Надежда мира (СИ) - Воронина Тамара. Страница 2
– Везучая ты, Женька, – завистливо вздохнула Люська. – Счастливая. Все у тебя – внешность, башка хорошая, квартира, мужики такие…
– Да, – согласилась Женя дежурно, – везет.
Люська подумала, не заказать ли еще пива, но вдруг начала принимать потрясающие мужское воображение позы, стараясь повыгоднее продемонстрировать свои замечательные коленки. Вик. Женя не стала оглядываться, прикинувшись, что не заметила поползновений подруги. Считалось, что девчонки проделывают это все из спортивного интереса, но Женя-то знала: удалось бы отбить у нее Вика, были бы счастливы. Такие мужики на дороге не валяются.
На столик упала тень. Рука Вика легла Жене на плечо (она, как и положено, слегка вздрогнула), губы коснулись виска (она просияла уже без всякого притворства) и обалденный голос, заставлявший сердце проваливаться, произнес:
– Прости, я опоздал, такие пробки… Здравствуй, Люсьена.
Люськино полное имя было не Людмила, как ей хотелось бы, а Люсьена, она его ненавидела, и, может, именно потому Женя и представила ее именно так. Ну в самом деле, не подростки, чтобы говорить: это моя подруга Люська. Женя чуть повернулась, ответила на легкий поцелуй и сказала:
– Ничего, мы тут поболтали немножко.
– Ну что, едем? Люсьена, тебя подвезти?
Вежлив он был, что называется, безукоризненно. И столь же безукоризненно равнодушен, чего Люська, конечно, снести не могла.
– Нет, спасибо, я на своей.
– После пива? – удивился Вик. – Смотры, гайцы сегодня озверели, меня тормозили три раза. Может, лучше на метро?
– Гайцев бы я боялась! – оскорбленно фыркнула Люська. Ну да, с ее коленками… А Женя добиралась до работы именно что на метро, ее простенькая тойота, купленная в прошлом году у Виталика почти за полцены, мирно дремала на стоянке. Все равно Вик привезет ее домой и останется.
Вик посмеялся шутке, одарил Люську улыбкой (Люська завистливо покосилась не Женю) и взял Женину сумку. Безошибочно. Будь сумочка дамская (с помадой и ключами), он бы и не подумал это сделать, но это была сумка для выезда за город: кроссовки, майка, ветровка, бейсболка… ну и не без помады, разумеется. Сев за руль своего «лесника», он вдруг засмеялся:
– Интересно, когда-нибудь эти твои… подруги прекратят поползновения меня захомутать?
– Не дождешься, – хихикнула Женя. – Как же: такой мужчина – и вдруг мой…
– Твой, – очень серьезно сказал он. – Только твой. Так что пусть стараются, не бери в голову. Люське твоей кто «Кензо»-то подарил? Совершенно не ее запах. Особенно с сочетании с пивом…
Только Вик чувствовал запахи на расстоянии метра. Люська никак не обливалась духами, пользовалась, как положено: по крошечной капельке за уши, в вырез, на запястье, да и духи были дорогие, а не сто рублей ведро, однако унюхал.
– В прошлой жизни ты был собакой, – сообщила Женя. – Не удивлюсь, если ты расскажешь, каким мылом я пользовалась.
– «Дав», – пожал плечами Вик, – а что? А духи я тебе сам и дарил. Женя, ну не смотри на меня так удивленно. Сколько раз я у тебя бывал? И ни разу не видел никакого другого мыла, кроме «Дав». Так что без всякого нюха, элементарная логика и внимательность. У тебя и шампунь тоже «Дав». И крем. Хотя меньше всего ты похожа на голубку. Рыжих голубей не бывает.
– Ты точно сыщик, – улыбнулась Женя. – Все замечаешь. А куда мы едем?
– В лес. Знаю одно чудное место, просто сказка, словно… знаешь, словно другой мир. Почувствуешь себя эльфийской принцессой.
