Между-Мир - Фостер Алан Дин. Страница 15
Трепетание продолжалось. Потом лозы напряглись и, словно скрючившись от пожара, раздвинулись, образовав просторный проход.
— Теперь быстрее, — сказал Борн, ступая на дорожку.
Великаны осторожно последовали за ним. Руума-Хум не стал дожидаться, пока они решатся войти, и быстро проскользнул внутрь.
Путники миновали опасный вход, обернулись и увидели, как лозы расслабляются и возвращаются на свое прежнее место, опять образуя непроходимую преграду.
— Замечательно, — пробормотал Кохома.
По пути в глубь Дерева-Дома он спросил Борна:
— Что бы произошло, если бы на один из цветков плюнул я?
— Ничего, — ответил охотник. — Вы не жители Дома. Дом признает только своих.
— Не понимаю, как… — начал Кохома. Но Логан перебила его.
— Скажи мне, Борн, — спросила она, — вы едите фрукты ткача — я имею в виду Дома?
Борн с немым удивлением посмотрел на нее. Иногда эти великаны демонстрировали такое знание вещей, которое не укладывалось в голове, но иногда они говорили такие глупости.
— Разве есть какая-то другая пища, за исключением, возможно, свежего мяса? — Борн слышал пересказ Логан о ткаче, но ничего не понял. — Почему бы нам не есть то, что дается готовым?
— Интересно, — согласилась Логан.
Потом она опять начала что-то объяснять Кохоме, употребляя непонятные Борну слова, и он старался не вникать в их беседу.
— Теперь ты понимаешь связь, Жан?
Кохома кивнул.
— Думаю, да. Они регулярно едят фрукты дерева. Это их основная пища. В их пищеварительной системе образуются определенные химические соединения. Когда они плюют на цветок, эти соединения попадают на него вместе со слюной. Ничего удивительного, что Дом узнает своих.
— Теперь я понимаю, чем дерево является для людей, — подытожила Логан, — убежище и еда. Интересно, что дерево получает от этого?
Размышления великанов были нарушены криком, потом еще одним, потом еще. Вскоре они были окружены группой детей, с изумлением таращивших на них глаза. Это были абсолютно нормальные дети, если не принимать во внимание их темно-коричневую кожу, слюдяные волосы и зеленые глаза, плюс их маленький рост. Самые маленькие глядели на них с таким благоговением, с которым смотрели бы на розового фуркота.
Дин тоже был там. Он шел за Борном, стараясь шагать в такт с ним, только иногда делая необходимые прыжки, чтобы не отстать. Борн равнодушно пробормотал приветствие мальчикам. Неужели юнцы никогда не оставят его в покое?
Маф неотступно следовал по пятам за своим человеком, что было очень редко. Обычно он лежал где-нибудь среди ветвей и спал. Детеныш-фуркот пробрался через группу ребятишек к Логан и с подозрением понюхал ее.
Она сначала отвернулась от него, но потом нерешительно протянула руку и погладила его по голове. Где-то из глубины шестипалого клубка шерсти послышалось довольное урчание. Детеныш подошел к Логан ближе, чуть не свалив ее с ног.
Моментально возле нее очутился Руума-Хум:
— Если детеныш мешает, шлепни его, — пробасил он.
Тими взглянула на детеныша, благоговейно смотрящего на нее умоляющими глазами.
— Шлепнуть его? Конечно, нет! — возразила она. — Он такой ласковый.
Руума-Хум насмешливо фыркнул и побежал вперед.
Такая живописная группа — один человек и два фуркота, стайка тихо переговаривающихся между собой ребятишек и два великана — наконец подошла к центральному лиственному шатру.
Борн медленно обводил взглядом близстоящие дома. Где-то громко зевнул взрослый фуркот. Но не было толпы, бегущей ему навстречу, юные девушки не бежали к нему и не ворковали с ним. Ни один охотник не появился, чтобы досмотреть на великанов с таким благоговением, как дети. Не было ни похвал, ни удивленных возгласов, ни проявления должного восхищения его мужеством и храбрым поступком, — не было ничего, кроме любопытных взглядов нескольких стариков, выглядывающих из-за дверей своих домов.
