Польская фэнтези (сборник) - Дукай Яцек. Страница 45

Что-то толкнуло его за раненую ногу, да так, что он взвыл от боли. Но это «что-то» не отпустило, а дернуло сильнее. Он застонал. Однако волна боли на секунду отрезвила его. Он засунул пальцы в щель между бетонными плитами, оттолкнулся — навстречу источнику своего страдания.

Позади послышался скрежет и глухой удар. Это грузовик дошел до причальной платформы, и буфер заполнил швартовочную камеру. С другой стороны тут же донеслись радостный вопль ребят и голос Мараены:

— Ты жив, о Боги, жив! Ну как ты мог туда залезть, как ты мог так поступить со мной?

Она наклонилась к нему. Высокая, щуплая, смуглая. Ее худощавое лицо тринадцатилетней девочки заслонило небо. В глазах с такими темными радужками, что они сливались в одно целое со зрачками, блестели слезы. Рука с тонкими пальцами нежно гладила его по голове.

— Мараена, — тихо сказал он. — А ведь ты меня не нашла. Я выиграл.

— Ты дурак, — блеснули в улыбке белые зубы. — Да. Ты меня победил.

Пятнистый кот потерся о ноги хозяйки. Потом подошел к лежавшему на земле Каззизу, остановился у самого его лица. С такого близкого расстояния кот казался огромным, будто леопард. Однако розовое пятнышко на носу придавало ему добродушный и вовсе не опасный вид. Он дружески смотрел на Каззиза и казался вполне довольным: наконец-то ему довелось быть не ниже лучшего друга своей хозяйки, наконец-то он смог прикоснуться к его лицу усами и проверить лапой странную шерсть, покрывавшую голову мальчика.

Они провели в молчании целый час, который Каззизу показался вечностью. Он несколько раз терял сознание. Мараена гладила его по голове, а другие ребята приносили холодную воду из ближайшего крана и поливали раненую ногу. Мокрая штанина прилипла к щиколотке, потом на ткани появилась полоска крови.

Наконец закончился проклятый час Э’р, и врачи снова приступили к своим обязанностям. К счастью, люди некоторых профессий имели право нарушать запрет на работы в роковой день Эрез. Конечно, потом им приходилось искупать грех долгой покаянной молитвой и постом.

Вой кареты «скорой помощи» вспорол тишину порта. Кот отскочил, гневно фыркая. Мараена тоже отошла на несколько шагов. Одновременно с медиками, катившими носилки, к Каззизу двигались несколько пожилых мужчин в одеждах слуг первосвященника.

Его вылечили за неделю. За это время прошли суды над охранниками и техниками, отвечающими за систему безопасности транспортных доков. Во-первых, дети вообще не должны были туда заходить. Во-вторых, датчики почему-то не отреагировали на присутствие мальчика в причальной камере. В-третьих, грузовой модуль прилетел в роковой день Эрез. С виновных очень быстро сняли мелкие обвинения. Как-никак все случилось в той части порта, которая не была охвачена автоматическим контролем, а охранники не могли работать в Эрез. Оказалось, что с электронной защитой камеры в тот день с утра что-то случилось, а в это время космодромные информатики принимали омовение в священной реке Кадлиш и не могли марать тело и мысли работой.

Поэтому самым большим преступлением сочли действия молодого навигатора с орбитальной станции. Именно он отправил вниз автоматический модуль с несколькими грузовыми контейнерами, не рассчитав, что посадка придется на роковой день Эрез, причем почти точно на проклятый час Э’р. Ни один приверженец Богов Реки не мог в это время работать. Если бы грузовик отправили своевременно, возможно, старцы ограничились бы порицанием.

Но ошибка злосчастного оператора привела к многочисленным последствиям — молодой человек из касты Чистых чуть было не расстался с жизнью, врачам пришлось нарушить табу Эреза, а священников оторвали от приходящихся на этот день церемоний и ритуалов. Кто-то должен был заплатить за преступление, и этим «кем-то» оказался Уэлдон, диспетчер орбитальных модулей.

Каззиз сидел в зале суда, когда оглашали приговор. Уэлдон, весь в белом, стоял, скрестив руки на груди, в кабине связи сателлитарной станции. Брови у него были покрашены красным, а лицо и голова тщательно выбриты. Ему сообщили приговор. Спустя полчаса Уэлдон вновь появился на мониторе и показал собравшимся зале суда левую, теперь четырехпалую, руку.

