Земля сияющей власти - Алексеев Сергей Трофимович. Страница 1

Сергей Алексеев

Сокровища Валькирии: Земля Сияющей Власти

1

Над непокрытой пегой головой старца, на крепкой руке с плетью, распустив крыла, восседал филин, и огненный птичий взор был глубок и бесконечен, как вечность…

Спички выпали из рук Мамонта, коробок, будто камешек, ушел в рыхлый снег. Инга ликовала, совершенно забыв, что стоит босая.

– Смотри! Человек! Это человек!

– Атенон, – выдохнул Мамонт. – Великий Гой…

– Что? Что ты говоришь? – Она трясла его за руку. – Ты знаешь его? Ты знаешь этого человека?

Владыка Святых Гор приближался медленно, освещая себе путь в голубеющих сумеречных снегах. Кажется, время остановилось, а вместе с ним беспорядочный и бесконечный ток мысли. И все, что мгновение назад казалось важным – жажда тепла, огня, жизни, вдруг потеряло всяческий смысл. А Инга чего-то испугалась и, прячась за спину Мамонта, зашептала срывающимся, хриплым от простуды голосом:

– Он – добрый? Он не сделает зла? Мне страшно, слышишь? Страшно.

– Не бойся, – вымолвил он. – Это Святогор, прикосновение к вечности… Видишь, птица над головой?

– Где – птица? Какая птица?..

– Филин! На руке… Знак высшего разума и власти. И свеча!

– Не вижу… свечи! – Инга дрожала. – И птицы не вижу…

– Потому что ты слепая! Открой глаза!

– Мамонт!.. Это же тень, какая-то фигура…

Он шагнул навстречу Атенону, воздел руки.

– Ура! Я Странник!

Владыка остановился, отвел свечу от лица. Оставалось не больше десятка метров, ясно различался зеленоватый огонь птичьих глаз, свисающие крылья, изморозь на пегой бороде…

– Это же… не человек, Мамонт! – в страхе зашептала Инга, цепляясь за одежду. – Зверь… Чудовище!

Атенон вдруг развернулся и направился в гору, будто предлагая тем самым следовать за ним. Мамонт пошел, однако спутница ухватила руку, рванула назад.

– Не ходи! Прошу тебя!

Он попытался стряхнуть ее и, когда не получилось, чуть ли не волоком потащил за собой по снегу. Инга выпустила руку, но не сдалась, забежала вперед и кошкой прыгнула ему навстречу, ударив головой в лицо.

– Стой! – внезапно прорезался и зазвенел ее голос. – Не пущу!

Мамонт не почувствовал боли, однако ощутил горячую кровь, хлынувшую из разбитого носа. Свет в руке Атенона померк. Он обернулся, поджидая Странника, и внезапно обратился в косматое чудовище с пылающим взором круглых птичьих глаз. Заиндевелая на холоде шерсть покрывала его с головы до ног…

– Мамонт, миленький, не ходи! – уже молила Инга, повиснув на шее.

Преображение было настолько внезапным, что образ Владыки Святых Гор еще стоял перед глазами, сдваиваясь с человекообразным существом. Мамонт взял горсть снега, утер лицо, размазывая кровь. Сознание медленно возвращало его в реальность, отзываясь в затылке похмельной головной болью. Он просунул руку под фуфайку, непослушными, скрюченными пальцами нащупал пистолет. Снежный человек слегка присел и вроде бы оскалился.

– Зямщиц! – позвал Мамонт. – Почему ты ходишь за мной?

Он был не уверен, что это существо – тот самый несчастный Зямщиц, выпущенный Дарой на Алтае. Этот был на голову выше и шире в плечах. Услышав голос, он сделал мягкий скачок вперед, словно пугая странников, и, помедлив, пошел вокруг них. Мамонт отвел рукой Ингу и взвел курок.

– Уходи!

Выстрел треснул негромко, но откликнулся в горах раскатистым, звучным эхом.

Он не боялся выстрелов, поскольку так же мягко присел, сунул руку в снег и поднял камень размером с человеческую голову.

– Не стреляй, – вдруг попросила Инга и шагнула вперед. – Что тебе нужно? Кто ты?.. Мы не хотим тебе зла, уходи от нас.

Мамонт держал его голову под прицелом, любое движение рукой с камнем – и разнес бы ему череп; с десяти метров не промахнешься.

Снежный человек попятился, однако не выпустил булыжника.

