Темный охотник (сборник) - Пехов Алексей Юрьевич. Страница 36
Фелиция оказалась гречанкой. Невысокая, статная, она была один в один похожа на статую Афродиты, которая выставлена в греческом зале Художественного музея. Все линии тела, почти не скрытые длинным, струящимся до пола, хитоном, плавные и округлые; высоко поднятые волосы открывают белую нежную шею; руки, обнаженные до локтей, тоже вызывают ощущение беззащитной мягкости.
Вивиану странно было смотреть на нее и знать, что эта женщина жила тысячу… нет, две тысячи лет назад. И те времена, о которых он читал только в учебниках по истории, для Леди Даханавар – ее собственное, живое прошлое. Она своими глазами видела древние города, от коих не осталось даже камней. Может быть, говорила с Сократом, Платоном и Аристотелем. Молилась Зевсу и Афродите. Наблюдала, как строили Парфенон, а затем – как персы разбивали в мелкий камень его кариатид. Мифы, на которых росла цивилизация Европы – реальность для нее …
С этим сумбуром в голове он и подошел к Фелиции, которая разговаривала с двумя мужчинами благородной наружности. Заметив Дарэла, она медленно повернула голову. Ее собеседники с любопытством посмотрели на ученика Мастера Смерти, но тот, решив, что не стоит его разглядывать как редкое насекомое, сделал вид, что не замечает их.
– Леди, – произнес Дарэл почтительно. – Позвольте представить. Вивиан Кадаверциан.
Даханавар не назвал ее имени, как обычно бывает при знакомстве – Первую Леди должны знать все.
Мормоликая [42] смотрела на них снизу вверх, и за ее доброжелательной улыбкой скрывалось пристальное внимание. Глаза гречанки были бледно-фиалковыми по краю и густо-кобальтовыми у зрачка. Холодные. Пронзительные. Оценивающие… Лицо юной девушки, но не взгляд.
Вивиан потупился, чувствуя, что больше не может выдерживать ее пристальное внимание.
– Очень рада, – голос у Фелиции был мелодичный, мягкий, но молодой некромант нисколько бы не удивился, услышав в нем сухой металл. – Всегда приятно видеть новые лица. Развлекайтесь.
Он осторожно взял ее руку, протянутую для поцелуя, наклонился, кажется, не слишком изящно, коснулся губами гладкой прохладной кожи, пахнущей резедой. А когда выпустил тонкую ладонь, отступил на шаг и поднял голову, то с облегчением увидел, что Первая Леди снова повернулась к своим собеседникам.
Дарэл незаметно толкнул неофита, кивком головы указал на двери и неторопливо направился к выходу. Вивиан поспешил за ним, чувствуя облегчение и неудовольствие одновременно. Его вторая личность продолжала ощущать собственную нереализованность на этом празднике, но кадаверциан не обращал внимания на ее «ворчание».
– И что теперь? – спросил он Дарэла, когда они покинули зал с птицами на стенах.
– Что хочешь. – Тот пожал плечами, а потом вдруг остановился, наклонил голову, как будто прислушиваясь к чему-то. Взгляд даханавара стал невидящим, обращенным внутрь себя. – Извини, Вив, – сказал он голосом, лишенным всякого выражения, потом тряхнул головой, покосился на спутника, улыбнулся и стал прежним ироничным, жизнерадостным парнем. – Дела клана требуют моего личного присутствия.
Неофиту оставалось только последовать совету Фелиции – идти развлекаться. Но, чувствуя себя не совсем уютно в огромном чужом доме, Вивиан отправился на поиски Кристофа…
Ночь не задалась для Миклоша Тхорнисха с самого начала. Девчонка, которую привезли в особняк, поняла ситуацию уже когда он спустился к ужину и остался с ней наедине. Скорее всего, она рассчитывала, что удастся провести вампира и вырваться из клетки, особенно, если подкрепить этот расчет тяжелым канделябром. Девушка воспользовалась подсвечником, как только нахттотер отвернулся, чтобы налить своей жертве вина.
Будь Миклош человеком, он бы уже валялся на полу с проломленным черепом, а так удар по затылку его лишь разозлил. Сегодня он хотел быть вежливым с этой овцой, но она, как и все люди, не оценила милости. «Чем больше с ними возишься, – раздраженно подумал господин Бальза, – тем сильнее они садятся на шею. И наглеют».