— Я исполнил обряд. Я наказан.

— Мы видим. Мы прощаем тебя, — сказал Оорус, священник-судья, решающий проблемы виновности или невиновности жителей Сехеба. — Прошу тебя, сын мой, будь внимательнее. Ты живешь вдали от дома, и свет благословенного солнца не проникает в твои мысли обычными, дарованными нам природой путями. Слишком много времени ты проводишь с неверными. Твой грех есть результат забвения законов Свитков. Однако ты молод и живешь во враждебном мире. Кара, кою мы тебе назначили, была мягкой, ибо знаем мы, что тебе нелегко. Будь верным, сын мой! Верь!

— Благодарю за мягкий приговор.

Выйдя из здания суда, Каззиз увидел Мараену. На девочке было голубое платье, полагающееся членам касты Повинующихся, когда они отправлялись в общедоступную часть города. На руках она держала своего старого верного друга, кота Бероя.

— Наказали только Уэлдона, — сказал Каззиз, показав руку. — Ему велели отрубить себе палец. Вот этот! Думаю, без него можно жить. В принципе к чему он людям? Ведь все предметы мы держим остальными...

— Если Боги дали нам десять пальцев на руках, — сказала Мараена, — видимо, так мы и должны выглядеть. Что говорят твои родители?

— Сначала очень злились. Уже назначили мне искупление — два месяца буду чистить стены храма Каль-Абар. Выдержать можно. Но теперь они уже успокоились. Зато все время дрожат за меня и мое будущее. Сама знаешь: «Куда идешь, Каззиз? Что будешь делать вечером, Каззиз? Ты должен думать о будущем, Каззиз!»

— Ну точно как моя мать, — улыбнулась Мараена. — Неужели все взрослые одинаковые? А может, дети превращаются во взрослых людей так же, как личинки дромадеров во взрослых животных? У личинок исчезают усики и большие глаза, а у детей пропадает желание играть и чувство юмора? У дромадеров вырастают дополнительные ноги и густая шерсть, а у родителей появляется нудное причитание и прорезается страсть к поучениям?

— Это не все, — сказал Каззиз, глядя на кончики пальцев, выглядывающих из сандалий. — Это не все, Мараена. Родители хотят, чтобы я перестал встречаться с ребятами. И с тобой. Говорят, что мне уже почти четырнадцать лет, вскоре меня примут в касту. И тебя в твою тоже, и других ребят... Говорят, что я должен дружить только с Чистыми, потому что в будущем мне предстоит жить и работать среди них.

Он поднял голову, но не решился взглянуть ей в глаза. А может, не хотел? Может, предпочел смотреть на ее девичьи, пока еще угловатые, но уже приобретающие женственную округлость бедра? На руки с покрашенными в соответствии с законами ее касты красным ногтями. На выпуклости, намечающиеся под плотно охватывающей тело тканью. Может, он хотел так смотреть на нее и вспоминать свои первые сны о женщинах. А может, боялся взглянуть на ее губы, которые вот-вот проговорят, что он, конечно, прав. Ведь мама Мараены наверняка постоянно повторяла те же слова Свитков, что и его родители. Девочке тоже уже исполнилось тринадцать, и вскоре ее должны будут принять в касту. А это означало, что они смогут встречаться только здесь, в общей зоне, недолго и лишь в связи с занятиями, требующими сотрудничества. И разговаривать только так, как дозволяют Свитки представителям различных каст.

Коту Мараены, Берою, божеские законы не мешали. Он спрыгнул с рук хозяйки, подошел к Каззизу и, тихо мурлыча, потерся о его ногу.

2

Да, Оронк, старый, умирающий кот... Так говорят Свитки. Они учат нас, как достойно жить, как общаться с Богами, как познать цель и смысл существования. Они устанавливают табу, говорят о наказаниях за преступления, подсказывают, как выходить из трудных ситуаций. Определяют ритуалы и обычаи, описывают наше прошлое и говорят о будущем. Они — основа нашего бытия, без них мы не существовали бы. Но и они не выжили бы без нас, ибо что есть священная книга и Бог, у которого нет поклоняющихся ему? В такой взаимозависимости уже прожили сотни поколений с тех пор, как наш народ возник на старой Земле, а потом переправился сюда, в этот далекий мир.