Император Терний - Лоуренс Марк. Страница 75

Он ехал на белом мерине, в белом меховом плаще, с распущенными волосами, просто собранными золотым обручем, но это был Синдри.

— Синдри! — заорал я во все горло. Как раз вовремя — воины, идущие перед его конем, подули в трубы, заглушая все прочие звуки.

На миг показалось, что он не услышал, но потом развернул коня и протолкнулся сквозь ряды, сея беспорядок.

— …Черта ты тут делаешь?

Его слова донеслись до меня, как только смолк рев труб.

— Пришел полюбоваться на свой трон.

Щеки болели от непроизвольно появившейся улыбки. Было приятно видеть знакомое лицо.

— Жутко выглядишь. — Он спрыгнул с седла, меха взметнулись — видимо, какая-то арктическая лиса. — Сначала я принял тебя за сарацина. Наемника, к тому же не слишком удачливого.

Я оглядел себя.

— Гм. Ну да, кое-чем я разжился в Африке. И загорел неплохо.

Я приложил свое темное запястье к его — бледному.

— В Африке? Так и не знаешь покоя? — Он покосился на оставшуюся на улице колонну. — Ты должен отправиться с нами. Можешь поехать рядом с Элин. Помнишь мою сестру Элин?

Естественно, я помнил. «Приезжай к нам зимой», — сказала она.

— Моя лошадь в гостинице. А куда ты направляешься? И зачем? На севере слишком похолодало?

— Я женюсь. — Он усмехнулся. — Можешь пойти с нами пешком, если это не унизит достоинство короля.

— Достоинство? — Я тоже усмехнулся и стряхнул с плеча щепку.

Синдри вернулся в процессию пешком, и я занял место воина рядом с ним.

— Миледи, — кивнул я Элин, бледной, одетой в черный бархат, с гривой светлых волос.

— Вот это мой дядя Торгард и Норв Сырой, наш знаменосец из долины Хаке, — указал Синдри на других всадников, пожилых, в шлемах и со шрамами.

Я ударил кулаком в кирасу и склонил голову, памятуя, как низко такие люди ценят принятые во Вьене тонкости этикета.

— А твой отец?

— Долг удерживает его в Маладоне. Мертвые поднимаются с холмов. И его здоровье…

— Обычная простуда, — наклонился к нам герцог Маладон.

Трубы снова заревели, и колонна двинулась вперед. Впереди стояла мертвая тишина.

— Женишься? — спросил я. — На южанке?

— Девчонка из Хагенфаста, хороший род викингов. Из отцовских союзников, но хорошенькая. Адская кошка в мехах.

Элин фыркнула.

— И вы все отправились во Вьену…

Синдри показал на один из рогов на шлеме.

— Мы традиционалисты. Застыли в прошлом. Едва отпустили старых богов через тысячу лет после пришествия Христа. На севере любой важный брак должен быть засвидетельствован императором, а это значит — надо ехать ко двору. Даже если императора нет. Или управляющего. Вот в чем дело.

— В любом случае, рад видеть.

И это была правда.

45

Пятью годами ранее

Я подъехал к Золотым Воротам, одетый в запасной плащ и тунику Синдри, в сапогах кого-то из его воинов, и стража у ворот признала мой ранг благодаря свидетельству Синдри. Ворота располагались глубоко во дворце, это был не совсем вход, а некая ритуальная граница. Я всегда представлял, что они высокие и достаточно широкие, чтобы могла проехать карета, и что открыть их может лишь человек десять сразу.

— И это все?

— Да.

Хеммет, лорд-главнокомандующий Золотой Гвардии, не стал распространяться — с такой реакцией он сталкивался уже не раз и не два.

Мы стояли — Синдри, его ближний круг, Хеммет и я — в аванзале размером с тронный зал отца и обставленном с такой роскошью и вкусом, что большинство членов Сотни не могло и мечтать о подобном. И в широкой западной стене, вдоль которой в глубоких нишах стояли беломраморные бюсты императоров прошлого и смотрели за ходом веков, располагались Золотые Ворота. Скромный вход, древняя деревянная арка без всякой опоры. Возможно, дуб, почерневший от времени, вся резьба стерлась.

— Почему? — спросил я.

Хеммет перевел на меня взгляд, синие глаза, морщинки в углах. Он поскреб седую щетину на подбородке.

— Проходите.