Вообще-то Женя лес не любила. То есть не сам лес, а, так сказать, сопутствующие эффекты: комаров, паутину, муравьев. Говорить об этом Вику она, конечно, не собиралась, мало ли чего мы не любим, жизнь состоит из компромиссов, а уж уступить любимому и вовсе легко. Женя устроилась поудобнее и посмотрела на лучшего мужчину в ее жизни. Он был дьявольски хорош. Этакий обаятельный мерзавец, эталон мужественности, настоящий мачо, как говорила Милочка, правда, у нее и Бандерас был мачо, ладно хоть не Лео ли Каприо. Ростом умеренно высок, сложением умеренно атлетичен, цветом кожи умеренно смугл, и это был не только загар, он и в недоступных для загара местах не сиял молочной белизной. Все тело его состояло из мускулов, но не гипетрофированных, они не бугрились под темной футболкой и даже не отягощали предплечья, но Женя-то знала… Волосы темные, хоть и не черные, непослушные, глаза карие, не бархатные, скорее, похожие на угольки, яркие, блестящие. Профиль – увидеть и умереть. Улыбка… полжизни за улыбку. А оставшуюся половину – просто за эту непередаваемую полуусмешку, в какую были сложены его губы даже во сне. Мало того что хорош, мало того что фантастически, чертовски, невозможно обаятелен – так еще и галантен, заботлив, а главное, ведет себя так, словно нет в мире других женщин, кроме Жени. Три месяца безудержного счастья. Целых три месяца!
– Знаешь, Женя, за что я тебя особенно люблю? – спросил вдруг Вик, отводя глаза от дороги, чтобы скользнуть взглядом по Жениному лицу. – За то, что ты никогда не спрашивала, за что я тебя люблю. Я что-то смешное сказал? Тогда и не смейся, а дай мне закончить. За твою абсолютную ненавязчивость и необыкновенное чувство собственного достоинства. Поверишь ли, но прежде я такого в женщинах не встречал. Что-то одно еще возможно, но чтоб сразу…
– А я думала, за мою необыкновенную красоту, – неловко пошутила Женя. Быть навязчивой? С мужчиной своей мечты? И получить от него либо по шее, либо под зад? Ну уж нет. Вик покачал головой.
– Любить за красоту нельзя. Влюбиться – можно. А у нас, как мне кажется, уже следующая стадия. А влюбился – да, именно за твою необыкновенную красоту. Ведь эта ваша придурочная Ирма красивее, на первый взгляд. А присмотреться не к чему. К тебе же надо присматриваться. И это уже само по себе такое удовольствие… Ты переодеться-то что-нибудь взяла? Полезай назад, переодевайся. Или притормозить?
Женя отказалась, ловко перебралась на заднее сиденье и открыла сумку. Конечно, пусть себе Люсьена считает, что она отправилась на пикник прямо в золотистых брючках за три сотни долларов и туфлях на каблуках. Может, сама когда-нибудь так вырядится. Женя быстро натянула джинсы, майку, легкую рубашку (от комаров), распустила волосы, нахлобучила бейсболку и переобулась.
– И совсем другой человек, – прокомментировал Вик. У него словно третий глаз был: он наблюдал за Женей во время переодевания, и она кожей ощущала его желание, но машину вел легко и точно, а на спидометр Женя смотреть избегала после второй поездки за город. А ведь наврал про гайцев. Точно наврал. Он чуял полосатые палочки за полкилометра и тут же становился благонравным, как Женя. – Потрясающе ты меняешься. То элегантная офис-леди, то сорванец…
Это да. Это Женя умела. Она была привлекательной – и, разумеется, это знала, – но несмотря на рыжие волосы, не броской, зато умела себя «делать». Одежда, прическа, макияж, улыбка, походка – имелось несколько готовых наборов, но при необходимости она могла и сымпровизировать. Офис-леди имела аккуратную и ничуть не старомодную прическу, сорванец – пушистые пряди по плечам. Волосы у нее вообще были необыкновенные, и если бы Женя верила в бога, то точно благодарила бы его за такой дар. Они были прямые, но пышные, легкие и послушные. Вопрос об «объеме» никогда не стоял. Вопрос об укладке – тоже. Как хотела, так и укладывала. Накручивала прядь на палец – получала локон. Зачесывала волосы назад – так и оставались. Девчонки лопались от зависти.
Женя покопалась в сумке и ликвидировала с лица косметику. Вик одобрительно покивал… значит, мы не только будем пирожки с бутербродами есть, но и все остальное… Машина удобная. Очень удобная. В ней даже и не тесно…
– А покраснела! – обличающе воскликнул Вик. – Значит, подумала о том же, о чем и я.
Покраснела, конечно. Рыжие бывают белокожими, бывают смуглыми (чаще – в кино), а Женя была где-то посередке: кожу имела чуть золотистую (и старательно поддерживала это солярием или пляжем, никогда не стремясь загореть основательно), но краснела легко, хотя и не бурно, даже не по собственной воле. В отместку она потянулась и поцеловала Вика сзади в основание затылка. Машина вильнула.