Ничего неизменного - Игнатова Наталья Владимировна. Страница 79

Она думала отдать сердце Бераны и сказать, что нужно делать дальше. Вампир пообещал освободить Блошиный Тупик от магов — от всех магов — и заодно от остальных людей, но этого было недостаточно. Внизу, в подземельях, могли ожидать призраки. Вмешательство Эрте Алакрана не позволило Шиаюн заключить с вампиром договор на ее условиях, но той ночью, на мельнице, она собиралась закончить начатое.

Как-нибудь. Пусть даже и без чар. Этому мертвому мальчику семнадцать лет и он романтик, какими бывают только семнадцатилетние. А ей больше пятисот, и она умна, как только может быть умен демон. Она убедила бы вампира отправиться с ней вниз, в катакомбы под Тупиком, но столкнулась с другим мертвецом.

Если бы она не испугалась, если бы не убежала, он убил бы ее.

Что это за мертвые, чья кровь сильнее крови демонов? Что за мертвые, на которых не действуют чары? Они неправильные. Пришли из неправильного мира. Если бы не призраки, Шиаюн постаралась бы забыть про вампира Бераны. Или избавилась от него — это еще лучше. Она думала о том, как хорошо было бы забыть, как прекрасно было бы избавиться, а вампир словно бы задавшись целью показать, насколько он может быть опасен, сам пришел к ней. В ее владения, в тарвудский Порт.

Он пришел, и убил тело Койота.

Славный мальчик.

Сердце Койота принадлежало Шиаюн с первых дней ее жизни на Тарвуде. Жестокий, властный, целеустремленный, решительный, Койот мечтал о неуязвимости. Когда он узнал, что Шиаюн может оживить Голема, бесполезной грудой металла пылящегося в подвалах Адмиралтейства, он сам отдал ей сердце. Плоть Голема стала его плотью, а его сердце превратило обычную боевую машину в не знающего себе равных убийцу. Но расставаться с человеческой плотью Койот не собирался, он любил жить, умел наслаждаться жизнью, он совсем не хотел лишаться смертного тела. А вампир Бераны превратил это тело в безголовый труп. Ах, какая досадная неприятность!

Какое удачное стечение обстоятельств для Шиаюн, нуждавшейся в смертном, который захочет взять силу Ядра.

Она вернула Койота из Хаоса. Сердце демона хранило от разрушения весь Тарвуд, а лютой злобы в сердце Койота, его неукротимого стремления отомстить, хватило, чтобы сохранить стальную плоть Голема.

Койот хотел стать живым, и Шиаюн сказала ему, что для этого потребуется. Всего-то, принять силу Ядра подарок. Став демоном, Койот обретет могущество, достаточное, чтобы занимать любые приглянувшиеся тела. Это куда лучше, чем одно-единственное тело, пусть и родное.

Койот был согласен на все. И, конечно же, он был согласен, взяв подарок, передать его Шиаюн. До тех пор, пока Шиаюн владела его сердцем, Койот готов был выполнять любые ее желания.

Теперь, когда все сложилось наилучшим образом, требовалась самая малость — раздобыть кровь вампира. Такое ее количество, чтобы хватило на все оружие Голема. Лучше всего было бы облить ею Голема с головы до ног, потому что он весь — оружие, но если не получится, то постараться, чтобы хватило на мечи, метательные лезвия и арбалетные болты. Шиаюн наблюдала за боем в «Кабане», за бойней, в которой два мертвеца уничтожили шестнадцать живых магов, и знала, как действует кровь этих вампиров. Крысы, ставшие ее глазами, быстро погибли, но Шиаюн видела, как сабля старшего воплощает призрачных слуг Херрика Азама. Легко было представить, как Голем воплощает призраков, охраняющих пути к Ядру. Голем — неуязвимый и совершенный убийца. Единственный, кто теперь нужен Шиаюн, чтобы пройти сквозь тарвудские подземелья.

И еще младший вампир.

Он уже преподнес Шиаюн смертного, который станет первой ступенькой на пути к ее перевоплощению. Оставалось заполучить его самого.

