Колдовской мир: Трое против колдовского мира. Волшебник колдовского мира. Волшебница колдовского мир - Нортон Андрэ. Страница 89

Возле каждой палатки стояли, яростно лая, по три-четыре собаки. Несколько мужчин вышли, чтобы выяснить причину собачьего шума. Насколько я могла судить при слабом свете, все они имели тот же цвет кожи и те же черты, что и мой захватчик, так что трудно было сказать, племя это или семейный клан. Когда сани остановились на опушке леса, люди подошли ближе, и я сочла за благо прикинуться, что всё ещё не пришла в себя.

С меня сдёрнули покрывавшие меня меха, подняли и отнесли куда-то, где запах кухни смешивался с запахом шкур, собак и давно не мытых тел. Там меня бросили на кучу чего-то, что подалось достаточно мягко для моего избитого тела, но не избавило от добавочной болезненной встряски. Я услышала разговор, почувствовала тепло и даже увидела свет через закрытые веки: видимо, кто-то поднёс к моему лицу факел. Во время путешествия я каким-то образом потеряла шапку, так что мои волосы…

Чьи-то пальцы откинули их, повернули мою голову, и я услышала возбуждённые восклицания, как будто моя внешность показалась удивительной.

В конце концов меня оставили в покое, и я лежала, боясь пошевельнуться, и внимательно прислушивалась, чтобы узнать, есть ли кто-нибудь здесь рядом. Если нет, мне очень бы хотелось осмотреться.

Я начала медленный отсчёт до пятидесяти, а затем до ста — не рискуя открыть глаза раньше, не шевелясь и не поворачивая головы. Может быть, даже такой ограниченный обзор поможет мне оценить ситуацию.

Я досчитала до сотни, потом из осторожности ещё до сотни и только затем решилась. К счастью, люди племени при осмотре повернули мою голову ко входу палатки, так что я могла кое-что увидеть.

Я лежала на куче мохнатых шкур, накиданных на свежесрезанные ветки, ещё достаточно гибкие, чтобы создать некоторый комфорт. Справа стояли несколько ящиков, тоже покрытые шкурами, только уже выделанными и разрисованными узорами, теперь уже потускневшими и осыпавшимися. Я не нашла среди них ни одного знакомого мне символа.

По другую сторону двери висела рама с зарубками, в которую были с наклоном вставлены узкие полки. Они были завалены мешками, деревянными ящиками и посудой, хорошо сделанной, но без декоративных узоров. Там же висело два охотничьих копья.

Освещение, при котором я всё это увидела, привело меня в изумление. От центрального шеста ко всем сторонам палатки тянулись шнуры, на них висели полосы тонкой материи, похожей на самый лучший шёлк, какой иногда привозили из-за моря салкары. В этой тончайшей ткани запутались мириады крошечных насекомых, причём не мёртвых, как в тенётах паука, а живых. Каждое насекомое мерцало искоркой света, так что все вместе они освещали палатку — не так ярко, как я привыкла, но достаточно, чтобы можно было всё увидеть.

Я с удивлением смотрела на это. И в это время вошёл чужак и увидел мои открытые глаза. Досадуя на свою глупость, я состроила испуганное лицо и попятилась от него, как бы желая убежать, но не имея к этому возможности.

Он встал на колени возле моего ложа, критически и оценивающе оглядел меня, и вдруг грубо просунул руку под мою куртку, так что я не могла ошибиться в его намерениях. Теперь мне не надо было разыгрывать страх; я и в самом деле испугалась.

Играть роль покорной самки я больше не могла и не собиралась без борьбы позволить ему сделать то, что он хотел. Я тщетно изгибалась, пытаясь вцепиться зубами в его руки, которые теперь рвали мою куртку и тунику под ней. Я отбивалась изо всех сил, отталкивая его коленями и стараясь ударить его.

Похоже, он рассматривал это как игру, и она ему нравилась. Он присел на пятки, и его ухмылка не сулила мне ничего хорошего. Вероятно, ему хотелось продлить моё унижение, потому что он не продолжал своих действий, а сидел и смотрел на меня, как бы обдумывая следующий шаг и предвкушая заранее то, что он сделает.

Но он так и не успел воспользоваться случаем. Послышался резкий оклик, и из-за дверного полотнища показалась голова и плечи женщины племени.