– Иди, ну иди же! – поторапливала Инга, медленно наступая. – И больше не приходи к нам, если не хочешь сказать, что тебе нужно.

Когда между ними осталось метра четыре, мохнатый скиталец медленно развернулся и подался в гору, безбоязненно подставляя широкую спину под выстрел. По пути выбросил камень и оглянулся, неприятно блеснув своим нечеловеческим взором. Несколько минут его высокая фигура маячила на фоне белеющего снега, пока не растворилась среди темных пятен высоких камней.

– А я замерзаю, – вдруг просто сказала Инга и села в сугроб.

Она сама была как снежный человек, босая, и снег уже не таял на ее ступнях. Мамонт расстегнул фуфайку, поднял свитер и просунул ее ноги к себе под мышки. Будто положил два ледяных камня…

– Ничего, – пробормотал он сквозь зубы. – Сейчас согрею…

Согнув ее пополам, он подхватил Ингу с земли и понес к куче заготовленных и уложенных для костра дров.

– Ноги не чувствуют тепла, – сказала она. – И кажется, ты ледяной.

– У тебя есть спички? – безнадежно спросил Мамонт. – Я где-то уронил коробок…

– Спички давно кончились, – со вздохом проговорила Инга. – Я поддерживала огонь…

Не выпуская ее из рук – под мышками уже ломило от холода, – он встал на колени и принялся ощупывать снег возле дров: где-то здесь выпали спички… Впрочем, минутное затмение разума напрочь отключило сознание, и свет от свечи, рожденный воображением, спасительный и вожделенный, грел в этот миг жарче всякого костра. Он перелопачивал снег до тех пор, пока тот не перестал таять на руках.

– Говорят, смерть от холода приятна, – сообщила Инга. – Надо только обняться покрепче и закрыть глаза…

– Прекрати! – Он ударил ее по лицу деревянной ладонью – голова мотнулась. – Ни слова о смерти!

– Нас найдут весной, когда растает снег, – продолжала она. – Если это чудовище не съест или звери…

– Язык отрежу! – рявкнул он, наливаясь злобой. – Где спички?! Где я уронил спички?!

– Не знаю… Не заметила.

Мамонт сунул пальцы в рот, пытаясь отогреть и вернуть им чувствительность. Снег вокруг кучи дров был уже истоптан ногами и коленями, перемешан; искать сейчас маленький коробок – все равно что искать иголку в сене. Если бы еще не ноша, висящая на груди и ледяными ногами холодящая легкие и сердце!..

– Найду! Сейчас! – стервенея от злости, процедил он и вскочил на ноги. – Только нужно согреться!

Около получаса, увязая в снегу и радуясь сопротивлению пространства, Мамонт бегал по открытому месту – в гору и с горы, пока его не пробил пот. Волосы на голове смерзлись, и из-под них, как из-под шапки, бежали горячие капли. Но Инга продолжала замерзать, ноги по-прежнему оставались холодными и неподвижными.

– Все! – крикнул Мамонт и швырнул ее в сугроб. – Будешь выживать сама!

Он растер ее ступни ладонями, затем скинул разогретые сапоги – поочередно, чтобы сохранить тепло, – намотал на каменные серые ноги портянки и натянул обувь, как на манекен. Поднял с земли, поставил, толкнул под гору.

– Бегом!

Инга сделала пару неуверенных шагов, рухнула лицом в снег.

– Встать! – Мамонт выхватил из кучи дров палку. – Встать, сказал!

Она приподнялась на руках и вдруг улыбнулась, с растрескавшихся губ засочилась кровь.

– Мне уже хорошо, тепло…

Мамонт ударил ее раз, другой – Инга только улыбалась, не чувствовала боли. Тогда он снова поставил ее на ноги и потянул за собой. Спутница едва перебирала ногами, каждую секунду готовая упасть в снег и увлечь за собой Мамонта. Он втащил ее в гору проторенным следом, а с горы потянул целиной.

– Бегом! Носом дышать!

От напряжения лицо ее еще больше посерело, вытянулось, нос заострился. Первый круг не разогрел ее, но вернул к ощущению реальности; Инга стала чувствовать боль, дыхание сделалось стонущим и хриплым. На втором круге, когда бежали с горы, Мамонт понял, что у самого отмерзают ноги в одних тонких носках, пальцы стали деревянными.

– Ну, жить хочешь? – спросил он, встряхивая Ингу за плечи.

– Хочу, – пролепетала она. – Только ноги…