Викинги (сборник) - Семенова Мария Васильевна. Страница 15

Темень в риге, наполненная дыханием спящих, нависла над Ингунн, словно готовая рухнуть скала… Орм не надеялся увидеть свой северный берег ещё раз.

И тогда Ингунн выговорила совсем тихо:

– Не так велика будет неудача, если останется сын.

Утром к Орму, лежавшему с открытыми глазами, подошёл Скьёльд.

– Шторм приутих, – сказал он шёпотом, чтобы не разбудить спавших вокруг. – Прошу тебя, помоги перегнать корабль к пристани. Ты, как я помню, ловко с ним управлялся.

Орм поднялся на ноги и молча пошёл за ним. Но от самой двери вернулся, сказав, что забыл рукавицы. Скьёльд вышел наружу, пообещав подождать.

Тогда-то Орма поймал за рукав молодой парень, не спавший всю ночь. Это его сбросило веслом со скамьи, и в ушибленной груди тяжело хрипел кашель. Он возил в своей котомке звонкую арфу, и люди считали, что он неплохо рассказывал песни.

– Будь осторожен!.. – с трудом выговорил молодой скальд. – Недобрыми глазами смотрит на тебя Скьёльд…

Орм вышел за дверь.

А Ингунн крепко спала под его тёплым плащом.

Первыми, кого он увидел во дворе, были Торд хозяин и Скьёльд Купец. И с ними десятка два людей Торда – все снаряжённые, точно на битву.

– Я-то думал, я в гостях у тебя, Козёл!.. – усмехнулся Орм, когда они шагнули к нему все разом. Он был безоружен: его меч остался далеко, там, где его ранили конунговы люди. Он сказал:

– А ты, Купец, сражаешься так же искусно, как водишь в море лодью. Следовало бы тебе заманить меня подальше отсюда. А то как бы твои корабельщики, Скьёльд, не проснулись да и не надумали за меня заступиться!

Потом он сказал ещё:

– Дома у меня подрастает брат. Он рыжеволосый, и зовут его Сван. Запомни хорошенько это имя, Козёл. И ты, Скьёльд, запомни…

И видевшие говорили потом, будто с этими словами он выхватил топор из рук у того, кто стоял к нему ближе других. И бросился вперёд, не дожидаясь, пока те наконец решатся напасть.

Молодой скальд действительно разбудил всех мореходов. И многие сразу схватили оружие и бросились в дверь – им тоже показалось несправедливым убивать человека, выручившего всех из беды. Хотя бы он был вне закона и враг самому Хальвдану Чёрному из рода Инглингов. Конунгу Вестфольда, Эстфольда и обоих Мёров…

Они никого не нашли во дворе и побежали на пристань, откуда слышались голоса. Но бежать уже не было надобности. Орм-со-Шрамом лежал на стылых брёвнах, запорошенных снегом, и его кровь смешивалась с морской водой. А нападавшие стояли вокруг, тяжело переводя дух. Четверых среди них недоставало.

Орм узнал Ингунн, когда она оттолкнула с дороги кого-то из вооружённых мужчин и рванулась к нему. Он сказал:

– Будет сын, назови его Арни.

– Я думал потом, отчего он не кликнул на помощь, – продолжал Альвир Скальд. – Наверное, он видел, что нас было меньше. Да и в бойцы мы после шторма плохо годились. Вот он и решил, зачем гибнуть многим, если нужна была одна его жизнь. И ещё он хотел, чтобы Ингунн всё-таки попала домой.

– Как они выглядели? – спросил Арни. – Он… и моя мать?

Скальд ответил:

– Я уже плохо помню их лица, ведь это было давно. Только то, что оба казались мне очень красивыми, и он, и она.

Арни молча пошёл прочь. Он держался неестественно прямо. Сван проводил его глазами. Арни сел на деревянный настил и стал смотреть в море. Море по-прежнему катило серые волны, низкие облака роняли редкий снежок. Восемнадцать зим назад на этом самом месте плакала его мать. А может быть, и не плакала, но мало кто отважился бы заглянуть ей в глаза. И она не знала, что Скьёльд не получит от конунга никакой награды за предательство человека, спасшего ему жизнь. И, раздосадованный неудачей, продаст её как рабыню своему соседу – Фридлейву Богатею, и злым делом назовут это люди. И там, в неволе, у неё родится сын, и она назовёт его – Арни. И умрёт молодой, не успев рассказать ему об отце…

– А не приврал ли ты, скальд? – спросил сумрачно Сван. – Я ведь со многими беседовал и знал почти всё, о чем ты тут толковал. Но я ни от кого не слышал про девушку. Только от тебя одного!

