Момент волшебства - Фостер Алан Дин. Страница 27

Чаропевец прислушивался довольно долго, прежде чем решил накинуть плащ и отправиться на берег. Звук был какой-то неестественный, на одной ноте, похожий на капель. Юноша высунул руку, подставив ее под дождь, но быстро убрал, будто ее ужалили, потом медленно вытянул опять. Он в изумлении уставился на руку, не понимая, что происходит, и покачал головой. Необъяснимое явление упорствовало. Стало быть, Джон-Том пока еще был в своем уме.

Вода капала на вытянутую руку, но снизу вверх. Ощущение нормального дождя. Джон-Том убрал руку и лизнул дождевую каплю. Едкий, солоноватый привкус. Он успокоился. Ясно: органы чувств функционируют, как положено. Следовательно, нелады с осадками, а не с ним.

Он стоял и смотрел на дождь до тех пор, пока окончательно не проснулся, потом повернулся и пошел будить Маджа.

– У-ф-ф!.. Что, кто, в чем дело? – Выдр моргал и щурился, глядя на него снизу вверх. Физиономия Джон-Тома, должно быть, представляла собой малоприятное зрелище в свете едва мерцающего костра. – Что случилось, кореш? Ах ты, какая темнотища! Все равно что мысли мирового судьи.

– Так ведь ночь пока! Солнце еще не взошло.

– Ничего себе! – вскинулся рассерженный Мадж. – Зачем же ты разбудил меня?

– Дождь идет, Мадж.

– Слышу. Ну и что?

– Дождь идет не по правилам.

– Как это – не по правилам? Ты что, спятил?

– Мадж, дождь идет снизу вверх.

– Ясно! Крыша поехала, – пробормотал выдр. – Горе ты мое луковое!

Он выскользнул из-под одеяла и, полусонный, заковылял к краю воды, но сначала вытянул наружу лапу. Капли дождя запрыгали, ударяясь о тыльную сторону кисти, а сама ладонь осталась сухой.

– С ума можно сойти, это точно!

Джон-Том вытянул руку рядом с выдровой лапой.

– Однако что же это такое, что это все значит?

Феномен и впрямь завораживал. Юноша смотрел, как капли дождя, ударяясь о тыльную сторону ладони, проскальзывали между пальцами и устремлялись в темное небо.

– Это значит, что твой чудесник-кудесник не шутил, когда говорил нам, что эта часть света – настоящие тропики! Думаю, здесь все так насыщено влагой, что время от времени у земли возникает потребность возвратить часть воды небесам. Если подумать хорошенько, не такая уж это нелепость. Равновесие в природе, не так ли? Сверху – вниз, снизу – вверх: есть от чего прийти в изумление.

– Это я и сам вижу. Однако что же все это значит?

Мадж убрал лапу из-под дождя-вверх-тормашками, лизнул мех у запястья разок-другой, чтобы он высох, и отправился к своему временному лежбищу.

– Это значит, что здесь очень влажное место, парень.

Джон-Том еще немножко понаблюдал за дождем-шиворот-навыворот, а потом присоединился к приятелю. Свернувшись клубком под своим плащом, он лежал и все таращился на густую завесу ливня. Монотонный шум воды, устремлявшейся в поднебесье, успокаивал.

– Действительно, в этом есть своего рода справедливость. То есть я хочу сказать, тут удивительная симметрия, если угодно – поэзия погоды.

– Все так, парень! Я согласен. А теперь давай спать.

Джон-Том повернулся к нему. Силуэт выдра на фоне затухающего огня был едва виден.

– Ты слишком торопишься жить, Мадж. Иногда мне кажется, у тебя нет ни малейшего желания удивляться чудесам природы.

– Чего, чего? – Выдр на секунду разлепил сонный глаз. – Ну, ты загнул! Моросит шиворот-навыворот, только и всего. Видно, придется мне изменить свои представления о том, как мир устроен.

– Разве? Возможно, еще не все для тебя потеряно. Может, ты еще сможешь оценить по достоинству загадочность и прелесть природы, удивительные неожиданности, хранящиеся в ее кладовых. Какая несказанная прелесть в этом слегка видоизмененном явлении природы, в этом данном дожде!

– Сказать по совести, кореш, у меня другой взгляд, иная точка зрения. Я всегда считал, что мир – это большая общественная уборная. И вот, пожалуйста, сюрприз – он, оказывается, может работать и как биде.

