы эта зараза распространялась дальше! У нас появились серьезные проблемы, поэтому мы должны держаться вместе.

Андруз выдержал паузу после бурного выступления Диллона, пока не убедился, что все внимание обращено на него. Он многозначительно прокашлялся.

— Благодарю вас, мистер Диллон, — начал он своим обычным голосом. — Ну, ладно. Давайте еще раз положил конец всем сплетням. А факты таковы.

— В четыре ноль-ноль заключенный Мерфи, благодаря своей неосторожности, а возможно и глупости, был найден мертвым в вентиляционной шахте номер семнадцать. Согласно собранной на месте информации, он, очевидно, находился слишком близко от вентилятора, когда возникла сильная тяга. В результате его затянуло на лопасти. Медицинский сотрудник Клеменз расследовал этот случай и его официальное заключение прямо указывает на причину смерти.