Он указал жезлом из стали и золота, со странным бархатным султаном на вершине.

Я пожал плечами и двинулся к арке, не больше трех метров в высоту и чуть меньше в ширину. Ничего — до последних двух ступеней. Еще одна — и старый ожог по всей левой стороне моего лица пронзила былая боль. В то же время снова почувствовался удар отцовского ножа, по венам словно кислота потекла. И коробочка с узором из терний стала такой тяжелой, что я пошатнулся и едва не упал. Я смог удержаться, хватаясь за ожог, ругаясь и плюясь.

— Ничто запятнанное не пройдет, — сказал Хеммет. Он сунул жезл за пояс. — Когда встречается Сотня, магия внутри запрещена, Присягнувшие духу не могут войти, чтобы не влиять на принятие решений, никто владеющий безбожными силами не может войти, чтобы не угрожать соправителям большим, чем подобает человеку. Любое влияние на кого-либо будет стерто, если они все же пройдут за Ворота.

Я выпрямился. Боль ушла так же быстро, как и появилась.

— Могли и предупредить.

Я вытер слюну и кровь с уголка рта.

Хеммет пожал плечами.

— Я не знал, что вы запятнаны.

Крупный пожилой человек. Золотая полукираса явно не была тяжела ему. Изумительная работа, сочленения, как у омара, на плечах и шее, там, где она поднималась к шлему со знаком короны.

— Сами попробуйте, — сказал я.

И он вошел, повернулся и развел руками. Очевидно, что ему не до Сотни, будь то короли, герцоги или лорды. В Сотне было много кого, столько имен сразу и не припомнишь, а вот лорд-главнокомандующий Золотой Гвардии Хеммет — только один.

— Значит, я останусь снаружи?

Я старался, чтобы это не казалось нытьем.

— Капитан Коссон проведет вас в один из боковых входов. — Хеммет улыбнулся. — Вас не пустят только на Конгрессию — или если вы явитесь с прошением к императорскому трону, коли он снова будет занят.

И я отправился более длинным путем в тронный зал императора. Синдри, Элин и другие незапятнанные дворяне прошли через Золотые Ворота, а бедняга Йорг проскользнул через черный ход, как слуга. Коссон вел меня по темным коридорам, освещая путь фонарем.

— Большинство дворцов может позволить себе освещение получше.

Казалось, огромный дом Ибн Файеда куда великолепнее.

— В большинстве дворцов живут королевские особы, — ответил Коссон, не оглядываясь. — А здесь живет лишь несколько слуг, что вытирают пыль. Между Конгрессиями появляется еще, и Гвардия, но мы солдаты, нам не нужны масляные лампы в каждой нише. Тени нас не пугают.

Я хотел было сказать, что очень даже зря не пугают, но что-то удержало меня.

— Здесь нет ниш.

Никаких мест под лампы, фонари и даже факелы, негде расставлять статуи, безделушки и прочие вещи, что так любит знать.

Коссон остановился и поднял глаза. Проследив за его взглядом, я заметил небольшой стеклянный круг, светящийся на фоне белокаменного потолка.

— Свет Зодчих, — сказал он.

Теперь и я видел — через каждые несколько метров.

— Но они не работают.

Он пожал плечами и пошел дальше, вокруг нас качались тени.

— Это зал Зодчих? Но… — Это казалось попросту невозможным. — Он такой… красивый. Купол, эти арки и аванзалы…

— Не все, что они создавали, было уродливо. Это место власти. Что-то типа законодательного учреждения. И они сделали его вот таким.

— Век живи — век учись, — сказал я. — Думаешь, у них все же были души — у этих Зодчих?

Я лишь наполовину пошутил.

— Если ты хочешь учиться, я покажу тебе то, что не видело большинство посетителей.

Коссон резко свернул налево в маленький коридор, потом опять налево.

— Это… необычно.

Я остановился у него за плечом.

Человек стоял спиной к нам. Он словно бежал — и при этом не двигался, словно кто-то одел великолепно исполненную статую в бежевую тунику и подвязанные на поясе штаны. В одной руке длинный жезл, почти как метла, но с копной красных полосок странно знакомого вида, в другой — непонятная чаша, очень тонкая, едва не ломающаяся в захвате, из нее расплескивалась, исчезая в никуда, темная жидкость. Мне напомнило капли крови, летящие из раздробленного черепа, навеки зависшие в воздухе. Напомнило Фекслера.