Закон девяток - Гудкайнд Терри. Страница 52

Из какого-то далекого угла приползло новое соображение. Что, если неспособность внятно мыслить не является главным препятствием? Что, если он концентрирует внимание на внешнем проявлении проблемы, а не смотрит в корень? Задача-то в том, чтобы устранить причину такой неспособности. Получается, надо убрать принципиального виновника: лекарства…

Добравшись до палаты, Алекс сел в кресло. Свет дня, сочившийся сквозь матированное оконное стекло, потихоньку померк. Донесся запах пищи — по коридору катили раздаточную тележку. По-видимому, больных здесь принято кормить в солярии. Когда в палату просунула голову одна из медсестер, Алекс молча кивнул.

Сидя под негромко гудевшими лампами дневного света, он упорно цеплялся за ядро решения: надо избавиться от лекарств, чтобы начать мыслить ясно. Если он хочет найти какой-то выход, первым делом требуется придумать, как не дать себя пичкать проклятыми препаратами. А уж после этого заработает голова.

Вот только каким образом проделать такой фокус? Эти люди вечно стоят рядом, следят, чтобы он проглотил положенную дозу. Если воспротивиться, заставят силой.

Ответ пришел как бы сам собой.

Надо притвориться. Сделать вид, что все проглотил. Обмануть их. Ладно, допустим. Но как?

Время шло, а молодой человек продолжал сидеть и мучиться поиском ускользающего решения. Если не удастся найти правильный способ, пострадает Джекс.

Как и откуда пришла идея, он не знал. Некая глубинная часть его души, его воли мертвой хваткой вцепилась в сверкнувшую разгадку, не позволяя ей вновь ускользнуть в забвение.

Итак, если увернуться от приема лекарств, то голова вновь начнет соображать, и тогда — может быть! — он сумеет сам себе помочь.

Алекс встал, включил ночник над койкой, затем погасил потолочные лампы. Небольшой ночник давал куда меньше света, однако вполне позволял видеть обстановку в палате, хотя сейчас в ней было гораздо темнее, чем в коридоре. Как раз то, что нужно.

Утомившись от раздумий и физических усилий, ушедших на борьбу с выключателями, он упал в кресло и стал ждать, когда явится медсестра с дозой ежевечерних лекарств.

Два раза за это время он погружался в сон.

Из очередного забытья его вывел стук в дверь. Тут же раздался мелодичный голос, объявивший, что настала пора принимать медикаменты. Эта женщина была ему знакома — одна из самых приветливых медсестер, толстушка с усыпанным веснушками лицом и постоянной улыбкой на губах.

— Я принесла вам лекарства.

Алекс кивнул и, не успела медсестра задуматься, требуется ли здесь чья-то помощь, с готовностью потянулся к бумажной чашечке с торазином, которая стояла на подносе.

Влив приторную жидкость в рот, Алекс сразу опустил подбородок, корча гримаску и дергая кадыком. Скомкал чашечку в кулаке и уронил ее в корзину возле кресла.

На самом деле глотать он не стал. Просто придержал вязкий сироп под языком.

Медсестра протянула поднос ближе. Алекс вытряхнул в рот пилюли из второй чашечки и, не давая им выскользнуть из-под языка, бросил скомканный стаканчик в мусор.

Женщина безразлично зевнула, поджидая, пока пациент смоет пилюли водой. Алекс усилием воли подавил желание последовать ее заразительному примеру и опрокинул третий стаканчик в рот. Не теряя ни секунды, он опустил подбородок и, делая вид, что проглотил воду, в действительности выплюнул ее обратно в стаканчик, вместе с пилюлями и сиропом.

Тут же скомкав чашечку, он бросил ее в корзину вслед за первыми двумя.

— Спокойной ночи, Алекс, — на ходу сказала медсестра, торопясь к другим больным.

Молодой человек остался сидеть в темной палате, не испытывая ни радости, ни хотя бы возбуждения.

И все же он знал, что, когда медикаменты начнут вымываться из организма, он наконец испытает эти восхитительные эмоции.

33

К утру Алекс был много бодрее. И пусть действие оглушающих препаратов ослабло не полностью, он чувствовал, как пробуждается от длительного темного сна. Алекс понимал, что на полное очищение организма требуется время. Кроме того, хоть и удалось выплюнуть последнюю дозу торазина, кое-что успело попасть внутрь. Хорошо еще, получилось избавиться от пилюль.