Тайная встреча на высшем уровне состоялась не где-нибудь, а в кабинете Хартвина. В самом защищенном месте замка. Кроме Калиммы и Гевальда, Заноза пожелал увидеть командира гарнизона полковника Мейцарка и министра финансов Марцеллина Каллахама. Насчет последнего он долго сомневался, чем немало позабавил Мартина. Не было никаких доказательств коррумпированности Каллахама или того, что он крадет деньги из казны, но Заноза просто не мог поверить, что бывают честные министры финансов. А когда Мартин, вдоволь посмеявшись, заметил, что действовать вопреки фактам не в стиле Занозы, тот немедленно зарычал, что никаких фактов как раз и нет. В презумпцию невиновности он верил, однако, как выяснилось, на государственных финансистов ее не распространял.

В конце концов, Каллахам был приглашен на встречу. Мысль о том, что Калимма, насквозь видящая людей, знала бы, что ее обманывают, не показалась Занозе достаточно убедительной, но идею посмотреть на министра самому он счел разумной.

Собраться в кабинете Хартвина предложил Гевальд, объяснив, что в его силах обеспечить должную защиту Калиммы от любых врагов, как воплощенных, так и бесплотных, но секретность переговоров не по его части.

— С защитой информации тут, по ходу, из рук вон, — прокомментировал Заноза, когда Мартин поделился с ним соображениями секретаря. — В замке даже службы безопасности нет, только гарнизон и Гевальд.

— Маги, — напомнил Мартин.

— Которые прошляпили шпионов?

— Ну, так, они же не СБ-шники, они маги.

— А я о чем?

Возразить на это было нечего. Но Мартин не отказал себе в удовольствии полюбоваться выражением лица Занозы, когда в начале встречи Гевальд поставил на стол поднос с чашечками из тонкого фарфора, и расписным чайником, по бокам которого разлетались цветные птицы. Ноздри упыря дернулись, он принюхивался к аромату, и не мог понять, что чувствует… или не мог поверить? Сам Мартин ощущал лишь нежный запах роз, но Заноза, наверняка, чуял больше.

— Розовый чай, господа, — улыбку Калиммы можно было добавлять к этому самому чаю, вместо меда, — кабинет лорда Хартвина защищен от подслушивания и подглядывания, но я сочла, что розовый чай не будет лишним. К тому же, он вкусный. А Гевальд был так любезен, что испек для нас шоколадное печенье.

— Чай полной конфиденциальности, — добавил Мартин специально для Занозы. — Нас три часа никто не услышит, даже если мы пойдем поговорить на Рейлинплац или в таверну. Правда, и мы ни с кем, кроме друг друга, за эти три часа поговорить не сможем. И написать ничего не сможем. Даже жестами не объяснимся.

— Что там… кроме роз? — да, это лицо стоило бы запечатлеть в памяти. Нарисовать потом, и показывать Занозе, каким он бывает, когда устои сотрясаются прямо под ногами.

— Алхимический экстракт хризолита, — припомнил Мартин. — И еще что-то… Гевальд, ты не помнишь?

Гевальд почтительно склонился к Занозе и что-то прошептал на ухо. Судя по тому, как упырь переглотнул — перечислил все составляющие. Чай из трех сортов роз, хризолита, крысиных мозгов и змеиного языка. А что? Звучит! Хотя, на красивой коробочке такой список ингредиентов выглядел бы, наверное, не очень.

На Занозу зелье, конечно, не подействовало бы. Мертвый он, хоть об этом и легко забыть. Но Гевальд добавил в состав какие-то свои чары, и они должны были сработать. Гевальд знал о мертвых все — без него на Тарвуде вообще никто бы не умирал. Такой был бы бардак, что даже думать не хочется. Не говоря уж о перенаселенности.

Калимма жаловалась, что, пусть во всем остальном Гевальд и слушался ее беспрекословно, он ни разу не согласился по ее просьбе оставить кому-то жизнь. Дети, взрослые, молодежь, старики — каждый должен умирать в свой срок, даже если это кажется неправильным или несправедливыми, или причиняет много горя. Калимма  уговаривала его не отнимать жизнь хотя бы у детей. Хотя бы у тех, кто был единственным ребенком у пожилых родителей, или шел на поправку после тяжелой болезни, или по глупости, по нелепому стечению случайностей, оказывался на краю смерти. Гевальд был неумолим.

И пек очень вкусное печенье. Вряд ли оно утешало Калимму, но Гевальд, пожалуй, надеялся, что утешает.