Альвир спокойно выдержал его взгляд.

– Других ты расспрашивал о гибели брата, а не о его любви. Я слыхал, твоего сына ждет дома невеста. Пускай же у них будет сын Орм, если не врут люди и это действительно так.

С викингами на Свальбард

1. Сын и отец

Люди не дали никаких имен тем двум горам на берегу, и Хéльги про себя называл их по-своему: Сын и Отец. Отец до середины лета носил на голове снежную шапку, а в холодные годы не снимал её вовсе, и серебряная седина вершины то ярко горела на солнце, то пряталась в облаках. Хельги случалось подниматься туда, и он видел крохотные берёзки, робко выглядывавшие из-под камней. И цветы, что были выше этих березок.

Сын стоял рядом с Отцом, на полшага ближе к морю, словно выдвинувшись из-за родительского плеча вперёд, на простор, навстречу налетающим бурям.

В начале времён горы были великанами; рыжебородый Бог Тор поразил их своим молотом, превратив в неподвижные камни. На закате мира камни вновь оживут, и старшая гора впрямь окажется седым великаном, приведшим в бой юного сына. Хельги был первым из людей, кому эти скалы доверили бережно хранимую тайну. И он никому не собирался её раскрывать.

…Так вот, когда одинокий скалистый островок становился как раз по борту лодки, а Сын и Отец заходили друг за друга, это значило, что внизу раскинулась песчаная банка, изобильная рыбой, и можно вымётывать снасть.

У берегов Раумсдаля вот уже несколько дней не было ветра, и парни намаялись с вёслами, пока добирались сюда из дому и ставили ярус. Теперь они спали на дне лодки, на тёплых от солнца гладких досках, усеянных присохшими чешуями, и лишь Хельги, вызвавшийся посторожить, один сидел на носу. И поглядывал из-под ладони на круглые сосновые поплавки, неподвижно лежавшие поодаль.

Глубоко внизу, в холодной прозрачной воде, колебались у дна кованые крючки с нанизанной на них лакомой мойвой. Осторожно шевеля плавниками, подкрадывалась к тем крючкам серебряная треска, жадная зубатка, жирный сплющенный палтус… Вот уже совсем рядом приманка, вот уже раскрываются рыбьи хищные пасти, а сильные тугие тела изгибаются для немедленного броска прочь!

Хельги ясно вообразил себе готовую попасться добычу и даже головой замотал: как бы не сглазить.

Немного погодя ему показалось, будто поплавки, увенчанные крашеными лоскутками, начали кивать и покачиваться, колеблемые медленной зыбью, почти незаметно докатывавшейся откуда-то издалека. Потом море вздохнуло поглубже, так, что шелохнулась длинная лодка. Хельги посмотрел вверх и увидел, что солнце окружала бледная радуга. Тогда-то он поднялся и принялся будить спящих парней. Было очень похоже, что где-то там, вдалеке, тяжело ворочался шторм. Незачем ждать, чтобы тучи повисли над головой, а волны принялись хлестать через борта.

Молодые рыбаки наскоро плескали себе в лица забортной водой, стряхивая остатки дремоты, и брались кто за вёсла, кто за крепкие багры с крючьями на концах. Потом потянули ярус.

Толстая плетёная верёвка ложилась кольцами, оставляя мокрые следы на досках. Вот подняли на борт увесистый каменный якорь, и все глаза напряженно уставились в сумрак глубины: ну-ка, что там на крючках? Не пришлось бы краснеть перед насмешливыми девчонками, когда те станут предлагать им, нерадивым, уступить на следующий раз и лодку, и снасть!

Первые несколько крючков и вправду вышли пустыми. Хитрые морские твари будто в издевку объели наживу и ушли себе невредимо. Но вот внизу блеснуло мутное серебро, и Хельги приготовил багор. Рыбина не сопротивлялась, ошеломлённая быстрым подъёмом со дна, но тонкая бечёвка крючка могла не выдержать тяжести. Хельги привычно взмахнул железным багром – и треска в четыре локтя длиной гулко шлёпнулась на деревянное днище, смазав широким мокрым хвостом по чьим-то босым ногам.