У неё было такое же широкое и плоское лицо, как и у мужчины, но волосы были уложены в замысловатую башню. В шпильки в волосах были вставлены драгоценные камни, игравшие на свету. Её свободное меховое пальто было распахнуто, и под ним, несмотря на холодную погоду, ничего не было выше талии, кроме множества ожерелий из драгоценных камней. Соски тяжёлых грудей были выкрашены в жёлтый цвет, и от них, имитируя цветок, во все стороны расходились лепестки той же окраски.

Разговаривая о чём-то с моим пленителем, она рассматривала меня с какой-то надменной веселостью, и вид у неё был властный, как у колдуний Эсткарпа низшего ранга. Я и не предполагала встретить здесь нечто подобное. Впрочем, с чего я взяла, что в этом обществе главенствуют мужчины? Только из-за манеры, с какой этот чужак обращался со мной?

Они говорили со странным акцентом и весьма быстро. Я кое-что улавливала, но общего смысла не понимала. Я снова пожалела о моей утраченной Силе, даже о самой малой части её. Только тот, кто обладал ею, мог бы понять мои чувства. Эта великая потеря больше чем наполовину опустошила меня.

Хотя я и не понимала их слов, но мне стало ясно, что их недовольство усилилось, и что женщина приказывала мужчине сделать что-то, чему тот противился. Один раз она повернулась к двери и сделала жест, который я расценила как намёк, что она призывает кого-то поддержать её требования.

Злобная усмешка исчезла с толстогубого лица мужчины. Оно стало таким угрюмо-мрачным, что я бы на месте этой женщины испугалась. Но её презрение и нетерпеливость росли, и она опять повернулась, как будто подмога, которую она хотела позвать, стояла за дверью. Но прежде, чем она позвала — если и собиралась, — её прервал низкий медный гул, входивший в уши протяжным многократным эхом.

Услышав его, я на секунду забыла, где я, и какие ещё испытания мне предстоят. Этот гудящий звук пробудил во мне то, что я считала навеки утерянным — не только крохи памяти, но и немедленный ответ, который оказался для меня столь поразительным и ошеломляющим, что я чуть не вскрикнула.

Мой Дар был утерян, но память — нет. Я помнила искусство чар, господство воли и мысли, которому меня обучали, хотя и не могла ими воспользоваться. Память подсказала мне, что в этом варварском лагере прозвучал колдовской гонг. Кто мог воспользоваться этим орудием в таком месте?

Женщина явно торжествовала, мой мучитель беспокойно хмурился. Наконец он вытащил из-за широкого пояса длинный нож, встал надо мной и разрезал верёвку, связывавшую мне ноги. Когда он грубо поднял меня, его руки скользнули по моему телу, обещая причинить в будущем немало неприятностей, раз уж не удалось это сделать сейчас.

Поставив как куклу, он резко подтолкнул меня вперёд, и я беспомощно врезалась бы в стену, если бы женщина не перехватила меня за плечо. Её ногти жёстко вцепились в мою руку, и она повернула меня лицом к выходу. Мы вышли в ночь, освещённую кострами.

Люди у костров не смотрели на нас, когда мы проходили мимо, и мне показалось, что по каким-то причинам они умышленно отводили от нас взгляды. В воздухе всё ещё чувствовалась вибрация, порождённая гонгом, хотя сам звук уже оборвался.

Я ковыляла, поддерживаемая и подгоняемая женщиной, мимо костров и палаток всё глубже в лес, извилистым путём между деревьями. Когда костры остались позади, стало очень темно, а тропа — совершенно неразличима. Но моя стражница-гид шла спокойно, как будто видела в темноте гораздо лучше меня или ходила здесь так часто, что ноги сами вели её куда надо.

Замигал другой костёр — низкий, с голубым пламенем. От него исходил запах ароматических смол. Его я тоже знала издавна, только обычно он вился из жаровни, а не от палочек, поставленных открыто. Неужели меня привели к настоящей колдунье? Возможно, к беженке из Эсткарпа, перешедшей, как и мы, через горы в поисках древней родины.

Палатка, перед которой пылал огонь, была больше других. Она занимала почти всю поляну, на которой стояла. В дверях стояла фигура в плаще с капюшоном, время от времени протягивая руку, чтобы подбросить в огонь приятно пахнущие травы. Учуяв этот запах и хорошо зная, зачем он здесь, я обрадовалась: он не от сил Зла. Эта пища не для Тьмы, а для Света.