Путь Невменяемого - Иванович Юрий. Страница 9

– Если мы обедаем, то давайте о делах ни слова. Потом…

Но когда утолили первый голод, Невменяемый не выдержал:

– В таком грустном молчании тоже обедать неинтересно. Поэтому можно и порассуждать. К примеру, о тех же сентегах… вернее, о возрасте этого здания. Почему у меня такие данные, что «Каменной Радуге» всего лет восемьсот?

Патриарх жестом руки отправил из столовой двух девушек-подавальщиц, отпил несколько глотков фруктового сока и только тогда заговорил:

– А к чему лишний раз вызывать в народе ненужную зависть? Да и среди знати лишние шепотки ни к чему. Думаешь, к примеру, королю будет приятно узнать, что самые древние здания дворцового комплекса еле дотягивают до отметки в тысячу лет? Считается, что им все полторы тысячи… Хе-хе… А ведь в городе имеется еще несколько зданий, которым гораздо больше, чем три тысячи лет… Но если кто об этом и помнит, старается скромно помалкивать и ни в коем случае не хвастаться.

– С этим понятно. Согласен, что подобная информация не для всех. Но я-то почему не знаю?

– А ты интересовался? Да и к чему ты свои знания мог бы применить? Я вон сколько дом не изучал, а до сих пор со всеми его тайнами не ознакомлен. Хотя все, что знаю, скрупулезно вписал в книгу своих мемуаров. Кстати, она настроена только на тебя, никто иной ее прочитать не сможет… – Огюст покосился на склонившуюся над тарелкой Мальвику. – Ну, разве что ты сам разрешишь…

– Да, вот еще что, – припомнил Кремон свое ночное прибытие. – А нельзя как-то сделать так, чтобы музыка у главных ворот, если я пожелаю, не играла?

– Хм! Честно говоря, за столетия и мне эта мелодия здорово приелась, – признался старик. – Но единственное, чего мне удалось добиться, это почти неслышимого проигрыша нескольких тактов во время моего возвращения в дом. И то при этом я был, как правило, страшно зол и в приступе бешенства мог, да и собирался, наверное, распылить и ворота и арку над ней в мелкий песок.

Подобная подсказка никак не тянула на знание секрета. Да и сам рассказчик при этом посмеивался. Всяко глупо, только руководствуясь своим плохим настроением, уничтожить бесценный, древнейший артефакт, который можно было сравнить с полуразумным существом. Да и, скорей всего, сам артефакт не столько являлся отдельной магической структурой, сколько входил в весь комплекс «Каменной Радуги».

Тем более что мнение хозяев, как выяснилось, не всегда совпадает с мнением остальных жителей уникального строения.

– А мне кажется, это здорово! – заявила восторженно маркиза. – Любой в доме сразу знает: Невменяемый вернулся. Слуги сразу накрывают на стол, конюх сразу мчится расседлывать лошадей, повара прикидывают что еще подать к столу по числу гостей, ну а дворецкий быстренько организовывает соответствующую встречу… Ха-ха! – неожиданно она сама рассмеялась, что-то вообразив и представив. Хотела промолчать, но, заметив, как на нее требовательно и немигающе уставилось сразу два взгляда, еще пару раз хихикнула и призналась: – Ко всему прочему дом своими приветственными мелодиями может еще и супругу хозяина спасти. Предупрежденная, она вполне ловко успеет выпроводить своего любовника и приготовиться к должной встрече любимого мужа.

От такой фривольной трактовки действий артефакта вначале рассмеялся во весь голос Кремон. Потом ему начал вторить тихий старческий смешок Огюста:

– Надо же! А ведь и в самом деле таким образом не одна женщина спаслась от преждевременного выселения… Ха-ха! Помню, одна из моих женушек уж насколько ветреной гуленой слыла, но так мне никогда в измене и не попалась… И насколько помню, слух у нее был в самом деле музыкальный…

По некоторым данным, патриарх имел за свою жизнь около двадцати женщин, которые приравнивались к женам и жили в доме на правах хозяйки. По иным сплетням – и все пятьдесят жен побывали здесь более чем за триста лет. И это при том, что господина Огюста во все времена считали жутким отшельником и чуть ли не мизантропом. Об иных колдунах-долгожителях рассказывали еще большие басни, где количество только официальных жен порой переваливало за две, а то и три сотни. И это считалось вполне нормальным. Лишь бы у самого Эль-Митолана хватало средств, физических и моральных сил справляться со своими временными сожительницами или более долговременными, контрактными женами.

