Причастие мёртвых - Игнатова Наталья Владимировна. Страница 51
Заноза пожал плечами:
— Я люблю драться. И танцевать. И стрелять. Я тебя понял, не напрягайся. Что твой шеф? Уволил тебя, и ты устроился сюда работать?
— Почти угадал. Меня сюда внедрили. Считалось, что «Нандо» — одна из точек сбыта кутамары.
— Дурь?
— Да, только кибердековая. Включаешь, смотришь, крышу сносит, потом необратимые изменения психики, потом — всё.
— И ты доказал, что в «Нандо» своей дури хватает, посторонней им не надо?
— Я их отбил у сбытчиков. Ну… вышло так, — Мартин вздохнул. Хвастаться он не любил, а получалось, что хвастается. — Убил всех просто. Сначала здешних, московских, а потом по всему каналу прошел, до изготовителей, и там тоже всех убил.
— То есть… — Заноза приподнял бровь, — слова «убил всех просто», это не русская идиома, означающая, поразил в самое сердце, а нормальное английское: «allhaskilled»? Радикально. У нас с Турком пока не получилось. Всех.
Кажется, по поводу того, что он слишком много хвастается, Мартин мог не переживать. С точки зрения Занозы массовые убийства были не поводом для гордости, а необходимостью. С точки зрения его Хасана, видимо, тоже. Интересная у них там жизнь, в Лос-Анжелесе. Почти такая же интересная, как в Москве.
— И с тех пор Зуэль знает, что ты демон?
— Ну, да. Как-то так вышло. Он догадался. Не знаю, может, люди меньше убивают?
— Люди убивают не так, Мартин, — прозвучал рядом резкий, немного каркающий голос Зуэля. — Я вас не подслушивал, но кое-что, все же, услышал. И раз при твоем юном друге можно говорить откровенно, — темнокожий танцор чуть поклонился Занозе, — я скажу откровенно. Люди не рвут других людей на куски вот такенными когтями, — он показал какими, на максимальную длину разведя большой и указательный пальцы.
Пальцы у Зуэля были длинные, и заявленный размер впечатлил даже Мартина. Он у себя таких когтей не помнил.
— В результате меня на полгода сняли с оперативной работы, — сказал Мартин.
Заноза прикинул, что в его мире сделали бы с сотрудником госбезопасности за убийство нескольких десятков человек. Сделать могли разное — в зависимости от количества свидетелей убийства. В случае Мартина, похоже, свидетель был всего один, да и тот не спешил о себе заявить. Так что и Мартин был в порядке, подумаешь, поработал полгода в кабинете, и с Зуэлем ничего смертельного не произошло.
Хотя, высоченный и невероятно худой негр сам походил на смерть. Запавшие щеки, крючковатый нос, огромные глаза со сверкающими белками — это не просто смерть, а какая-то особо страшная. Но так выглядели многие танцоры. Если изнурять себя репетициями, ни черта не жрать, много пить и все время нервничать, поневоле превратишься в страшилище. На сцене эти люди преображались, а вне сцены, вроде как, и не жили.
А, вообще, угораздило, конечно. Мартин, значит, федерал? Еще и из отделения по борьбе с наркотиками? Пофиг, что кибернетическими. Дурь, она всегда дурь, хоть на нее смотри, хоть жри, хоть в вены коли. А с виду нормальный же парень. Интересно, сколько демонов состоит на службе у федералов, в том мире, в родном? И ведут ли они между собой демонические войны за свои демонические интересы, используя людей как игровые фишки? Борьба за души между ФБР и ФСБ? Или, того веселее, между АНБ и ЦРУ? В России-то точно все между собой перегрызлись.
— В результате, Мартин всегда может найти в «Нандо» и приют, и работу, — добавил Зуэль.
— Спасибо, конечно, — пробормотал Мартин с большим сомнением, — но если мне понадобится работа, я лучше открою частное детективное агентство.
Учитывая, чем славен «Нандо», Заноза бы тоже засомневался. И тоже предпочел бы частное детективное агентство.
Он подумал про «Турецкую крепость» и настроение стремительно начало портиться.
