Хозяин копья (Легенда о Хуме) - Кнаак Ричард Аллен. Страница 73
Наконец-то они вырвались на свободу!
Хума вздохнул полной грудью. Серебристая драконесса поднималась все выше и выше в небо. С высоты стало видно, что зеленое пламя уже охватило большую часть замка. Одна башня пока еще стояла — стояла на самом краю пропасти. Но вот она вздрогнула и стала медленно, но неудержимо наклоняться. А затем рухнула в бездну…
Хума, подняв голову к небу, прошептал:
— Паладайн!
Внезапно вокруг них стало темно.
— Хума… — В голосе серебристой драконессы звучала тревога.
Она смотрела на вершину горы, где только что стояла цитадель Дракоса. Рыцарь тоже повернул голову к горе.
Что-то огромное, многоголовое, злое глядело на них с вершины и звало рыцаря:
— Хума, герой Паладайна, иди ко мне, иди в мои объятия.
— Такхизис! — прошептал Хума.
Глава 31
Из полузабытья, вызванного звучавшими в его сознании словами Владычицы Тьмы, рыцаря вывел знакомый голос:
— Хума! Слава богам! А мы, когда рухнула крепость, уже решили, что вы погибли.
Повернувшись, он увидел, что рядом с ним летят Кэз и Беннет. Кэз начал объяснять:
— Мы искали вас повсюду… О, Саргас! Что это?!
Беннет ответил совершенно спокойно:
— Это — Владычица Тьмы.
Хума кивнул.
Он снова взглянул на призрачное чудовище. Портал, через который прошла Владычица Тьмы, становился все более широким, а она сама казалась все более материальной, все более реальной.
Хума задумался. Затем неожиданно снял с пояса посох Магиуса и отдал его Беннету.
— Его надо вернуть Конклаву. Правящие маги знают, как следует с ним поступить. Посох принадлежал Магиусу, и мне он, думаю, больше не понадобится.
Кэз и Беннет переглянулись. Хума пристально посмотрел в глаза одному и другому по очереди, а затем произнес:
— Я забыл вам сказать, что Дракоса на этом свете больше не существует. Беннет, я прошу вас создать новый отряд рыцарей и раздать им Копья Дракона. Беннет, вы — сын одного Великого Магистра и племянник другого. Вы рождены для великих свершений… Я попытаюсь сдерживать гнев Такхизис, пока у меня хватит сил, но мне будет не по силам победить ее. Необходим отряд, по крайней мере в сотню копий. Тогда мы сможем рассчитывать на успех.
Беннет с сомнением покачал головой:
— Хума, она — богиня, мы для нее не более чем песчинки.
— Но мы — рыцари Соламнии, — воскликнул Хума. — Рыцарство создано Триумвиратом во главе с Паладайном. Наша главная задача — защищать справедливость и не допускать, чтобы Кринном овладело зло. Сражение с Такхизис будет решающим. И оно подвергнет испытанию нашу верность уставу и духу рыцарства.
Беннет слегка покраснел и не смог ничего возразить.
— У нас слишком мало времени, Беннет. Возвращайтесь в Вингаардскую Башню. Кэз, и вы полетите вместе с ним! — повелительно сказал Хума.
Минотавр посмотрел сначала на своего дракона, затем на Хуму:
— Нет сомнения, что один из нас должен вернуться, и, несомненно, это должен быть Беннет. Но я — что столь же несомненно — останусь здесь. Я поклялся, что буду с вами до конца жизни!.. Стремительный, он тоже остается здесь.
Хума вздохнул:
— Кэз, я не могу вас переупрямить. Ну что же… Ну а вам, Беннет, придется выполнить мой приказ.
Беннет, сжав зубы, кивнул. Дракон, на котором улетел Беннет, кивнул на прощание Гвинес. Они что-то сказали друг другу. Хума вспомнил: этот дракон — родственник Гвинес. Расставаться драконам было не легче, чем людям.
Когда Беннет улетел, Хума сказал минотавру:
— Пора!
Серебристая драконесса и Стремительный стали подниматься все выше и выше.
Над ними простиралась огромная тень пятиглавого чудовища.
