Красная пирамида - Риордан Рик. Страница 4

– Ничего себе, – сказала явно испуганная Сейди. – Вы видели?

– Идем в машину. – Отец буквально потащил нас к такси. – Мы и так опаздываем.

Понятное дело, говорить в машине о маминой гибели отец не стал.

– Неподходящее место, – сказал он в ответ на наши вопросительные взгляды.

Отец пообещал таксисту десять фунтов сверху, если тот за пять минут довезет нас до Британского музея. Водитель старался изо всех сил.

– Пап, эти люди на набережной… – попытался спросить я.

– И странный Амос, – подхватила Сейди. – Они что, египетская полиция?

– Слушайте внимательно, – тихо произнес отец. – Сегодня мне понадобится ваша помощь. Знаю, для вас это будет тяжело, но вы должны проявить терпение. Обещаю, что в музее все вам объясню. Я намерен все восстановить.

– Что восстановить? – насторожилась Сейди. – И как?

Лицо отца было не просто печальным. Он выглядел почти виноватым. Я вспомнил недавние слова Сейди, и у меня похолодела спина. Дед и бабушка до сих пор обвиняли отца в маминой гибели. Может, он говорил об этом? Но как можно «исправить» гибель человека?

Такси вывернуло на Грейт-Рассел-стрит и остановилось у главных ворот музея.

– Я прошу выполнять все мои распоряжения, – сказал отец. – Когда встретимся с хранителем, ведите себя нормально.

Вряд ли Сейди знала, как ведут себя нормально, но я решил промолчать.

Мы вышли из такси. Отец расплатился с водителем, а потом… потом он сделал что-то странное: бросил на заднее сиденье горсть мелких камешков. Может, это были и не камешки, не знаю.

– Поезжайте дальше, – велел отец таксисту. – Отвезите нас в Челси.

Отцовские слова показались мне полной ерундой. При чем тут Челси, если мы уже вылезли из машины? Однако водитель поспешно захлопнул дверцу и рванул с места. Такси завернуло за угол и исчезло. Возможно, мне почудилось, но на заднем сиденье я видел три фигуры: взрослого и двух подростков.

Я растерянно заморгал. Невозможно, чтобы таксист мгновенно успел найти себе новых пассажиров. И потом, что за странные слова произнес отец? Он не любил дурацких шуток.

– Пап…

– Лондонские такси долго не пустуют, – тоном знатока лондонских такси заявил отец. – Идемте, дети. Нас заждались.

Он толкнул створку чугунных ворот. Мы с Сейди остановились и переглянулись.

– Картер, что все это значит?

– Сам не знаю. И не очень хочу знать.

– Можешь оставаться здесь и мерзнуть. А я не успокоюсь, пока не получу объяснения.

Сейди повернулась и пошла вслед за отцом.

Вспоминая все это, скажу: мне надо было бы бежать оттуда со всех ног и как можно дальше. И Сейди утащить с собой. Но вместо этого я тоже прошел через музейные ворота.

2. Взрыв на рождество

Картер

Я уже бывал в Британском музее. По правде говоря, я бывал в стольких музеях, что лучше об этом не говорить. А то вы будете считать меня полнейшим занудой.

[Слышите? Это Сейди вопит, что я и есть полнейший зануда. Спасибо, сестричка!]

Музей был закрыт. В его окнах не горел свет, но хранитель и двое охранников ждали нас на ступенях.

Хранитель оказался невысоким лысым человеком. Его лысина блестела, словно ее чем-то смазали. Я видел мумии, у которых было больше волос и зубы в более приличном состоянии. Он долго тряс отцу руку. Мне это напомнило встречу какой-нибудь рок-звезды.

– Здравствуйте, здравствуйте, доктор Кейн! Ваша последняя работа по Имхотепу [4] – какой блеск! Не представляю, как вам удалось перевести эти заклинания.

– Им-хо… Это кто? – шепотом спросила Сейди.

– Имхотеп. Сановник высокого ранга. Архитектор. Говорят, он был еще и магом. Спроектировал первую ступенчатую пирамиду. Думаю, это ты знаешь.

– Не знаю и знать не хочу, но спасибо за разъяснение, – ответила Сейди.

Отец поблагодарил хранителя за любезное разрешение посетить музей в это предпраздничное время.

