Пепел и сталь - Сандерсон Брэндон. Страница 12

Он нахмурился:

– Уйти? Куда?

– Просто уйти, – сказала Вин. – Отсюда.

– Сейчас?

Вин настойчиво кивнула.

Улеф оглянулся на своих приятелей: те хихикали, бросая многозначительные взгляды на Вин и Улефа.

Улеф вспыхнул:

– Ты хочешь, чтобы мы куда-то пошли, только ты и я?

– Я не о том, – сказала Вин. – Просто… ну мне необходимо уйти из берлоги. А я не хочу оставаться одна.

Улеф сердито наклонился к ней, от него жутко разило пивом.

– Что это значит, Вин? – тихо спросил он.

Вин немного помолчала.

– Я… я думаю, что-то должно случиться, Улеф, – прошептала она наконец. – Что-то связанное с поручителями. Я просто не хочу сейчас находиться в берлоге.

Улеф мгновение-другое сидел неподвижно, глядя на нее.

– Ладно, – сказал он. – И сколько времени это продлится?

– Я не знаю, – ответила Вин. – По меньшей мере до вечера. Но мы должны уйти. Сейчас же!

Улеф неторопливо кивнул.

– Задержись тут на минутку, – шепнула Вин, поворачиваясь.

Она бросила взгляд на Камона, который хохотал над собственной шуткой. Потом она осторожно прошла через перепачканную золой и пеплом прокуренную комнату и скрылась в задней части берлоги.

Жилая часть воровского тайного дома состояла из голого длинного коридора, по обе стороны которого лежали матрасы. Здесь было тесно и неуютно, но все же намного лучше, чем в холодных переулках, где приходилось ночевать Вин в те годы, когда они с Рином путешествовали.

«Может, мне опять придется спать на улице», – подумала Вин.

Но она ведь сумела выжить на улице. Выживет и теперь.

Она подошла к своему тюфяку. Из соседнего помещения доносился приглушенный смех и пьяные выкрики мужчин. Вин опустилась на колени, чтобы собрать пожитки. Если что-то случится с шайкой, она уже не вернется в берлогу. Никогда. Но она не может забрать тюфяк прямо сейчас – это был бы слишком откровенный поступок. Так что ей оставалось взять только маленькую коробку, в которой помещалось все ее личное имущество: по камешку из каждого города, где она побывала, сережка, о которой Рин говорил, что она осталась от мамы, и кусочек вулканического стекла размером с крупную монету. Он имел неопределенную форму, и Рин всегда носил его с собой в качестве талисмана. Это была единственная вещь, которую оставил брат, когда сбежал полгода назад. И бросил ее.

«Он всегда говорил, что сделает это, – строго напомнила себе Вин. – Я и не думала, что он действительно уйдет… именно поэтому он просто обязан был так поступить».

Она сжала осколок обсидиана в ладони, а камешки сунула в карман. Серьгу она вдела в ухо. Вещица была совсем простой: маленький гвоздик, не стоящий даже того, чтобы его украсть. Именно поэтому Вин не боялась оставлять сережку в спальном помещении. Но все же Вин редко надевала ее, боясь, что украшение сделает ее более женственной.

Денег у Вин не водилось, но Рин научил ее рыться в отбросах и попрошайничать. И то и другое было довольно сложным делом в Последней империи, особенно в Лютадели, но, если придется, Вин найдет способ выкрутиться.

Вин оставила коробку и матрас на месте и снова выскользнула в главную комнату. Возможно, она напрасно суетится, возможно, ничего и не случится с шайкой… Но если все же… ну, если Рин и научил ее чему-то полезному, так это беречь собственную шкуру. Взять с собой Улефа было неплохой идеей. У него есть знакомые в Лютадели. И если что-то произойдет с командой Камона, Улеф, наверное, заберет ее с собой…

Вин застыла в центре главной комнаты. Улефа не было у того стола, где она его оставила. Он стоял около бара. Рядом с… Камоном!

– Это еще что такое? – Камон встал, его лицо стало красным, как солнце.

Оттолкнув табурет, он резко шагнул к Вин. Он уже основательно напился.

– Бежать задумала? Выдать меня братству?

Вин бросилась к двери, ведущей к лестничному колодцу, отчаянно пробираясь между столами и членами команды.