Хасан не звал его туда. За тринадцать лет ни разу не предложил там работать, даже ни разу не попросил помочь в чем-нибудь. Оказавшись в Алаатире, они вдвоем заручились поддержкой тийрмастера, вдвоем расчищали себе место для обитания, вдвоем объясняли всем, кто заслуживал объяснений, кто они, что они могут, и почему их можно бояться, можно уважать, но нельзя с ними ссориться. Да хрен ли там, они охотились вместе! И этого, последнего, было более чем достаточно. Но Заноза не мог понять, хоть дерись, хоть убей его снова, почему Турок не предлагает ему работать на «Крепость».
Кто лучше? Да никого! Во всем мире никого лучше не найти.
— Слишком хорош, — только и сказал Хасан, когда Заноза однажды потребовал объяснить, чем не угодил. — И так тоже бывает.
Нет. Заноза знал, что так не бывает. Нельзя быть слишком хорошим, можно быть или лучшим или не лучшим. И если тебе достался кто-то, лучше кого нет, нельзя от него отказываться. Хасан не звал его работать в «Турецкой крепости» по той же причине, по которой не принимал слишком дорогие, по его мнению, подарки. А Заноза не мог этого понять, так же, как не понимал отказы от подарков. Для Хасана ничего не могло быть слишком хорошо или слишком дорого. Зато могло быть недостаточно хорошо. Могло быть плохо. Быть самым лучшим и быть при этом недостаточно хорошим — кто на такое способен? Ну, разумеется, Заноза. Ходячий калейдоскоп психозов и комплексов, который каждую ночь открывает в себе что-нибудь новое.
Он решил, в конце концов, что Турку нужно хоть что-нибудь только свое. Без него. И успокоился на этом. Потому что такое желание было понятным, и не означало, что он плох, а означало лишь, что его бывает слишком много. Об этом, о том, что его слишком много, Хасан говорил часто, уверенно и иногда даже убедительно. Нет, Заноза все равно не верил, но… «Турецкая крепость» нужна была Хасану, как место, где его нет. Это объяснение было хорошим, потому что все объясняло. Объяснения, объясняющие не все, недостаточно хороши. Зачем они, вообще?
А потом был февраль две тысячи пятого года. И он сорвался в Мексику. И погиб там. Даже не помнил как. Каждый раз память подсовывала что-нибудь другое.
Он сгорел на солнце, не успев закопаться в темную нору — сумев не закопаться, так правильнее. А может, его разорвала на куски стая бродячих упырей. Зашибись у них получился ужин — такие мертвяки как он нечасто становятся закуской оборзевшего молодняка, скорее уж, такие мертвяки как он сами любят иногда закусить молодым вампиром. А то и двумя, это как пойдет. Или, может быть, его нашли венаторы. Такое случалось время от времени: они искали-искали-искали, и иногда находили. И в этот раз он не вышел из боя победителем.
Но что бы Заноза ни помнил, он знал, что ничего этого не было. Он не смог дождаться рассвета — он испугался, и дальше действовал инстинктивно, а когда мозги отключаются, он способен спрятаться от солнца даже там, где спрятаться, вроде бы, негде. И бродячая стая прокляла тот день, когда решила поохотиться на упыря-одиночку — те из них, кто не превратился в пыль, стали его ужином. И от них, в конце концов, тоже не осталось ничего кроме праха. И он не попался венаторам — это они попались ему. Он выстелил охотниками улочку в каком-то несчастном городишке, и обезглавил каждое тело. Чтобы наверняка.
Ничего он не может нормально сделать. Даже когда решил, что пора завязывать с вечностью, это все равно закончилось тем, что с вечностью завязали другие. То ли это невезение, то ли раздолбайство.
Он вернулся домой, и Турок отфигачил его, как… да как неизвестно кого. Наверное, никого так никогда не били. Из живых уж точно. Живым таких люлей в десять раз меньше надо, чтоб помереть. Но, честное слово, стоило получить в десять раз больше, чем он получил, потому что Хасан сказал:
— У меня есть для тебя работа в «Крепости». Хоть под присмотром будешь. Придурок несчастный.
Он, правда, добавил еще: «и чтобы больше никаких твоих баб в этом городе». И так оно и вышло — Мисато Заноза услал в Юнгбладтир, а Эшива предпочла сама перебраться в пригороды. Но пригороды, это все равно, что город. А Мисато… ну, что Мисато? Оставалось надеяться, что Рональду нравятся разговаривающие матом японские тинейджеры. За три года он еще ни разу не пожаловался. Правда, Заноза все равно считал, что в долгу перед ним. И, скорее всего, Рональд об этом прекрасно знал.