Огненные врата - Емец Дмитрий Александрович. Страница 4

– Видели? И на какую высоту поднялась – тоже?.. – спросил Троил, улыбаясь. – А вот в человеческом мире не прижилась. Я сам ходил, искал, где она отложит яйца, и переносил их в тропики. Гусеницы выводятся, но дальше дело стопорится.

У Эссиорха, жадно глядевшего на Троила, мелькнула мысль, что, возможно, тот и стал Генеральным стражем потому, что навсегда остался радостным мальчишкой со сбитыми коленями. Мальчишкой, быть может, и постаревшим, и погрустневшим, но с такими же небесными глазами.

– Ну и что ты думаешь? – спросил Троил.

– Ну… э-э… в Огненные Врата войдет живой человек, что создаст парадокс. В потустороннем мире окажется материальное тело. Это повлияет на определение пусть даже единственного эйдоса в мироздании. Произойдет выпадение из системы координат. Ну а достать его оттуда мы не сможем, поскольку там все зависит только от него, а он там… хм… отвердел, – сказал Эссиорх бодрым тоном студента-отличника, нашаривающего правильный ответ.

Троил разглядывал его и весело щурился.

– М-да-а… Экзамен на младшего стража ты не сдал бы. Возможно, на помощника натянул бы. И что? Твои идеи?

– Обеспечить охрану ворот, поскольку убрать их из человеческого мира мы, видимо, не сумеем. А вот расставить вокруг десятка три златокрылых – дело другое. Хотя лучше все же не златокрылых. У них с маскировкой вечные сложности. Опять толпа греческих римлян старославянского извода будет сажать деревья на проезжей части Крымского моста.

Троил даже не улыбнулся.

– Нет, нельзя. Если мы пришлем стражей, мрак вышлет своих, чтобы не дать нам преимуществ. Не превращать же Москву в поле битвы? Они введут легион из Нижнего Тартара, мы в ответ бросим в бой грифонов, и в человеском мире закипит война. Поэтому придется решать все силами тех, кто уже сейчас находится в городе. То есть тебя, Улиты, Корнелия, Буслаева и валькирий. Если мы не добавим на доску новых фигур, то и мрак не сможет сделать того же. Принцип баланса будет соблюден.

– Можно довольно жестокий вопрос? Если парадокса не возникнет, в чем опасность? Ну войдет туда кто-то один, чудом открыв ворота. Да, ему будет не очень весело, он узнает о себе много неприятного, но в чем риск для мироздания?

– Любой случайно попавший туда человек рано или поздно вернется из-за Огненных Врат. Они не смогут его удержать и исторгнут, как исторгли когда-то меня. В момент выхода защита Врат ослабнет, и изнутри, из потустороннего мира, с ним вместе сможет прорваться тот, кто ищет любого случая, чтобы выхлестнуть свою злобу.

– Кводнон? – с ужасом спросил Эссиорх.

Троил кивнул:

– Да. Он накопил столько ненависти, что Жуткие Врата на Буяне плавятся. К ним невозможно прикоснуться. Не удивлюсь, если узнаю, что Кводнон растворил сущность Чумы-дель-Торт. Хотя, конечно, это только гипотеза.

– Но почему Кводнон не сделал этого в прошлый раз, когда там были вы? – спросил Эссиорх.

– Причин, как минимум, две. Первая: он был еще жив. Вторая: я не человек.

Шмыгалка клюнула высокой прической:

– А теферь мофно я спрофу? Пофему, перефисляя Эссиорха, Кофнелия, Буфлаева и фалькирий, фы не упомянули мою уфеницу? Я не ферю, что это слуфяйнофть!!!

– Дафну? – переспросил Троил, хотя на память, как известно, никогда не жаловался. – Потому что младший страж Дафна, № 13066, из третьего дивизиона света, будет уже в Эдеме. Ждать больше нельзя. Как человек она вполне здорова, но как страж – в критическом состоянии. Она уже почти и не страж. Мы отзываем ее, если она сама даст согласие.

Троил говорил с некоторым замедлением. Эссиорх почувствовал, что он очень устал. Наскоро попрощавшись, они со Шмыгалкой собрались уходить, но на пороге Эссиорх вдруг обернулся:

– Простите… еще вопрос… очень быстро… про Багрова и Ирку. Мне как-то тревожно за них.

– Что-то случилось?

– Нет. Внешне все хорошо, но мне беспокойно.