Внизу, в горах, и в самом небе зияла огромная дыра — тоннель, по которому Такхизис пришла в этот мир, портал, через который с помощью Дракоса она принесла сюда свое сверхмогущество. Ее всесилие — словно шлейф — оказалось, однако, отрезанным от нее, ибо Хума взорвал изумрудный шар. Но пока шар был цел, мощь Такхизис здесь стремительно росла. Никогда прежде во время своих вторжений в мир смертных Такхизис не была столь могущественной. «Очаровательно. Это гораздо приятнее, чем ваша постоянная потребность идти до конца в безнадежных делах», — неожиданно чьи-то чужие мысли ворвались в мозг Хумы, словно кто-то холодным и жестким голосом диктовал их ему.
«Мне следовало бы выбрать несколько человек, таких, как вы, и досконально изучить ту удивительную вещь, которая у вас называется любовью. Любовь, она кажется такой… расточительной».
А Хума с усмешкой подумал о том, что Такхизис никогда не удастся в действительности пережить те чувства, которые испытывает он. Любовь навсегда останется тайной для таких, как она. В этом она бессильней любого смертного.
«Научи меня!»
Хотя Хума помнил, что Такхизис в образе пятиглавого дракона сидит на вершине горы, он увидел перед собой грациозную, соблазнительную, черноволосую красавицу, одетую в шелка. Она обворожительно улыбнулась.
«Я смогу быть такой, какой вам захочется меня видеть. Вы могли бы научить меня этой самой любви, о которой вы так много думаете. О, можете не сомневаться, я буду очень старательной ученицей».
Обольстительная красавица повернулась к нему в профиль, искоса лукаво взглянула на рыцаря. Голова Хумы пошла кругом.
Соблазнительница была несравненно прекрасна, и она хотела стать смертной женщиной, хотела узнать, что такое любовь. Если он научит ее любви, то Кринн никогда более не узнает зла и страданий. О, научить ее любви — это было бы так чудесно! Разве можно устоять перед таким соблазном?!
Она улыбнулась Хуме и протянула ему навстречу тонкую, изящную руку.
Вдруг Хума почувствовал, что грудь его что-то обожгло. Инстинктивно он коснулся груди. Медальон!
— Нет! — закричал рыцарь. — Я не поддамся вашим чарам! Вы никогда не сможете познать, что такое любовь. Я не хочу стать вашим рабом. Моя любовь принадлежит другой!
Он почувствовал, как драконесса вздрогнула, — может быть, Гвинес стало холодно? Но он не успел на нее и взглянуть — Такхизис снова овладела его мыслями.
«Вы могли бы познать наслаждение, которого не испытывал ни один мужчина на свете. Вы встали бы во главе моих армий. Вы смелее, решительней и удачливей любого рыцаря. Ваша власть была бы безграничной. Я одарила бы вас всем, что бы только вы ни пожелали».
Поднялся сильный ветер, серебристая драконесса рванулась к склону вершины. Кэз и Стремительный были сейчас далеко позади.
Хума крепко сжал Копье Дракона одной рукой, другой он прижимал к груди медальон. Только это могло укрепить его веру. «Ну что же, прекрасно. Вы отвергаете меня. Вы сами погубили себя. И погубили ту, которую любите».
Такхизис не знала, что такое любовь, но она слишком хорошо знала, что такое ненависть.
— Ху-у-ум-ма-а-а!
Рыцарь быстро обернулся и увидел, что Стремительный пытается приземлиться на скалистый выступ, но его все время относит ветром в сторону. Кэз обеими руками вцепился в седло.
«Мы остались с вами один на один, о смертный рыцарь Соламнии! Вы будете молить меня, чтобы я только простила вас. Вы будете молить меня, чтобы закончилась ваша агония, но пройдет целая вечность, прежде чем я соглашусь хотя бы подумать о ваших словах!»
Хума вспомнил о Галане Дракосе: он предпочел полное забвение милости Такхизис. Тот, кто не знал сострадания, кто жестоко мучил Магиуса, кто погубил тысячи людей, — выбрал забвение. Дракоса страшило, что он будет жить по милости своей госпожи.
«Ваше тело превратится в студнеобразную массу, но вы не умрете. Я выну ваш мозг и покажу ему все зло своей власти. Безумие не спасет вас. Я не пощажу вас ни в чем. Я возьму вашу любовь и брошу ее всем на забаву, и вы ничего не сможете сделать, а будете только беспомощно взирать и страдать».
Хума содрогнулся, но истинная вера в Паладайна, справедливость и добро, которое бог нес с собой, хранила его. Хуме было предназначено самой судьбой любить Кринн и Паладайна, и ради этой любви он готов был пожертвовать всем, чем угодно.