Что-то больно ударило Борна под коленку, и он упал прямо в мутную лужу. Маф бросился в толпу ребятишек и спрятался среди них. Они весело рассмеялись. Борн медленно поднялся на ноги и, стряхивая с одежды капельки воды, постарался вернуть себе самообладание и достоинство.
Смех не смолкал. Он повернулся и закричал на детей. Они попятились назад, но улыбки не исчезли с их лиц. Борн шагнул к ближайшему ребенку и угрожающе потянулся рукой за ножом. На этот раз они мгновенно разбежались, прячась кто где. Борн тяжело дышал. Казалось, он никогда не избавится от своей боязни выглядеть глупо.
— Не совсем то приветствие, которое ты ожидал, гмм? — спросил Кохома с удивившей Борна симпатией. — Я знаю, что ты чувствуешь. Я на себе испытал такое отсутствие признательности. — И он бросил многозначительный взгляд на Логан, который она, правда, не заметила.
Приступ гнева, охвативший охотника, как-то сразу схлынул; он расслабился, в то же время ощущая неожиданное родство с этим странным человеком, который решился на путешествие в Верхний Ад в лодке, сделанной из металла.
— Но где все? — поинтересовалась Логан.
Борн пожал плечами и повел их к своему дому, находящемуся высоко в ветвях в дальнем конце шатра.
— Собирают фрукты, заботятся о Доме.
— Паразитический контроль, — прошептал Кохома Логан. — Вот и выгода дереву. Лучше паразит-человек, которого ты знаешь, чем непредсказуемое по поведению животное или растение.
— Симбиотический, а не паразитический, — поправила его Логан. — Ведь выгодно и дереву, и человеку. Интересно, что дерево-ткач делало, чтобы защитить себя, прежде, чем предки Борна обосновались в нем?
— Или, может быть, охотятся, — продолжал Борн, не обращая внимание на их перешептывания. — Все вернутся раньше, чем наступит ночь.
Борн улыбнулся про себя. Ведь он мог еще рассчитывать на реакцию Брайтли Гоу, когда представит великанов Совету сегодня вечером.
Жилище Борна вызвало у великанов еще более странную реакцию:
— Смотри, — продолжала говорить Логан, указывая на потолок, стены, — маленькие лозы растут так близко друг к другу, что заделывают оставшиеся щели.
Кохома что-то пробормотал в знак согласия, сел и провел рукой по гладкому деревянному полу. Ему нужно было дополнительное подтверждение слов Логан, чтобы поверить. Борн предоставил ему такое подтверждение, когда объяснял функцию крупной щели в полу в дальнем конце большой комнаты.
— Интересно, — пробормотал Кохома, — кто здесь к кому приспособился: человек к дереву или дерево к человеку? Возможно, никто не жил в ткаче, пока его не обнаружили первые колонисты. Но тогда я не понимаю, как такая разветвленная крепкая взаимосвязь могла развиться за несколько поколений.
Логан тоже размышляла. Борн наблюдал за ними, когда они продолжали беседовать между собой, и не понимал, о чем они говорили. Что значит — человек приспособился к дереву или дерево к человеку? Дом есть Дом.
Нужно было только уяснить, как о нем следует заботиться. «Чему же удивляются эти великаны? — недоумевал Борн. — Почему естественный порядок вещей кажется им таким удивительным». Потом его осенила чудная мысль — чудная потому, что казалась совсем невозможной.
— Может быть, — спросил Борн, явно сомневаясь, — в вашем мире нет никакой растительности?
— Что ты, — возразила Тими, — у нас много всякой растительности, но нет такой, в которой можно жить, как это делаете вы. Но мы используем то, что растет, по-своему.
— Используете? Я не понимаю, Тими.
Женщина откинулась на спинку скамьи и продолжала:
— Некоторые растения мы едим в сыром виде, из других — готовим пищу, третьи, хотя и редко, используем для строительства наших домов.
Кое-какие служат для медицинских целей, как у вас тессода. Так же как и вы, мы широко используем лесные массивы.
— Я все-таки не понимаю, — сказал Борн. — Мы не используем лес. Мы — часть леса, часть мира. Мы — часть кругового цикла, который не может быть нарушен. Теперь уже не столько мы используем лес, сколько лес нас использует.