Троил, щурясь, смотрел на свет за окном. Говорили, на него вообще нельзя глядеть долго: закружится голова.

– Думаю, повод для беспокойства есть. У бывшей валькирии – редкий дар. Мрак еще не знает о нем, как, наверное, и она сама, но что-то уже почуял. Думаю, он будет постоянно вертеться рядом. Мы же не сможем вмешаться, чтобы не нарушить свободу воли Ирки и Багрова.

– У Ирки дар? Она же всего лишилась! – недоверчиво произнес Эссиорх.

Прямого ответа он не получил.

– Любимая игра мрака в «отберу – не отберу». Отбираешь у ребенка игрушку – он плачет. Перестаешь отбирать – успокаивается. Если же отобрать игрушку окончательно, рычаг воздействия исчезнет, что не выгодно мраку. Поэтому он будет вечно отбирать, тотчас давать, снова отбирать – и так до тех пор, пока совсем не измотает, – сказал Троил точно совсем о другом.

Эссиорх поспешно соображал, как можно истолковать эту мысль применительно к Багрову и Ирке.

– А у нас какая игра? – спросил он, надеясь на подсказку.

– У света нет игры. Мы не мешаем мраку отбирать игрушки, чтобы человек понял: те игрушки, которые способен отнять мрак, ничего не стоят.

Глава 2

Папоцка и Мамоцка

Свободная любовь – типичная логическая обманка мрака. Если хочу – люблю, хочу – не люблю, это не любовь. А если действительно любовь, то сразу того нельзя, сего нельзя. Какая уж тут свобода?

Эссиорх

Преподавательница Волчкова – рыжая особа с зеленоватой челочкой, имевшая привычку на семинарских занятиях вертеть в руке кусок пластилина и отщипывать от него, – взяла зачетку Мефа.

– Достаточно! Я удовлетворена вашими знаниями! – поведала она.

Буслаев, которому казалось, что он сейчас произнес убедительную речь про зоологию позвоночных, с замиранием сердца смотрел, как ручка скользит по бумаге.

А потом она оторвалась от зачетки и…

– А почему «три»? – не сдержавшись, воскликнул Меф.

– Я же сказала: я удовлетворена вашими знаниями, – спокойно пояснила Волчкова.

– Но я же хорошо говорил!

– Совершенно верно. Хорошо говорил. А надо хорошо отвечать… Следующий!

Меф схватил рюкзак и выскочил в коридор. Это была первая его тройка на летней сессии, и он сомневался, что на пересдаче в конце июня получит больше. Волчкова невзлюбила его еще в сентябре и каждые пять минут ляпала что-нибудь вроде: «Разумеется, наш красавчик поленился принести методичку» или «Надеюсь, Буслаев не упадет в обморок, когда в следующий раз я принесу из лаборатории скелет крысы».

Старые девы с биофака, по наблюдению Мефа, делились на две группы. Первая ставила любому молодому человеку высший балл при условии, что он сумел бы правильно найти на картинке слоника, жирафа и крокодила. Вторая – не поставила бы четверки даже в том случае, если молодой человек был бы Мичурин, Вавилов и Менделеев в одном лице. Меф же, увы, был всего лишь Буслаев.

В коридоре Мефа мгновенно окружили и стали выяснять подробности. Буслаев пасмурно отвечал. Его мгновенно завалили «утешающими» сведениями. С тройками в аспирантуру не принимают. Это на тот случай, если Мефу туда сильно захочется. Но, с другой стороны, за несколько лет многое может измениться. Например, Волчкова выйдет замуж и подобреет. Или через годик, когда все поутихнет, пересдать можно не Волчковой, а кому-нибудь другому, с той же кафедры.

– Знаете что? Ступайте вы все в бамбуковую поросль! – буркнул Меф, в тропической форме отправляя всех лесом. Утешения как таковые он ненавидел. Настроение у него было паршивое. Десять дней готовиться, чтобы получить трояк.

За прошедший год Мефодий хорошо изучил своих сокурсников. У них, как и везде, имелось два-три отличника, которым все равно, что и когда сдавать. Но лучше первыми, чтобы не тратить ни секунды жизни. Они заходят, исчерпывающе отвечают, не тратя времени на подготовку, и через двадцать минут после начала экзамена спокойно шлепают в фундаментальную библиотеку, потому что успели прочитать только тридцать девять книг из необязательного списка по химии, а сороковая так и осталась непроштудированной.