Ритуал тьмы - Хардебуш Кристоф. Страница 46

— Между ними есть разница? — Никколо не мог отвести глаз от клубов дыма, расползавшихся по комнате, словно они были живыми существами, наделенными собственной волей.

— Да. Те, кто родился оборотнем, передают эти способности своим детям, в то время как инициированные через укус вервольфы на это не способны. По легендам, повсюду в мире существуют целые династии оборотней, хранящие свою тайну и передающие этот дар из поколения в поколение.

— И в Италии? Но разве таких… созданий никто бы не заметил? — удивился Никколо. Жанна передала ему чубук, и он вновь затянулся пряным дымом. — Я имею в виду, об их существовании было бы известно, если бы все так и было, верно?

— Разве? — Обри тихо рассмеялась. — А что, если эти оборотни обладают не только способностью превращаться в животное, но и особой магией, которая их защищает? Разве у них нет причин хранить свою тайну? Ведь если бы эти создания действительно существовали, то у них появились бы могущественные враги, которые пытались бы либо убить всех оборотней, либо завладеть их силой.

Никколо резко поднялся на подушке, и у него тут же закружилась голова. А еще очень хотелось пить. Он отхлебнул чаю.

— И что же это за враги, Жанна?

— Знаете, вы напоминаете мне Жана-Батиста, — она наблюдала за юношей из-под полуопущенных век. — Он тоже одержим всеми этими историями. Он всегда говорил, что Герард ван Свитен [49] ошибался в своем научном объяснении «дела о вампирах». Сейчас мой дорогой братишка опять в Карпатах, бродит по заброшенным кладбищам, разрывая могилы в поисках доказательств существования Носферату.

— А вы не верите в эти истории? — тихо спросил Никколо и тут же пожалел о том, что произнес эти слова.

Жанна глубоко затянулась, и в кальяне ярко вспыхнули угольки.

— Я и сама не знаю, во что верить. Но я убеждена, что есть и другие люди, кроме моего брата, которые верят в существование этих созданий. Несколько лет назад, когда Наполеон взял Рим и его солдаты устроили в замке Святого Ангела конюшню, в Париж должны были переслать тайные документы из архивов Ватикана. Их собирались разместить в подвалах Сорбонны. Жан-Батист так загорелся, услышав об этом, — в этих документах якобы содержалась информация о вампирах и оборотнях.

— И что же случилось с этими документами? — У Никколо захватило дух.

Сев, Жанна посмотрела юноше в глаза.

— Ничего с ними не случилось. Они так и не попали в Париж. Кто-то перехватил их по дороге. Говорили, что это дело рук высших военных чинов. Те, кто вез эти архивы, погибли. Все до одного. И один наш друг посоветовал Жану-Батисту вновь отправиться в странствия, так как любопытство моего брата якобы навлекло на него опасность. Как видите, совершенно не имеет значения, верю ли я в существование оборотней, ведь есть люди, которые готовы ради этой информации не только пойти на риск, но и убивать.

Никколо сглотнул.

— Военные, говорите? — Он немного подумал. — Может быть, вы могли бы посоветовать мне к кому-то обратиться? К какому-нибудь солдату или офицеру, который что-то об этом знает?

Вздохнув, Жанна опять откинулась на подушку.

— Вы такой же одержимец, как и мой брат, — пробормотала она. — Такой же неисправимый. Поговорите с капралом Кутаром, если уж вам так это нужно. Но будьте осторожны. Я вовсе не уверена, что кто-то погиб от лап вервольфа, но знаю довольно много людей, которые умерли от пуль.

Встав, Никколо помотал головой, пытаясь избавиться от странного ощущения легкости.

— Спасибо, Жанна, — с жаром сказал он.

Женщина даже не открыла глаз.

— Думаю, выход вы найдете сами.

С каждым шагом ее посох чиркал по полу, так как Жиана поднимала его недостаточно высоко. Женщина шла, сгорбившись, и с кривой ухмылкой рассматривала все вокруг, прекрасно зная, что эта напускная роскошь предназначена только для того, чтобы производить впечатление на глупцов и слабаков. Вот так проявлял свою мощь Папский Престол. Пол был выложен лучшим мрамором, стены покрывали рисунки величайших мастеров прошлого, золоченая резьба украшала двери и плинтусы, напротив высоких окон на стенах висели пышные ковры, а снаружи виднелся ухоженный парк.