Вообще-то, на подобные темы обсуждений существовало единственное табу в обществе: нельзя было вести простым людям подобные разговоры в присутствии колдунов. И те, в свою очередь, могли свободно обсуждать данные вопросы только в среде себе подобных. То есть что позволялось разумным существам, знакомым с основами тайн мироздания, не слишком приветствовалось для существ нормального жизненного цикла.

И еще недавно участвовать в подобном фривольном разговоре Мальвика не имела бы никакого морального права. Но теперь, пусть еще не став Эль-Митоланом, но уже имея врожденные Признаки, она заведомо считалась вошедшей в когорту колдунов и смело могла высказывать любые мысли на тему интимных отношений. Да и возраст ей уже позволял не краснеть при разговоре о любовницах и любовниках. Тем более что она уже имела за плечами замужество.

– И мне кажется, – когда уже все отсмеялись, продолжила она, – что не столько арка у ворот виновата, как сам дом на нее воздействует магической структурой. Вроде бы тебя ночью болары прямо на крышу опустили, от ворот твое касание ногами уже и не видно было, а музыка все равно заиграла. Да еще как заиграла!

– Ну да, такое впечатление, что дом еле сдерживался во время моего спуска, а потом взял и грянул оркестром, – согласился Кремон и тут же вернулся к более актуальной теме: – Ну, с домом-то я постараюсь позже пообщаться… если сумею… А вот что с поиском изображения сентега? Неужели убрали часть напольной мозаики во время ремонта?

– Такого быть не может! – решительно заявил Огюст. – Если что здесь отваливается или трескается, то заменяется только идентичным материалом. Как по текстуре, так и по цвету, оттенку или форме.

– Ну а где же тогда…

– Глаза лучше раскрывать надо и головой думать! – с издевкой воскликнул патриарх. – Если так разобраться, то я уже давно подозревал, что тысячи раз пялился на некое существо и задавался вопросом: кто это такой? Уж не сентег ли? А теперь, после нахождения этой записи, окончательно удостоверился в своих догадках.

– И где же он?! – воскликнула Мальвика.

Старик не спеша откинулся на спинку кресла, некоторое время горделиво улыбался и только после должной, артистической паузы царственным жестом ткнул пальцем в потолок:

– Прямо над нами!

И все взоры устремились на древние, очень, очень древние лампы. Их было три. Каждая величиной с человека, распростершего руки. Метра два в длину, а раскинутые крылья в размахе достигали трех метров. Три птицы. Но если одна из них, вполне обычный орел, никак не могла быть сентегом, то вот две остальные во все времена считались загадкой или эдакой фантасмагорической абстракцией неизвестного мастера.

Одна напоминала громадную, несущуюся, планируя, сову. А может, и филина. Очень похожая на морского сипайта, обитающего на островах Морского королевства. В первый свой визит сюда Кремон так и подумал, что это сипайт. Но уже давно, не раз присматриваясь, понял, что птица сильно отличается от своего более мелкого собрата. Ноги короткие, как и шея, голова почти прямо из туловища. Крылья очень широкие, образующие со всем остальным телом словно большой полутораметровый круг. Причем сейчас особенно ощущалось, что создатель этого изображения явно творил с образца. Уж слишком много было в птице экспрессии, живости, стремительности и хищной красоты. Причем сразу в голове откладывалось: не может такое создание считаться лучшим лекарем данного мира. Тут же ощущалась психологическая несоразмерность с данным предположением.

А вот лампа, висевшая по центру, изображала крылатое создание, которое больше походило на получившего оперение человека. Но с удлиненными тонкими ногами, укороченным туловищем и слишком вытянутой шеей, на которой располагалась сплюснутая голова с птичьим клювом. Продолжение рук было уже чисто крыльями, с большими, широкими перьями, но создавалось впечатление, что при желании данное существо могло легко и уверенно пользоваться своими длинными и подвижными пальцами. Пальцев на конечностях имелось по четыре.