Проснувшись, он первым делом завернул последний стаканчик в бумажную салфетку, чтобы при утренней уборке никто не заметил ни остатки сиропа, ни пилюли.

Если вдруг выяснится, что Алекс не находится под влиянием лекарств, его наверняка свяжут. В конце концов, эти люди лишь выдавали себя за врачей; их ни капельки не интересовало благополучие пациента. Поскольку он не мог сказать, как много оборотней затесалось в ряды местного медперсонала, верить нельзя никому. Кто знает, может, эта «лечебница» кишмя кишит подлыми самозванцами.

Когда пожаловала медсестра с утренней дозой, Алекс, старательно изображая заторможенного, ко всему безразличного сонного зомби, повторил вчерашний фокус, выплюнув торазин и пилюли в стакан с водой, после чего немедленно выбросил улики в мусорную корзину.

Почти сразу после ухода медсестры в палату деловито вошел доктор Хоффманн. Алекс сосредоточился на неподвижности и оцепенелом рассматривании несуществующей точки перед собой. Выждав некоторое время, он медленно поднял лицо и тупо моргнул в ответ на пристальный взгляд мужчины.

— Ну как мы себя чувствуем, Алекс?

— Хорошо…

— Рад это слышать, — сказал доктор, вытаскивая из кармана тонометр.

Надев манжету ему на бицепс, Хоффманн поработал резиновой грушей и снял показания, медленно выпуская воздух. Закончив измерения, он вынул трубки стетоскопа из ушей.

— Что ж, как я и обещал, ты начал привыкать к медикаментозному режиму. — Рассуждая вслух, доктор что-то записывал на больничной карточке. — Кровяное давление возвращается к норме. Немножко необычно, что процесс адаптации идет так быстро, однако разные люди реагируют по-разному. Ты молод, в хорошей физической форме, вот твой организм и сумел быстро подстроиться.

Алекс молча смотрел ему в лицо.

— Чувствуешь себя более резвым, а?

— Немножко… — промямлил Алекс.

Доктор посерьезнел.

— Вот и славно. Потому что самое время начать отвечать на вопросы. Скоро тебя навестят кое-какие люди, и, насколько я понимаю, у них есть о чем с тобой потолковать.

— Хорошо… — сказал Алекс.

— Да-да, эти люди считают, что пришло время для ответов. И нянчиться с вами всеми, как мы делали в прошлом, они уже не будут.

Взгляд пациента съехал на пол.

— Хорошо…

— Приготовь ответы, или дела примут неприятный оборот. Не только для тебя лично, но и для других. А этого тебе совсем не хочется, верно?

— Пожалуйста, — пролепетал Алекс, — не обижайте мою маму…

Доктор Хоффманн поднялся, сунул шариковую ручку в нагрудный карман.

— Все зависит от тебя, Алекс. Если не хочешь, чтобы другим людям было плохо, надо попросту отвечать на вопросы. Ты понимаешь меня?

Алекс кивнул.

— Прекрасно.

Мужчина шагнул к выходу, однако в дверях вновь обернулся и, нахмурив брови, бросил на Алекса внимательный взгляд. Молодой человек смотрел прямо перед собой, не мигая, замерев как истукан.

— До скорой встречи, — сказал Хоффманн.

Алекс кивнул. Доктор пару раз хлопнул ладонью по дверной раме, продолжая следить за пациентом, и наконец удалился.

Дверь закрылась, Алекс остался в одиночестве. Он еще посидел немного, затем поднялся и стал ходить по палате. Было приятно двигаться, ощущать работу мышц. Кроме того, он надеялся, что ходьба поможет скорее вывести лекарства из организма.

Пока он не сообразит, что делать дальше, надо всячески избегать подозрений, и вот почему, когда подошло обеденное время, он побрел в солярий вместе с другими больными. Алекс съел полпорции лапши с тушеным мясом, хотя возбуждение не позволяло чувствовать голод. После еды он пару часов посидел в комнате отдыха, по-прежнему уставившись перед собой, но краем глаза следя за медперсоналом и одновременно пытаясь выработать какой-нибудь план.