Но все это не трогало ее душу. Женщина задумчиво почесала шею — из-под воротника, поднимаясь к уху, выглядывал край бугристого шрама. Под одеждой шрам был незаметен для остальных, но Жиана чувствовала его на коже, знала, как он тянется от шеи по ключице, проходит между грудями и разветвляется на животе на множество мелких белых полос. Рана зажила, но ее последствия остались, тело было изуродовано, для всего мира эта женщина стала инвалидом. Жиана видела это в глазах брата Иордана, как он ни старался это скрыть.

Стены в комнате, где ждал ее брат Иордан, были покрыты красочными фресками, изображавшими сцены из жизни римского императора Константина. Восемь стульев из темного дерева и несколько железных канделябров — вот и вся обстановка. Иордан, расправив плечи, стоял перед одним из стульев. «Он не осмелился сесть, — подумала Жиана, входя в комнату. — Это хорошо».

— Pax vobiscum, — поприветствовал ее брат.

Жиана не ответила.

Не было причин скрывать свои раны, более того, женщина постоянно всем о них напоминала: она ходила очень медленно, шаркая ногами и вздрагивая от боли. Она сутулилась, а ее руки безвольно болтались вдоль тела. Жиана пережила фиаско на берегу Женевского озера, чего нельзя было сказать об остальных участниках операции. Погиб тогда и Сальваторе, и его смерть Жиана считала своей удачей, ведь если бы он выжил, то вину за это кошмарное происшествие возложили бы на нее, а не на него. «Среди всего этого горя Господь решил хоть чем-то мне помочь».

Понимая, что она молчит, Иордан откашлялся. Время, проведенное в Риме, сделало его слабаком, и Жиана чувствовала это.

— Да? — прохрипела она.

Рана задела гортань, и теперь приходилось напрягаться, чтобы что-то произнести. Как бы то ни было, страдание — естественная часть земной жизни.

— Новые братья уже готовы, но им, конечно, не хватает опыта, — Иордан старательно не отводил от ее лица взгляда, несмотря на то, что ему очень хотелось это сделать.

— Тогда отправляй их, брат, — она улыбнулась ему настолько зловеще, что брат сглотнул.

— Возможно, нужно дать им больше времени, сестра. Их обучение было очень кратким, и у них не было возможности попрактиковаться. Для их же безопасности нам, вероятно, следовало бы…

— Что, брат? Упустить еще больше времени? Вот уже два года, как наша организация не может встать на ноги, она повержена нашими врагами, нет, врагами Господними, — говорить стало чуть легче. — Чем больше времени мы теряем, тем могущественнее становятся силы Тьмы. Лучшее обучение паши братья пройдут в бою. Только столкнувшись с врагом, ты можешь познать его хитрость и злобу и научиться противостоять ему.

— Но…

— Никаких возражений, брат. Решено. Мы отомстим за павших. Мы разгоним Тьму славой Света. Но этого невозможно достичь, если мы просто будем сидеть здесь, наслаждаясь безопасностью, и показывать тем, кто доверился нам, лишь страшные картинки и запылившиеся книги!

Иордан молча кивнул, хотя ему явно хотелось что-то сказать. Но он не решался. После своего возвращения в ряды солдат Христовых, Жиана чувствовала страх окружающих. Никто уже не осмеливался перечить ей. Ее слово стало законом — и все из-за принесенной ею жертвы. А еще из-за поддержки кардинала. Мысль об этом напомнила ей о следующей встрече, которая пройдет намного тяжелее, чем эта.

— Ты хочешь мне еще что-то сказать, брат?

— Нет, сестра.

— Мы все должны выполнять свой долг, какую бы боль это ни приносило, — примирительно заметила она, надеясь, что Иордан понял ее намек.

Кивнув, брат откланялся.

36

Остаток пути до холма Никколо захотелось пройти пешком, и он договорился с Карло о том, что кучер заедет за ним, когда юный шевалье управится со всеми делами. Хотя сюда уже добралась осень и дыхание Никколо белым облачком вырывалось изо рта, небо оставалось по-летнему голубым, сияло солнце, стояла ясная погода. Взор погружался в бесконечную даль, лес переливался множеством красок, а в воздухе повис запах костров — тут уже жгли опавшие листья.