– Доктор Мартин, позвольте вам представить Картера и Сейди, – сказал отец, опуская ему руку на плечо.

– Так-так. Это, само собой, ваш сын. – Тут хранитель озадаченно уставился на Сейди. – А кто эта юная леди?

– Моя дочь.

Доктор Мартин тупо моргал. Кому не нравится считать себя человеком широких взглядов и вдобавок вежливым! Но всех выдает выражение лица, когда они слышат, что Сейди – из нашей семьи. Сначала меня это бесило. С годами я привык и не ожидал другой реакции.

– Конечно, конечно, – забормотал доктор Мартин, возвращая себе улыбку. – Прошу вас сюда, доктор Кейн. Мы весьма польщены вашим визитом.

Охранники заперли входные двери, затем взяли наш багаж. Один из них нагнулся над отцовским рюкзаком.

– Нет, спасибо, – натянуто улыбнулся отец. – Это я ношу сам.

Охранники остались в вестибюле, а нас хранитель повел в Большой двор [5]. Вечером он выглядел жутковато. Тусклый свет, проникавший сквозь стеклянную сетчатую крышу, превращал стены в настоящую паутину перекрещивающихся теней. Мы шли по белому мраморному полу, и эхо копировало каждый наш шаг.

– Камень. Камень, – повторял отец.

– Даже не представляю, какие тайны вы надеетесь из него извлечь, – сказал удивленный хранитель. – Это же наш самый известный экспонат, изученный вдоль и поперек несколькими поколениями египтологов.

– Конечно, – согласился отец. – Но иногда бывают сюрпризы.

– Что папа задумал? – шепотом спросила Сейди.

Я не ответил. Я догадывался, о каком камне шла речь.

Непонятным оставалось другое: зачем отцу понадобилось тащиться сюда под Рождество да еще вместе с нами?

Если бы не та чертова вспышка и двое неизвестных, отец рассказал бы нам что-то очень важное, связанное с гибелью нашей мамы возле Иглы Клеопатры. Сейчас он шел, постоянно озираясь по сторонам. Неужели боялся, что странная парочка может появиться снова? Как они сюда проберутся, когда в музее полно охранников и хитроумных систем наблюдения? Уж здесь-то нас никто не потревожит. Так я думал и надеялся.

Мы свернули в Египетское крыло. Вдоль стен темнели статуи фараонов и богов, но отец шел мимо них, направляясь в главному экспонату в центре зала.

– Какая красота, – пробормотал отец. – Надеюсь, это не копия?

– Нет, что вы, – заверил его хранитель. – В обычные дни мы, само собой, выставляем копию. Но для вас поставили подлинник.

Перед нами был кусок темно-серой скалы высотой около трех футов и шириной фута в два. Он стоял на пьедестале, защищенный стеклянным куполом. Поверхность камня покрывали три яруса высеченных строк. Вверху тянулись традиционные египетские иероглифы. Средняя часть… Тут я напряг память и вспомнил, как отец называл эту письменность. Демотическое письмо. Оно распространилось во времена, когда в Египте правили греки и в египетский язык проникло много греческих слов. Это было что-то среднее между иероглифами и буквенным письмом. Строки нижнего яруса были написаны по-гречески.

– Розеттский камень, – догадался я.

– А при чем тут компьютерная программа? – удивилась Сейди.

Мне хотелось обозвать ее дурой, но меня опередил хранитель. Он нервно рассмеялся и сказал:

– Простите, юная леди, но этот камень появился гораздо раньше компьютеров. Он послужил ключом к расшифровке египетских иероглифов. Розеттский камень был найден солдатами армии Наполеона в одна тысяча семьсот девяносто девятом году и…

– Да, правильно, – закивала Сейди. – Теперь вспомнила.

Ничего-то она не вспомнила. Просто согласилась, чтобы этот лысый тип заткнулся со своей популярной лекцией. Но неожиданно лекцию продолжил наш отец:

– Видишь ли, Сейди, до находки этого камня простые смертные… я хотел сказать, люди веками бились над расшифровкой египетских иероглифов. Принципы древней письменности считались утраченными навсегда. Но английский ученый – его звали Томас Янг [6] – доказал, что все надписи на Розеттском камне передают одни и те же сведения. Его работу продолжил другой ученый – француз Шампольон [7]. Он сумел, говоря современным языком, «взломать код» иероглифов.