Табурет, запущенный Камоном, ударил ее в спину и сбил на пол. Острая боль вспыхнула между лопаток. Несколько воров восторженно заорали, когда табурет, отскочив от спины Вин, со стуком упал на доски пола.

Вин лежала, плохо соображая. А потом… нечто внутри ее – нечто, о чем она знала, но чего не понимала, – придало ей сил. Головокружение мгновенно прошло, боль превратилась в сосредоточение. Вин неловко поднялась на ноги.

Камон был уже рядом. Он ударил ее по лицу, как только она встала. Голова Вин дернулась от удара, шея изогнулась с такой силой, что от боли Вин едва не упала снова.

Камон наклонился над ней, одной рукой сгреб за рубашку и подтащил к себе, одновременно занося кулак. У Вин не было времени, чтобы думать или говорить. Она могла сделать только одно. И, бешеным усилием собрав всю свою удачу, она швырнула ее в Камона, усмиряя его ярость.

Камон пошатнулся. На мгновение его взгляд смягчился, пальцы почти разжались.

Но гнев тут же вернулся в его глаза. Бешеный. Пугающий.

– Будь ты проклята, дрянь! – пробормотал он, хватая Вин за плечи и встряхивая. – Твой поганый братец никогда не уважал меня, и ты такая же! Я был слишком мягок с вами обоими. Мне следовало…

Вин вертелась, пытаясь вырваться, но Камон держал ее крепко. Она в отчаянии оглянулась на других членов шайки, заранее зная, что увидит. Безразличие. Все отвернулись, кое-кто выглядел смущенным, но не сочувствующим. Улеф стоял рядом со столом Камона, и вид у него был слегка виноватый.

Вин показалось, что она слышит звучащий в голове голос. Голос Рина.

«Дура! Безжалостность – самое логичное из чувств. Ты не должна иметь друзей на дне. У тебя никогда не будет друзей на дне!»

Вин опять попыталась вырваться, но Камон ударил ее, сбив с ног. Удар был слишком сильным, Вин не могла вздохнуть.

«Надо терпеть. – (Мысли путались в ее голове.) – Он не убьет меня. Я ему нужна».

Однако когда Вин с трудом перевернулась, то обнаружила, что в комнате как будто потемнело, а Камон навис над ней и его пьяное лицо пылает бешенством. Она поняла, что в этот раз все будет по-другому: простыми побоями дело не кончится. Камон ведь решил, что Вин собралась выдать его братству. И вышел из себя.

В его глазах горела жажда убийства.

«Пожалуйста!» – в отчаянии подумала Вин, нашаривая свою удачу, пытаясь пустить ее в ход.

Но отклика не услышала. Удача, как и следовало ожидать, предала ее.

Камон наклонился, что-то бормоча себе под нос, и схватил Вин за плечо. И тут же размахнулся другой рукой – жирные пальцы сжались в кулак, мускулы напряглись, пот лился по его лицу, и одна капля, соскользнув с подбородка, упала на щеку Вин.

В нескольких футах от них внезапно дрогнула и распахнулась дверь, выводившая в лестничный колодец. Поднятая рука Камона замерла, когда он оглянулся на дверь, желая знать, какой невезучий воришка решил ровно в этот момент вернуться в берлогу.

Вин воспользовалась моментом. Не обратив внимания на вошедшего, она попыталась отползти от Камона, но оказалась слишком слаба. Ее лицо горело от пощечины, на губах Вин ощущала вкус крови. Ее плечо было неловко вывернуто, бок отчаянно болел от удара об пол. Она попробовала оторвать от себя руку Камона, но тут силы окончательно покинули ее, как и удача. Боль вдруг разрослась, став еще более пугающей, более… настойчивой.

Она в отчаянии посмотрела на дверь. Дверь так близко… очень близко! Вин почти удалось сбежать. Еще бы несколько шагов…

И тут она увидела человека, молча стоявшего в дверном проеме. Он был ей незнаком. Высокий, с ястребиным лицом и светлыми волосами, незнакомец был одет в свободный костюм знатного человека с накинутым поверх просторным плащом. Ему было, пожалуй, лет тридцать пять на вид. При нем не было ни шляпы, ни дуэльной трости.

И выглядел он очень-очень разгневанным.

– Это еще что такое? – резко спросил Камон. – Ты кто?

«Как он нашел спуск вниз? – подумала Вин, пытаясь собраться с силами. Боль. Она умеет справляться с болью. – Поручители… может, это они прислали его?»