– Он перекатился на другой бок, повозился немного и уснул.

Джон-Том еще раз смирился с фактом, что его попутчик, говоря языком эстетики, настоящий примитив. Он в глубокой задумчивости продолжал созерцать идущий вверх тормашками дождь. Тот, конечно, сбивал с толку, однако в нем была своеобразная красота и никакой опасности. В их монотонном путешествии он казался приятным разнообразием.

Дождь устремлялся вверх почти все утро. Стоя на плоту, они ни капельки не намокли, пока, работая веслами, пробивались сквозь завесу поднимающихся испарений. Плот представлял собой крошечный сухой кубик, скользящий по густо заросшим водам.

В конце концов влажность уменьшилась и область постоянных дождей осталась позади.

Поток сузился до размеров лениво текущей речушки, одной из многих, перерезающих кряжи из гранита и сланца. Конечно, такие условия показались путешественникам куда лучше тех, что были в стране, которую они прошли из конца в конец, но все-таки – отнюдь не дивный рай, разрекламированный Клотагорбом. Густой кустарник занимал все пространство между камнем и водой. Они оказались как бы в зеленом тоннеле, куда солнечные лучи пробивались неравномерно: то озаряли все ярким светом, то пропадали.

На одной из скал Мадж заприметил кусты с зеленовато-черными ягодами, по внешнему виду напоминавшими слезинки, и оба путника всю вторую половину дня чревоугодничали – лакомились вкусными ягодами.

Каменистый островок обещал чистое и сухое пристанище для отдыха, и они решили остаться здесь на ночь.

Проснувшись на другое утро, Джон-Том потянулся – и сна как не бывало. Они были окружены со всех сторон не подручными Гирнота и не безликими злыми демонами Маркуса Неотвратимого.

Тридцать выдр уставились во все глаза на юношу, и каждая была удивительно похожа на Маджа. За последнее время Джон-Том испытал не одну встряску, столкнувшись с целой кучей из ряда вон выходящего, но ничего подобного с ним еще не случалось.

– Доброе утро, Джон-Том! – сказали все тридцать разом.

Он попробовал обуздать взметнувшиеся в панике мысли. Уж не наблюдает ли он множество зеркальных отражений, уж не работа ли это какого-нибудь искусного мага-фокусника? Нет, непохоже. Если бы это было так, то они все двигались и говорили бы одинаково и одновременно.

А сейчас они, согнувшись в три погибели, покатывались с хохоту, кое-кто болтал со стоящим рядом соседом, а кто-то мял шляпу с пером, приветствуя Джон-Тома.

Объяснение всему этому было очень простое: здешний мир довел его до сумасшествия.

Один экземпляр стоял в стороне и внимательно наблюдал за происходящим. Этого оказалось достаточно, чтобы Джон-Том убедил себя, что ничего метафизического, туманного и невозможного не происходит. В то же время каждая особь, жестикулируя и гримасничая на свой манер, оставалась на своем месте. Ни шагу вперед, ни шагу назад!

Пока, наконец, один не толкнул его, подойдя сзади, и не напугал до смерти. Джон-Том схватил этого «передвижника» за плечи и как следует встряхнул.

– Мадж, это ты, что ли?

Глаза у выдра были совершенно остекленевшие.

– Не уверен, приятель, уже сомневаюсь. Привык, знаешь ли, считать, что я – это я. В данный момент не могу этого утверждать. Пошел собрать ягод на завтрак, а когда вернулся, застал здесь это сборище, – он жестом указал на Маджей вокруг кострища. – Возможно, я – это не я.

Может быть, я – кто-то из них.

– Мы все – ты, – сказали выдры хором. – Каждый из нас.

– Правильно, но только я – самый лучший ты! – возразила парочка Маджей, стоящих справа.

– Ничего подобного! – выразила протест троица наискосок. – Мы – самые лучшие Маджи, мы.

– Ой, только не надо! Своих родителей хоть не дурачьте, – заявил квартет Маджей с правого фланга.

– Должно же быть всему этому объяснение, – сказал тихо Джон-Том. – Разумное толкование…

– Конечно, должно, кореш, – сказал тот Мадж, что стоял к нему ближе всех. – Я слишком долго таскаюсь за тобой по белу свету и потому стал таким же ненормальным, как и ты.