Но не это заставило его рассвирепеть от злости. Во время жалкой попытки нападения красное вино пролилось на рукав новой рубашки – вещь оказалась безнадежно испорчена, а глава клана Тхорнисх [43] слыл среди киндрэт известным чистоплюем и педантом. Неприятность с рубахой, которую он надел на грядущее в особняке Фелиции торжество (сам Миклош приравнивал его по степени важности к цирковому шоу) заставила нахттотера [44] впасть в бешенство. Он с рычанием отмахнулся от строптивого ужина, который и не думал успокаиваться, на этот раз метя Миклошу в лицо. В последний момент сдержал удар, но и того, что осталось, хватило, чтобы сломать девушке несколько ребер и отбросить ее в противоположный конец зала. Однако и после этого она не успокоилась. Уличная девка сражалась, словно отчаявшаяся кошка. В ход пошли ногти и зубы. Она умудрилась расцарапать ему лицо, оторвать воротник рубашки и вцепиться зубами в шею. Последнее господина Бальзу позабавило, и он сделал то же самое, но с гораздо большим эффектом.
Миклош отпустил жертву лишь через несколько минут после того, как она перестала биться в агонии. С безразличной миной оттолкнул от себя обескровленное тело, встал с колен, взял лежащую на столе салфетку и подошел к старому, привезенному еще из Праги, высокому зеркалу.
Оттуда, сыто и довольно щурясь, на него смотрело отражение. Невысокий молодой человек лет двадцати, хрупкий, белокурый и голубоглазый. Похожий на ангела с окровавленными губами и уже почти затянувшимися царапинами на щеках. Пройдет еще минута, и никто не скажет, что глава клана Золотых Ос только что поучаствовал в незначительной «ссоре» – на лице не останется и следа. Его волосы находились в некотором беспорядке, рубашка надорвана и испачкана, но плохого настроения, которое досаждало всю последнюю неделю, как не бывало.
Миклош промокнул губы салфеткой, смял ее и отбросил в сторону.
– Роман! – рявкнул он.
Почти тут же высокие двери обеденного зала распахнулись.
– Вы звали, нахттотер? – проникновенно спросил тхорнисх, на которого взвалили обязанности дворецкого.
– Скажи, чтобы здесь прибрали, – небрежным жестом руки блондин указал на царящий разгром. – И мне нужна новая рубашка.
– Будет сделано.
Господин Бальза поднялся по широкой мраморной лестнице на второй этаж, прошел по крытой галерее в кабинет. Бросил взгляд в окно. Лимузин уже подогнали, и шофер поспешно протирал тряпкой ручки дверей, чтобы глава клана не устроил ему очередной нагоняй за «неприличный вид машины, порочащий честь Золотых Ос». Рядом стояли два авто сопровождения, возле которых крутилось с десяток солдат. Все, как один, при параде.
Миклош довольно кивнул: «Никто из тхорнисхов не ударит в грязь лицом перед сборищем блаутзаугеров, [45] которые смеют считать себя киндрэт». Он ценил, когда в семье выполняли его приказы точно и в срок.
Роман все еще не вернулся, и на лице нахттотера отразилось мимолетное недовольство. Впрочем, оно стало постоянным, как только на столе зазвонил телефон. Миклош ненавидел это изобретение человеческой мысли. «Мерзкая дрянь», – прошипел он сквозь зубы, жалея, что теперь уже ничего не изменить: выкорчевывать ненавистную заразу надо было много раньше – телефоны, как и другие достижения человеческой цивилизации, проникли в каждый дом.
Господин Бальза с тоской вспомнил прежнее логово клана, скрытое в подземельях пражского Вышеграда. Конечно, там было не так комфортно, как здесь, но четырнадцатый век и не предполагал никакого комфорта. Жизнь являлась суровой. Впрочем, не лишенной множества приятных мелочей… Например, тогда можно было выйти в город в любое время ночи, или отправиться в близлежащую деревушку и устроить охоту на овец. Теперь же приходится не слишком афишировать свое присутствие и перетаскивать добычу с улиц к себе в особняк. Это проще и предполагает гораздо меньшее число проблем, чем открытое сафари по освещенным проспектам Столицы.